— Оскару нужно что-то на память об отчиме, — ровным тоном продолжила Офелия, не сводя с меня глаз. — Я бы хотела, чтобы эти картины остались у него. Люк был бы не против, если бы знал, что мы уезжаем. Он любит Оскара. Эти слова подразумевали другое, невысказанное. Я спала с ее мужем, но она даже не упомянула об этом. Отдать ее сыну работы Люка — наименьшее, что я могла сделать, чтобы искупить вину. Решиться на это мне было мучительно трудно — труднее, чем она думала. Я чувствовала Люка через эти картины, единственную его частичку, которая мне осталась. Но Оскар был его пасынком и тоже его любил. Я кивнула. — Оставьте их в его больничном шкафчике, пожалуйста. И, Рейчел, вот еще что. Не могли бы вы приложить к ним старую картину, которую унаследовал Люк? Ту, что написана его прапрадедом? Оскар любит яркие краски, она всегда ему нравилась. Она не имеет большой ценности, но Люк хотел сохранить ее в семье, а Оскар — его семья. Сам же Люк теперь нуждается исключительно в вас. Я отойду в сторону. Так вот в чем было дело. Она предлагала сделку и свое благословение. Люк любил эту картину. Офелия, должно быть, догадалась, что он доверил ее мне, и решила, что просит не так уж много. — Я навещу Оскара, как только мне разрешат. — С этими картинами? Я кивнула, и отчасти это было правдой. — Благодарю вас. — Офелия завела двигатель, но все еще смотрела на меня. — Блейк может явиться к вам. Он умен и может догадаться, что я вам о нем рассказала. Если он придет, немедленно звоните в полицию. Он очень опасный человек. Не впускайте его и не верьте ни единому слову. Она отстранилась и без улыбки окинула меня своим ясным взглядом. — Всего хорошего. Берегите себя, Рэйчел. Я не сказала ей, что не вернусь к Люку, что причинила ему достаточно бед, что после освобождения ему будет лучше без меня. Я вышла из машины и обернулась, чтобы попрощаться и пожелать удачи, но она уже завела машину и отъехала, даже не взглянув на меня. Я отперла дверь и вошла в дом. Я ужасно устала. Сказывался недостаток сна. Пеппер сопел в своей корзинке. Лиззи, должно быть, завезла его сегодня утром перед работой, когда я отсутствовала. Я поставила телефон на зарядку и скинула туфли. Решила немного поспать, а потом позвонить ей в обеденный перерыв и рассказать про Блейка до того, как это появится в новостях. Он ей нравился. Я подумала, что сначала она не поверит, а потом будет шокирована и, возможно, даже уязвлена. Я медленно поднялась наверх и направилась в спальню, чтобы снять с крючка халат и пойти в свою новую комнату, но замерла на пороге. В кресле возле кровати сидел Блейк. Глава 33 Июнь 2017 года — Ну наконец-то! Мой любимый доктор. Он улыбнулся, но не своей обычной улыбкой — глаза оставались серьезными. В руках он держал бокал с чем-то похожим на бренди, который Нейтан берег на Рождество. — Что вы здесь делаете? — Мое сердце стучало так громко, что казалось, он его слышит. — Захотелось вас увидеть. — Блейк продолжал улыбаться, будто предлагая мне подыграть и превратить его вторжение в светский визит. — Как вы сюда попали? — Я села на край кровати, пытаясь улыбнуться в ответ и изобразить голосом легкое любопытство, словно не находила ничего особенного в том, что обнаружила его в доме, который оставила запертым. — Ваша милая дочь открыла мне дверь. — Он отхлебнул из бокала. Страх сжал мое сердце. — С ней все в порядке? — С ней все отлично. Она пошла домой собирать вещи. — Какие вещи? — Она заслужила небольшой отпуск. Неужели Блейк и был тем другом, с которым, по словам Нейтана, Лиззи собиралась в отпуск? Как давно они это задумали? Зачем ему моя дочь? Я стала нащупывать в кармане телефон, но вспомнила, что оставила его внизу на зарядке. — А вы у нас, выходит, героиня дня. Разговор о Лиззи, видимо, закончился. Если бы мне удалось проскользнуть вниз, я схватила бы телефон и предупредила ее, что Блейк опасен. Очарователен, но смертельно опасен. — С чего это я героиня? — Когда прошлой ночью я возвращался домой, мимо из Норт-Кэнонри с сиреной проехала скорая помощь. Я подумал, что моя сестра себя поранила. Она не раз пыталась это сделать. Я проследил за машиной до больницы и подождал на парковке. Когда позади нас взвизгнули тормоза, нам было не до того, иначе мы заметили бы Блейка, наблюдавшего за нами через лобовое стекло своего автомобиля. — Я увидел, что не ее, а Оскара вынесли из скорой на носилках, ну и… — Он опустил взгляд, улыбка исчезла. — Время тянулось медленно. Когда вы обе ушли домой, я узнал подробности в приемном покое, а затем посетил палату. Сказал, что я родственник. И это, конечно, правда. — Конечно. Я подумала, что в той ситуации ему было трудно притворяться дядей, а не отцом, и очень хотелось объявить, кем он являлся на самом деле. — Доктор поговорила со мной очень любезно. Я думаю, вы вовремя укололи пенициллин и спасли Оскару жизнь. Спасибо. — Он не шутил, тень пробежала по его лицу, покрытому легкой щетиной. — Я люблю этого парнишку больше всего на свете. — Я очень устала, Блейк. Я не спала всю ночь. Если бы получилось убедить его уйти, прежде чем он себя изобличил, я смогла бы позвонить Лиззи, предупредить ее, а потом сообщить в полицию. — Я уйду, но сначала мне нужна картина. — Какая картина? Он улыбнулся: — Та, что в сумке с лямкой, которую вам отдал Люк. Я сам это видел. — В кофре? — Мое недоумение было искренним. Я не представляла, как он смог узнать. Блейк изменил позу, устраиваясь в кресле поудобней, но внимательно наблюдал за мной, будто любуясь эффектом, который произвели его слова. — В мае я пытался записаться к вам на прием. Хотел задать несколько вопросов и выяснить, что вам известно. Люк встречался с вами как пациент, потом я видел вас вместе на вечеринке Офелии. Между вами что-то было, бурлила какая-то химия. Уже тогда я подумал, что это можно использовать. Я притворился больным, чтобы посмотреть, смогу ли что-нибудь из вас вытянуть, но в клинике сказали, что вы уехали на конференцию в Париж. — Он улыбнулся. — Я знал, что Люк тоже во Франции, я собирался к нему на следующий день. Я догадался, что вы обязательно встретитесь, и сел на ранний поезд в Арль, чтобы пробраться в сад, сфотографировать вас вместе и впоследствии, если понадобится, использовать снимки для шантажа. Я стоял на платформе в очереди за мороженым, когда вы проходили мимо. Ничего удивительного, ведь вы рассчитывали исчезнуть до моего приезда. Откуда вам было знать, что я явился раньше? — Блейк подался вперед, сузив глаза. — Я сделал нужные мне снимки, но был очень удивлен, когда увидел, что Люк отдал вам сумку с моей любимой картиной внутри. Все вернулось в одно мгновение: слезы, кофр на моем обгоревшем плече, приближавшийся поезд. Блейк, должно быть, стоял в нескольких дюймах и фотографировал нас на свой телефон. — С чего вы взяли, что внутри была какая-то картина? — Потому что видел, как Офелия положила ее в эту сумку. Черт побери, я даже купил сейф, в котором она хранилась! — У Люка целая комната картин. Я уверена, он отдаст вам любые, какие попросите. А те, что в кофре, я обещала Офелии. Они нужны ей для Оскара. Блейк запрокинул голову и расхохотался. — Ох, Рэйчел. Офелии не нужны картины для Оскара. Она хочет забрать одну-единственную для себя. — Он склонил голову набок, его лицо помрачнело. — Проблема в том, что я тоже. — Полагаю, жена и сын имеют приоритетные права на имущество Люка. Давайте обсудим это позже. — Я не могла до конца поверить в нового Блейка. Прежний должен был быть где-то рядом и оказаться добрее, если бы я до него достучалась. — Мне нужно поспать. Я устала, это была долгая ночь. — Похоже, Офелия настроила вас против меня. — Его голос стал холоднее, мои мольбы не сработали. Прежний Блейк исчез, если он вообще когда-то существовал. — Полагаю, она рассказала вам свою любимую историю, которой постоянно мне угрожает. Блейк — злобный преступник, обрюхативший сестру в нежном возрасте. Наверное, на моем лице он прочитал что-то вызвавшее его смех. — Я так и знал. Надо думать, она не упомянула настоящего отца Оскара, студента-художника из Беркли? — Она не училась в Беркли. — Я почувствовала, как гневный румянец поднимается от моей груди к лицу. — Я знаю всю правду — ваша мать вас бросила, а отец был пьяницей. Она забеременела от вас, а потом вы вместе сбежали! — Наши родители — успешные искусствоведы. — Его взгляд был ровным, тон очень спокойным. — Я дядя Оскара, а не его отец. Я обожаю свою сестру, но инцест для меня за гранью допустимого. Офелия была студенткой в Беркли, изучала историю искусств, а на третьем курсе забеременела от парня по имени Дэн. Это довольно славный малый, но у них не сложилось. Ей за тридцать, а не двадцать пять, ее внешность вас обманула, как обманывает всех. Похоже, он говорил правду. Меня одурачила внешность Офелии, история об инцесте тоже, но я верила в ее страх. Когда Блейк сидел так близко, мне тоже было страшно. — Я не его отец, но гораздо ближе Оскару, чем Дэн или Люк, — продолжал Блейк, как бы утверждая свои права на ребенка. — Я присматривал за ним, пока Офелия работала в галерее, подбирая произведения искусства для супербогатых клиентов и мужа себе среди них. — Если она стремилась к богатству, то почему выбрала Люка? Я знаю, вы положили глаз на его дом, но он вовсе не из тех супербогатых… — Да, мне не терпится заполучить этот дом, но в остальном вы ошибаетесь. Люк богат. У него сто миллионов долларов. — Это нелепость какая-то! — Я бы рассмеялась, если бы не была так напугана. — Впервые увидев картину, которая висела на стене той темной кухни на юге Франции, Офелия сразу поняла, что она бесценна, но, будучи умной девочкой, не подала виду. — Эта картина написана прапрадедом Люка, художником-любителем. — Это картина Ван Гога. В наступившей тишине я услышала, как пробил колокол собора, а затем открылась и снова закрылась соседская дверь. Хелен вышла за покупками. Беспокойство об Оскаре, должно быть, сказалось на психике Блейка — он не соображал, что говорил.