— Останавливаю ее приступ, — огрызнулась Элиза. — Вы не можете остановить тонико-клонический припадок! — Это может. — Элиза положила использованный инъектор в контейнер для утилизации медицинских отходов рядом с раковиной. — Если мы поймаем его достаточно быстро. Мика с ужасом смотрел на напрягшееся тело Амелии. Она выглядела растянутой, сухожилия выделялись, мышцы натянулись. — Что я могу сделать? — Ждать. — Элиза схватила его за руку. Через десяток мучительных секунд Амелия судорожно вздохнула, на мгновение дернулась, а затем обмякла, ее глаза закатились куда-то назад. Элиза положила ее на бок, наклонила подбородок и проверила дыхательные пути. — Она без сознания, но дышит. Мика прижал пальцы к запястью Амелии, чтобы убедиться в этом. Пульс бился слабо, но был. Ее кожа горела так, как, по его мнению, не может пылать у человека. Медсестра недоверчиво уставилась на Элизу. — Как вы это сделали? Что вы ей дали? — Теперь это не имеет значения, — устало отозвалась Элиза. — Это был последний укол. — А больше ей не нужно? — спросил Мика. Элиза вытерла слабые полоски крови, запекшиеся в уголках глаз Амелии. И подняла на него измученный, затравленный взгляд. — Только если она выживет. Глава 29 Уиллоу Уиллоу заметила за линией деревьев какое-то движение, вспышку красного цвета. Она вытерла лицо тыльной стороной руки и посмотрела еще раз. Сайлас перешагнул через проволоку и скрылся между деревьями. Это был уже не первый раз, когда он исчезал без всякой причины. Куда он, черт возьми, направился? Что задумал? Они тренировались утром и днем, но Сайлас вел себя рассеянно и грубо. Когда он во второй раз ударил ее по ребрам «тренировочным» ударом, достаточно сильным, чтобы выбить дыхание из легких, Джерико вмешался и отчитал его. Сайлас только скривил губы. — Зачем мне тратить время на крысу из сточной канавы? — И ушел. В кои-то веки Уиллоу его не винила. Он злился и страдал. Это ужасное ожидание близкой смерти выводило всех из равновесия. Она направилась к деревьям, не успев подумать, что делает. Проходя мимо последней теплицы, Уиллоу схватила одну из бейсбольных бит с шипами, которыми жители «Свит-Крика» отбивались от зараженных диких животных. В лесу это могло ей пригодиться. Она шла за ним на расстоянии, не сводя глаз с красной рубашки, перешагивая через корни деревьев и перебираясь через громоздкие ветви, а колючки цеплялись за штанины. Полог листвы, возвышавшийся над ней, окрасился в желтые, оранжевые и малиновые оттенки. Тени были густыми и плотными, воздух холодил щеки. Уиллоу нажала на узелок, вшитый в рукав, и отрегулировала настройки автоматического согревания свитера. Через пятнадцать минут Сайлас исчез. Она повернулась и стала обшаривать взглядом лес, сжимая в потных руках биту. Прислушалась к пению птиц и тихому скрипу ветвей, трущихся друг о друга на ветру. Позади нее хрустнула ветка. Уиллоу с замиранием сердца повернулась и подняла биту. Она ожидала увидеть пантеру или какое-нибудь другое экзотическое существо, или даже огромного черного волка, спасшего ее на складе. В десяти метрах от нее остановился олень, принюхавшись к воздуху и навострив большие уши. На мгновение олень уставился ей в лицо, а затем скрылся за деревьями. Уиллоу вздохнула. Она услышала еще один звук — серию тупых ударов и тресков. Не выпуская биту из рук, двинулась в сторону шума. Вскоре она наткнулась на небольшую поляну, в центре которой стоял бревенчатый домик. Изнутри доносились звуки — удары, затем приглушенные проклятия. Уиллоу обогнула домик и нерешительно вошла в распахнутую на петлях дверь. В лучах света, проникающего через грязные окна, клубилась пыль, тонким слоем покрывавшая столешницу маленькой кухни, стол, диван и деревянный журнальный столик. Здесь давно никого не было. Что-то грохнуло по противоположной стене гостиной. Старомодная картина с изображением медведя в горном ручье с глухим стуком упала на пол. Возможно, это не самая лучшая идея. Если там окажется не Сайлас, то у нее будут проблемы. Но Уиллоу решилась. Она вздохнула и вошла в темный коридор. Осторожно прислонившись к двери первой спальни, заглянула внутрь. В комнате стояла кровать с засунутым в угол узорчатым одеялом, пыльный комод и выцветший голубой ковер. Сайлас повернулся лицом к стене и раз за разом наносил по ней удары голыми кулаками без перчаток. Гипсокартон треснул в нескольких местах, белые куски осыпались на деревянный пол у его ног. Маска сползла с его шеи, лицо сделалось зверским. С проклятием он ударил кулаком по одной из трещин. Гипсокартон раскололся. Кровь растеклась по костяшкам пальцев и забрызгала тускло-желтую стену. — Сайлас! — Она ошеломленно смотрела на него. Он отпрыгнул назад, споткнувшись о комод, и пригнулся, подняв кулаки, готовый к бою. Когда Сайлас увидел Уиллоу, его рот исказился, эмоции пронеслись по лицу так быстро, что она не смогла прочитать ни одной из них. Он выпрямился и вытер кулаки о бедра. — Какого черта? — прорычал Сайлас, и в его голосе послышались грубые нотки. — Что ты здесь делаешь? Она опустила биту и прислонила ее к ноге. — Я могу спросить то же самое у тебя. — Ты меня преследуешь? Так? Уиллоу хотела усмехнуться в ответ, но что-то в этой ситуации, в стеклянном блеске его глаз, в том, как незаметно дрогнула его верхняя губа, заставило ее задуматься. Она долго смотрела на него. — Нет. Он оскалился в ответ. — Никто не разрешал тебе ходить за мной. Ты лезешь не в свое дело. Уиллоу подняла брови. — О, эта хижина принадлежит тебе? — Убирайся. Она пожала плечами. — Мне не хочется. Почему ты здесь бьешь стены? — Неужели ты совсем не понимаешь намеков? Я не хочу, чтобы ты была здесь. — Он отвернулся, кривя рот — но не в знак презрения или насмешки. Его глаза блестели. Сайлас хоть и сволочь, но все-таки человек с настоящими чувствами, как бы он ни пытался скрыть их за сарказмом и жестокостью. Он мог презирать всех остальных, но любил свою сестру. Уиллоу как никто другой знала, как странно проявляется горе. Гнев так легко уживается с бедой. — Все в порядке, — сказала Уиллоу. — Грустить об Амелии — это нормально. Он кинулся на нее, стиснув зубы. — Молчи! Ты ничего не понимаешь! — Сайлас пронесся мимо, толкнув ее в дверную коробку, и направился по коридору в гостиную. Уиллоу последовала за ним. Он не хотел простых банальностей так же, как и Уиллоу. Она подумала о Зии, которую потеряла, которую не смогла защитить. И почувствовала бессильную ярость, знакомую волну горя и стыда, с которой боролась семь бесконечных недель. Уиллоу изо всех сил размахнулась. С глухим треском бита ударилась о стену гостиной. Гипсокартон разлетелся на куски, осыпаясь на пол. Сайлас развернулся и уставился на нее. Она протянула биту рукояткой вперед. — Так гораздо приятнее и не больно. Его рот искривился, словно Сайлас собирался выплюнуть какой-нибудь язвительный, нелепый комментарий. Но он этого не сделал. Он взял биту. Повернулся к стене и уставился на проделанную ею дыру. Размахнувшись, Сайлас пробил свою собственную дыру. — Еще раз, — посоветовала Уиллоу. Сайлас размахнулся снова, потом еще раз, ударил битой по стене, и шипованные гвозди выбили глубокие куски гипсокартона. Тонкий белый туман застыл на его руках и лице, покрывая их тусклым налетом. Он передал ей биту. Вместе они разрушили всю стену, пока в ней не остались только зазубренные дыры, оголенный каркас и путаница проводов. Они не разговаривали. Им это было не нужно. С каждым ударом, с каждым созданным Уиллоу кратером, с каждым толчком, отдававшимся в руках, с каждой капелькой пота, стекавшей в глаза, с каждым криком, рвавшимся из горла, она ощущала боль, как пульсирующую рану, открывавшуюся все шире и шире. Воспоминания нахлынули на нее, и Зия схватила ее за руку, озорно ухмыляясь. Удар. Фыркающий, сотрясающий плечи ослиный смех Зии. Удар. Зия танцует и поет дурацкие песни в караоке во всю мощь своих легких.