Тот усмехнулся. – Я пошутил. Оба рассмеялись, хотя и с разными чувствами. – Мне надо задержаться здесь до завтра, проблема решена не до конца. – Боюсь, это невозможно. Завтра утром ты должен кровь из носу быть на оперухе по уговариванию одного негодяя вести себя лучше. Нестор изменил наполнение взгляда, сделав глаза прицеливающим устройством, и Виктор вытянул руки перед собой. – Только не превращай меня в лягушку! Ланин не знает, где ты, меня послала Жанна. – Жанна? – недоверчиво сказал Нестор. – Я ей ничего не говорил, куда поеду. – Видимо, она что-то почувствовала. Мелькнула мысль: уж не сделала ли подруга ему «засос»? Так, что он остался в неведении? Возможно ли такое вообще? И если возможно, почему Жанна так поступила, не предупредив? Ведь это же предательство! Он мотнул головой: не может быть! До чего можно докатиться, если перестать доверять близким людям! Тем более любимой женщине! Недаром же существует закон: ты улыбнёшься, и тебе улыбнутся. – Квадратный корень? – оценил мимику слипера Виктор. – Из минус единицы, – закончил Нестор. – Хорошо, поедем. Пап, ты скоро? – Заканчиваю, – донеслось из кухни. – Можете садиться. – Пойдём, поднимем тонус, легче будет ехать. Сели за столик, принялись потягивать ароматный кофе, пожевали бутерброды с сыром. – Я уеду, – сказал Нестор, – но через день-другой вернусь, посмотрю, что тут у вас происходит. Может быть, ничего больше не понадобится. Безоружный-старший с сомнением покивал, косясь на гостя, и Нестор добавил: – Я должен быть завтра в Москве. – Да я уже понял. – Не переживай, мы победим. Евлампий Калистратович улыбнулся, пряча в глубине глаз сожаление и надежду. Глава 6 Дума о следующем поколении Собрались семеро – все, кто отвечал за деятельность Комитета защиты Отечества, включая директора ФСБ Козодоева и депутата Госдумы Брусникина, на которого недавно было совершено покушение. Ему предлагали сменить на время место жительства, но Валерий Захарович отказался, аргументировав отказ не отсутствием страха, а непрактичностью шага. Непосредственные исполнители акции были или задержаны спецназом «Призрака» или уничтожены, а заниматься вопросом защиты членов КЗО надо было по большому счёту, решая проблему с главарями ячейки «Комитета 300» в России. Заседание «политбюро» КЗО проходило в самом центре Москвы, рядом с Красной площадью, в особняке князей Юсуповых, построенном ещё в восемнадцатом веке. Здание принадлежало Федеральной службе охраны, и попасть в него могли только его служащие да люди с красными пропусками. У всех членов КЗО такие пропуска имелись, так как все они под тем или иным предлогом работали на ФСО, и никаких проблем с проходом в особняк не возникало. Тем более что Мараев имел здесь свой кабинет – как заместитель начальника Управления кадрами ФСО. Пока ждали председателя, разговорились, реагируя на ворчливое замечание Кирилла Максимовича Вересаева, заместителя декана юридического факультета МГУ: – Чуть морду не набили… – Кому? – не понял Данил Фомич Устоев, помощник депутата Госдумы Горюхина. – Мне. – Вам?! – поразился Устоев. – Когда? Где? – Только что, ставил машину на парковке для ВИПов, и молодой прыщ на «мерине», подъехав, начал орать, что это его место. Хотя там нет разметки по фамилиям. Собравшиеся переглянулись. – Вы представились? – поинтересовался Брусникин. – Разумеется, показал бейджик. – А он? – Обматерил, послал вместе с бейджиком на три буквы, – бледно улыбнулся Вересаев, худой, болезненного вида; недавно он перенёс операцию по шунтированию сердца. – Такой ненависти, с какой он ругался, я ещё не встречал. – К сожалению, поводов для агрессии, злобы и ненависти, – проговорил Устоев, – гораздо больше, чем к радости. Но если всё время кого-то ненавидеть, то и будем получать в ответ только ненависть. – Всё это результат влияния Интернета и соцсетей на души пользователей, – мрачно сказал Брусникин, не упускающий случая обвинить правительство в «агрессивной цифровизации» страны. – Соцсети вообще являются системой контроля сознания людей путём создания иллюзии общения. Невольно начнёшь вспоминать систему воспитания в СССР. В те времена соцсетей не было и в помине, и телевидение Союза учило людей уважать друг друга. Интернет же своей вседозволенностью учит всех ненавидеть. – Ну, судя по росту ресурсов Интернета, уродующих психику, – заметил Устоев, – особенно ребёнка, Всемирная паутина является стопроцентно реализуемым проектом уничтожения человеческой цивилизации. – Не преувеличивайте, Данил Фомич, – усмехнулся Вересаев. – Я понимаю, что вам приходится писать речи для депутата Горюхина, окучивающего молодёжные организации. Однако не стоит перегибать палку, заботясь о молодом поколении. – Поколении «некст», – криво улыбнулся Брусникин. – Увы, дружище, если уж употреблять мусорные иностранные словечки: поколение «некст» плавно перешло в поколение «фак». – И вы не преувеличивайте. – Нисколько не преувеличиваю, просто вижу рост негативного отношения больших масс молодёжи к истории Родины, к науке, к тайнам космоса, к работе вообще. Могу привести кучу примеров, о чём мечтает молодое поколение. – Иметь всё, не делая ничего. – Примерно. Нынешняя мораль позволяет всем ничего не делать, как в Европе, где оплачивается простое пребывание в качестве беженца в стране. – Смотря о какой морали вы говорите. Есть христианская мораль, есть исламская, иудейская, китайская. – Да о любой. Все они – суть отголоски единой морали, имеющей глубокую эволюционную природу. Она на миллионы лет старше человечества, если хотите знать. Вот вы упомянули СССР. А ведь только в этой соцсистеме поддерживалась долгосрочная ориентация на светлое будущее, что и являло собой народную российскую мораль. Только в СССР были созданы такие общественные отношения, когда человек труда был почитаем и имел право на достойную старость. Так называемых «светских львиц» не то что не пустили бы в приличное общество и на телевидение, но подняли бы на смех! Кто это? Что это? Да что говорить! – Устоев с горечью махнул рукой. – Да, от развала Союза мы многое потеряли, – сказал Вересаев, сочувственно посмотрев на Данилу Фомича. – Надо же было умудриться дожить в двадцать первом веке до талонов на питание, имея к концу двадцатого такие доходы от продажи нефти, газа, руды и алмазов! С такой космической, военной и атомной промышленностью! – Эк, куда вас занесло, друзья, – сказал вошедший в комнату Мараев. – На минуту оставить нельзя, словно вам по девяносто лет, начинаете ностальгические дебаты по давно обсуждённым потерям. Шестидесятилетний председатель КЗО был сух, подтянут, энергичен, и острый взгляд его прозрачно-голубых глаз выдерживал далеко не каждый человек. Присутствующие обменялись смущёнными взглядами, расселись вокруг овального дубового стола с массивными ножками. Комната совещаний, она же – кабинет Мараева, была небольшой, стандартно и скудно обставленной. В ней умещались два стола, восемь стульев, стоящих у стен и возле столов, книжный шкаф, сейф и плоский телевизор на стене. На столе стоял экран компьютера, а в углах комнаты располагались четыре стойки аппаратной защиты от любых видов взлома и прослушивания. А компьютерная система связи, используемая Мараевым, позволяла ему разговаривать в скайп-режиме с любым абонентом в любой точке земного шара. Сев за стол, Михаил Модестович включил компьютер, бегло просмотрел какие-то сообщения и перевел взгляд на руководителей КЗО. – Полковника Ланина вызвали? Все посмотрели на шестого участника совещания, генерала Добрынина, бывшего начальника ГРУ по подбору кадров. «Призрак» создавался единовременными усилиями в секретных недрах ФСБ и Минобороны, но его главным координатором считался Добрынин, утвердивший кандидатуру Сивкова на посту командира подразделения слиперов, а после его гибели – кандидатуру полковника Ланина. – «Призрак» ушёл в глубокое подполье, – ровным голосом сообщил Добрынин, большой, обманчиво рыхлый и мягкий, с поистине славянским открытым лицом и доброжелательной складкой губ. – Ланин сменил все коды и пароли. Найти его проблематично, он сам выйдет на связь. По кабинету прошелестело единое движение. – Это… неожиданно! – тихо проговорил Устоев. – Он объяснил, в чём дело? – спросил Вересаев. – У аналитиков «Призрака» возникли подозрения в части информационного обеспечения операций. Они не обвиняют нас конкретно, что кто-то работает на врага… – Этого только не хватало! – проворчал Брусникин. – Но предпочитают перестраховаться. Поэтому наше участие в их деятельности прекращается. – Какого чёрта?! – не выдержал Козодоев. – Они за кого себя считают? Добрынин посмотрел на директора ФСБ с немалой дозой сочувствия.