Если Габриэль не мог сделать это сам, может быть, кто-то вроде Сайласа выполнит это за него. Если бы удалось спровоцировать Сайласа на гнев, который, как Габриэль понимал, кипел в глубине его души. Сайлас был зол — на что именно, Габриэль не знал, да ему и неважно. О чем мог переживать представитель элиты? Но, возможно, он мог бы использовать этот гнев в своих целях. — Чего ты ждешь? Вы все только говорите? Все как я и думал. Ты просто бесхребетный червяк. Сайлас ударил кулаком по столу. Вскочив на ноги, он бросился на Габриэля. Прежде чем кто-то успел остановить его, он ударил Габриэля кулаком в лицо. За глазами полыхнула боль. Но он не вздрогнул. В каком-то ужасном, извращенном смысле ему было приятно. Вышло проще, чем он думал. Он наклонился вперед, дразня Сайласа кривой улыбкой. — У тебя не хватит смелости. Сайлас снова его ударил. Голова Габриэля откинулась к стене. — Прекрати! — Надира попыталась схватить Сайласа за руку, но Сайлас оттолкнул ее. Тарелка выпала из ее рук, разбившись о пол кухни. — Это тебе за Амелию, грязная крыса! — прорычал Сайлас. Габриэль вздрогнул. Боль, пронзившая его лицо, не смогла унять чувство вины в его душе или жгучую боль в сердце. Амелия находилась в одной из задних спален, приводя себя в порядок. Вот только дочиста отмыться ей так и не удастся. Габриэль видел, как этот больной человек кашлял прямо в ее открытый рот. Все надежды остальных были тщетны. Она заболеет, а потом умрет. И никто и ничто не сможет этому помешать. Его пронзило воспоминание: ее губы на его губах, руки, запутавшиеся в его волосах, нерешительная, доверчивая улыбка. Как она смотрела на него, словно он один мог ее спасти. Стыд опалил его грудь. Он нуждался в боли. Ему требовалась серьезная боль, пока она не вытеснит все мучительные мысли. — Просто сделай это, ублюдок! — Я… тебя… убью! — Сайлас раз за разом ударял кулаком в нос Габриэля, в его правую щеку, в челюсть. — Сайлас Хантер Блэк! — Элиза вбежала из гостиной. — Прекрати немедленно! И вдруг в комнате появились Джерико и Мика, оттаскивая Сайласа от него. Сайлас сел на корточки, тяжело дыша, с окровавленными костяшками пальцев. Он в ярости уставился на Габриэля. Габриэль ухмылялся, оскалив зубы, на губах у него пузырилась кровь из рассеченного языка. Губа разорвалась, боль разлилась по лицу. Он сплюнул на пол сгусток крови. — Это твой лучший удар? — Только тренировка. Хочешь повторить? — Уходи! — Мика повернулся к Сайласу, повысив голос. — Я сменю тебя. Иди! Сайлас дерзко пожал плечами и поднялся на ноги. — Не знаю, почему тебя еще никто не убил. — Он вытер кулаки о штаны, схватил одну из вычищенных винтовок и прошмыгнул в гостиную. Мика смотрел на Габриэля, шевеля губами, словно хотел высказать ему все, что думает, но не мог придумать, что сказать. Выражение его лица выражало муку, а рот застыл в напряжении. Габриэлю было невыносимо видеть осуждение в глазах брата. Его охватила темная ярость. Для него гнев всегда казался слаще, чем горечь отчаяния. Он поднял скованные наручниками руки и жестом показал на свое израненное лицо. — Ты тоже хочешь попробовать? Давай. На лице Мики промелькнула тень, гнев смешался с чем-то еще. Не ненависть, но печаль. «Только мы, всегда». Больше нет. Уже никогда. Это поразило Габриэля, как удар, хуже любого, нанесенного Сайласом. Мика отвернулся от него и обратился к Надире. — Тебе нужна помощь? Надира присела на корточки на полу. Она вытирала пролитое мясное месиво и осколки керамики полотенцем для рук. Улыбнулась скромно Мике. — Я справлюсь. Не волнуйся. Мика вышел из комнаты, не сказав Габриэлю ни слова. Чего он ожидал? Он заслужил это. Он заслужил ненависть брата, Амелии, всех. Он заслуживал боли, отчаяния и смерти. Он заслуживал всего этого. Несколько мгновений Надира работала молча. Затем бросила полотенце в раковину и принесла ему еще одну тарелку с едой. — Спасибо, но не нужно, — пробурчал Габриэль, чувствуя, как желудок сжимается от пьянящего аромата. Даже нарезанные куски безвкусного белка казались аппетитными, если ты сильно голоден. Он погремел наручниками. — Как видишь, у меня скованы руки. Надира опустилась на колени рядом с ним. — У тебя есть два варианта. Я могу кормить тебя с ложечки, или ты можешь держать тарелку руками и глотать. Он хотел отказаться, сознательно выбрать голодную смерть в качестве наказания, но оказался слишком слаб. Голод и потребность тела победили. Габриэль выхватил тарелку из ее рук и поднес к губам. Еда была восхитительна на вкус. Ему было плевать, что она фабричная. Он поглощал ее так быстро, как только мог, не обращая внимания на жжение в губах. Надира пристально смотрела на него. Глаза у нее были огромные, темные, как у той девочки в желтом халате. — Что ты смотришь? — прорычал он. Прикрыв глаза, он так и не смог избавиться от стеклянных, преследующих его глаз девочки. — Тебе нужно найти мир в своей душе. Ему хотелось утонуть в собственных страданиях, поддаться воющей тьме в своей душе. — Уходи. — Ты можешь получить прощение, если захочешь. Для таких, как он, прощения не существовало. Габриэль знал это. Он не хотел обманываться, больше не хотел. — Спасибо за еду, но я не нуждаюсь в чертовом ободряющем слове. Она промокнула салфеткой его окровавленную губу. Он резко дернул головой назад. — Мои родители — мусульмане. До того как все это случилось, я не понимала, во что верить. — Ее голос звучал мягко, почти робко, но в ее словах не было никаких сомнений. — Но я знаю, что это правда. Аллах прощает все грехи. — Я сомневаюсь в этом. — Это правда. И я молюсь за тебя. Он фыркнул. — Не стоит. Есть много вещей поважнее, за которые можно помолиться. Она благоговейно прикоснулась к своему хиджабу. — Мама учила меня, что молитвы никогда не бывают напрасными. И ни одна душа не теряет надежды. Каждый может искать и найти искупление. Это требует времени, усилий и искренности, но оно ждет тебя. Он стиснул челюсти. — Единственное, что меня ждет, — это наказание и смерть. Надира откинулась назад и вытерла лоб тыльной стороной руки. — Наказание и искупление — две разные вещи. Ты можешь обрести мир даже в тюрьме, даже перед расстрельной командой. — Кто сказал, что я хочу искупления? — Почти против воли Габриэль взглянул на нее. Ее взгляд сравним со взглядом Амелии — он пронзил его уродливое, почерневшее сердце. Она была искренна, ее доброта проступала в каждой черточке ее нежного лица, но она ошибалась. Для него нет и никогда не будет искупления. Глава 15 Мика — Вы это слышали? — спросил Мика. Рядом с ним Финн и Уиллоу приостановились, чтобы прислушаться к жужжанию насекомых и пению птиц. — Двигатель, — решила Уиллоу. — Громкий. Не электрический. — И не один, — раздался сзади голос Сайласа. Мика взглянул на синяки и ссадины на костяшках Сайласа и отвернулся. Лицо Габриэля выглядело еще хуже: левый глаз опух, губа разбита, несколько фиолетовых синяков темнели на его бронзовой коже. Сайлас был самоуверенным придурком, но Мика не мог винить его за нападение на брата. Мика не раз фантазировал о том, как бы ему самому это сделать. — Мотоциклисты, — заявил Хорн. — Мы должны поговорить с ними. Мике идея показалась не очень хорошей, но он ничего не сказал. Он не был главным. Джерико знал, что делает, несмотря на то, что Хорн отличался импульсивностью. — Если это еще один военный транспорт, может, на этот раз они остановятся. — Элиза поправила свой рюкзак. Они нашли по одному на каждого человека, хотя большинство из них размером со школьные ранцы и даже не были заполнены. Еды и воды им хватит на два или три дня. Они шли параллельно шоссе уже четыре часа с тех пор, как на рассвете покинули город Мейфилд. Ночью их никто не беспокоил, хотя Мика сомневался, что кто-то хорошо спал.