– Нет, Пакс, иди к дьяволу, я не буду этого делать! – резко вскричал я, поднимаясь. – К чёрту… – Сделаешь, – неожиданно твёрдо сказала Пакс. – Кроме тебя некому. Можешь не спасать мир, спаси хотя бы это место. Её кашель перешёл в бульканье, изо рта обильно потекла кровь. Кажется, она хотела ещё что-то сказать, но сил было уже мало. Склонившись над ней ещё сильнее, я только благодаря активной звукопередаче шлема услышал, что именно она сказала. – …Что бесит больше всего? Когда ты могла помочь, спасти кого-то, но не справилась, – её голос угасал, последние три слова я скорее прочитал по губам, чем услышал. – Ненавижу это чувство. Несмотря на то, что вокруг был адский холод, где-то на минуту я перестал двигаться, постепенно заледеневая. Не знаю, как это объяснить, но меня накрыла такая волна тоски и безысходности, что я чуть не лег прямо тут в надежде замёрзнуть насмерть как можно быстрее. Всё к чёрту, ко всем чертям, мне нужно согреться, а то я помру прямо здесь, превратившись в статую. Оставив позади тело Пакс, которое начало заметать снегом, я пошёл к обломкам, разбросанным на месте падения и вдоль рва, созданного кораблём. Первым делом подошёл к кратеру. В нём было с двадцать капсул, некоторые из них разбились. Резкий выход из стазиса – гарантированная смерть, поэтому обо всём, что сломалось при падении, можно было забыть. Мышцы становились деревянными, я и представить не мог, что человеку может быть настолько холодно. Если я в ближайшие двадцать минут не найду источник тепла – мне конец, и о спасении мира можно забыть. Стоять, а я разве соглашался на требование Пакс? Хорошо бы было хотя бы для себя ответить на этот вопрос. Теряя в этой пурге даже воспоминания о тепле, ищу хоть что-то, способное меня согреть, но нахожу только капсулы и бесполезные обломки. Чувствую, как конечности приближаются к получению обморожения, а тело к состоянию переохлаждения. Кажется, это конец. Глупый и мучительный, но закономерный и заслуженный. Эх, я всё же рассчитывал на пулю в голову. Может, застрелиться? Снять шлем, прижать ствол ко лбу, нажать на спусковой крючок и наконец перестать мёрзнуть? Ага, сейчас! Нет, мрази, чёрта с два, я вас всех переживу, шакалы облезлые! Каждого из вас! Кому я адресовал этот немой крик – сам не знаю, но откуда-то у меня появились силы. Наверное, это было внушение, порождённое то ли шоком организма, то ли нервным перенапряжением, но такой подъём, хоть и иллюзорный, был весьма кстати. Как там говорилось? Не съем, так понадкусываю? Да, именно. Заберу с собой сколько получится этих исчадий ада, а там и околеть со спокойной душой можно. Подхожу к уцелевшей капсуле. Кожух уже отлетел, можно было разглядеть какого-то мужика. Я бы мог прижать ПП к стеклу и прострелить ему голову, но мне показалось это расточительством, поэтому я потянулся к панели, закрытой крышкой. К сильному неудовольствию обнаруживаю, что из-за удара она погнулась и не хотела отсоединяться. Ну и к чёрту тебя, тут вторая крышка есть, намного больше первой. Сняв её, вижу отсек для аккумуляторов. А они тут вместительные, дорогие. Да, определённо, если я отключу их, то человек внутри умрёт. Так, а зачем отключать-то? Я бы хлопнул себя по лбу, если бы на мне не было шлема, а каждое движение не причиняло бы боль. Вырываю провод подлиннее, зачищаю концы и замыкаю аккумулятор, он начинает быстро нагреваться, я поспешно ставлю крышку на место. Слышится хлопок, повалила едкая вонь – аккумулятор загорелся. Следующее, что я делаю – отстреливаю крепление дверцы капсулы, вытаскиваю оттуда тело, на всякий случай проткнув ножом сонную артерию, и ложусь на его место, закрывая за собой дверцу. Сначала внутри капсулы было почти так же холодно, как и снаружи, но постепенно горящий аккумулятор прогревает весь стальной гроб, а вместе с ним и меня. Я пробыл внутри около двадцати минут и, когда почувствовал, что согрелся, вылез обратно, в снежно-каменистую пустошь. Сделал я это своевременно – ко мне приближалась какая-то фигура. Пурга начала стихать, но разобрать с расстояния в полсотни метров кто идёт не получалось. Я на всякий случай зашёл за капсулу и немного припал к земле, укрываясь от гипотетического выстрела. Где-то на расстоянии тридцати метров я понял, что у приближающегося человека не было плаща. – Эй, – проревела фигура. Я узнал голос Сэнду. – Доржи, какого чёрта ты здесь делаешь? – Я не Доржи. Последовало недолгое молчание, он остановился от меня где-то в двадцати метрах. – Ах ты мразота! – хрипит Сэнду и тянется к стволу, но одет он был ещё хуже меня, поэтому руки совсем его не слушались. Я неторопливо поднял ПП, прицелился ему в голову и даже с какой-то жалостью сделал один выстрел. Сэнду упал. Я подошёл к нему. Контрольной пули не требовалось – я попал туда, куда целился. Забираю из кобуры ствол, снимаю с него штаны и куртку, сейчас мне они нужнее. Возвращаюсь в капсулу, там места мало, но, пока ещё тепло, можно повозиться. В его карманах запасной магазин к пистолету и всякие бесполезные в данный момент мелочи. С ними разбираться нет ни желания, ни времени – нужно утеплиться. Куртку разрезаю, полосами обматываю ноги, сверху надеваю трофейные штаны. Спасибо, что Сэнду был крупнее меня, обновки не сильно стесняют движения. Время продолжить путь. В течение следующего часа я метр за метром продвигался вперёд. Сил копаться в потрохах каждой капсулы не было и большую часть суррогатов я просто пристрелил через смотровое окошко, наплевав на своё предыдущее решение экономить патроны. Два раза я грелся, замыкая аккумуляторы, в последний раз чуть не заснул. Спасло меня то, что я лёг в обнимку с ПП, который выскользнул из моих рук и лязгнул о металл, вырывая меня из объятий сна. Смерть заглянула в глаза и сделала шаг назад. Я продолжал идти. На суррогатных людей было потрачено уже два магазина ПП. В какой-то момент впереди на земле показалось что-то необычное, тёмное и тонкое, лежащее около одной из капсул и поэтому до сих пор не заметённое снегом. Постепенно начало приходить узнавание. Синяя ткань противоосколочного плаща, смуглая кисть. Это Доржи. Ковыляю к нему. Если поспешить, то его ещё можно спасти, шанс маленький, но есть. Вот и рука. Тяну за неё и вытягиваю пустоту. Выше плеча ничего нет, только кровавое месиво. Кладу руку обратно, туда же, где взял. Осматриваю капсулы, убеждаюсь, что они и без меня разгерметизировались от удара, иду дальше. Показалось, что где-то впереди были выстрелы, но, наверное, это помехи активной звукопередачи. Не предназначено оборудование для таких холодов. Вьюга стихла. Даже проглянуло солнце. Я посмотрел на него, мне показалось, что солнц два. Отвожу взгляд – сейчас не то состояние, в котором тянет разбираться в таких вопросах. Суммарно я прошёл, наверное, километра два, но это были самые сложные два километра в моей жизни. Многие части тела уже не могли прогреться в принципе, а пальцы сильно болели, постепенно всё больше и больше теряя чувствительность. Прогревание в капсулах помогало всё хуже и хуже. Впереди продолжали раздаваться выстрелы, теперь я был уверен, что это не слуховая галлюцинация. В какой-то момент даже прогремел взрыв. На третьем магазине в ПП что-то щёлкнуло и выстрела не последовало. Я сменил магазин, передёрнул затвор, но безуспешно. Учитывая, где изготовлен этот ПП и из чего, удивительно, что он столько протянул на морозе. Закидываю ствол за спину, продолжаю свой путь. Впереди раздаются выстрелы, уже близко. Прежде чем отправиться на звуки, уничтожаю суррогатов в очередной россыпи вывалившихся капсул, перерезая провода, затем замыкаю аккумулятор и прогреваюсь по максимуму. Продолжаю путь. Где-то в ста метрах от последней остановки находилась огромная яма, возможно, даже небольшой карьер, оттуда слышался гул. След от корабля вёл к нему. Был ли у меня план действий? Конечно же нет. Наверное, нужно просто пойти туда и понести ответственность за всё, что я совершил в своей жизни, особенно в последнее время. Подхожу к краю ямы. Судно остановилось здесь. От него осталась примерно половина – где-то треть передней части, днище, фрагменты бортов. Корабль не покрылся снегом – один из его ракетных двигателей работал, совсем чуть-чуть, но всё же достаточно, чтобы прогреть область вокруг себя, однако недостаточно, чтобы хоть на миллиметр изменить положение корабля. Я спускаюсь вниз, но ноги не слушаются, и в какой-то момент я просто грохаюсь как мешок, катясь по камням вниз. Скатившись, смиренно встаю и иду в то место, что когда-то называлось грузовым отсеком. Сейчас это напоминало свалку металла. – Помоги! – слышится голос Двадцатки. Я обнаруживаю её лежащей на прогретом движком полу, причём две капсулы прижали её ноги и правую руку. Я подбегаю к ней, но вижу, как из чрева «Печального облака» выплывает чья-то фигура. Прячусь за капсулой. – Вылезай, тебя видно! – орёт Бубнов. Я не спешу подчиняться приказу. – Не верь, – произносит Двадцатка слабеющим голосом. – Он враг. Подумав, медленно подымаюсь и распрямляюсь во весь рост. Глава пятьдесят вторая. Тысяча порезов – Бубнов! Ты в порядке? – Отойди от неё. Я подчинился, сделав три шага вбок, и не без опаски продолжил: – Это ты её так? Бубнов молчал, рука его была на кобуре. – Кстати, а где остальные? Ну Сэнду там, Гнидой? – Налево посмотри. Слева от меня была частично уцелевшая стена корабля, из которой торчали кабели, обломки, изуродованные балки. Из развороченного борта, частично скрываясь за нагромождением сплющенных капсул, торчал особенно острый обломок балки, а на этот обломок был насажен экзоскелет Гнидого. Принимая во внимание то, что балка была перемазана кровью, можно было сделать вывод, что Гнидой находился внутри. – О как. Нехорошо, – потянул я. – Что с Сэнду? – Так это я у тебя спрашиваю. Нас разделяло метров пятнадцать – двадцать, но я чётко видел его взгляд. Он смотрел на меня, как на идиота. – Штаны, – коротко пояснил он. Ах да. Точно. Как я мог забыть. – Бросай оружие, – приказал Бубнов. – Бросаю, – говорю я, впрочем, не торопясь выполнять требование. – А чего ты Двадцатку не убил? – Заказчикам нужно объяснение… всего. Бросай ствол. Левой рукой, медленно снимаю со спины ПП и кидаю Бубнову. Тот не шелохнулся, и оружие звякнуло о пол. Я развёл руки в стороны. – А чего ты от меня-хочешь-то? Скрутить как Двадцатку? На кой чёрт тебе я? – Всё оружие. Я его понял. Неужто опять пришло время для смирения? Резиньяции? – Да не жалко! Забирай! Всё забирай! Вот, дубинку забирай! – раздражённо говорю я, выдёргивая кольцо из «дубинки» и бросая её Бубнову. Это трюк почти сработал, только вот щелчок взрывателя гранаты был слишком характерен, чтобы капитан не узнал его и, пальнув навскидку, не кинулся в укрытие. Снаряд кинетического револьвера пролетел в метре от меня, скрывшись в белой пелене вновь начинающейся пурги. Бубнов стрелял не идеально, но шансов против него у меня вырисовывалось всё же маловато, если бы не одно но. Как бы он ни старался держаться ровно, было видно по его скособоченности, что бой с Двадцаткой не оказался плёвым – и дело не в стесняющем движения бронежилете. Капитан даже как-то ссутулился, будто у него были повреждены рёбра, да и за груду металла он упал, отведя назад левую руку, оберегая её от удара. Укрытий было достаточно – капсулы, обломки обшивки и куски развороченного днища, за один из которых я и юркнул. Перевожу сферошлетт в осколочный режим – так шансов зацепить его больше, чем пулей. Высовываюсь, тут же ныряю обратно – я успел заметить среди обломков направленный на меня ствол. У меня шесть патронов в этом магазине, два в запасном. У Бубнова барабан на пять патронов. Высовываюсь сверху, стреляю, прячусь. Рывком ухожу за другое укрытие – это лист внутренней обшивки, застрявший в обломках перпендикулярно полу. Слишком поздно понимаю свою ошибку. Внешняя обшивка сделана из сверхпрочных сплавов, имеет серьёзную толщину, её смогла разворотить лишь сила телепортации в атмосферу. Внутренняя обшивка таких свойств не имела. Заряд кинетического револьвера проделывает лишающую всяких надежд дыру в нескольких сантиметрах от моего бедра, осыпая осколками полы плаща. Прыгаю дальше, за капсулу с оторвавшейся дверью, следующий заряд револьвера почти что чиркает по подошвам обуви. Плюхаюсь на холодный металл как подмёрзшая лепёшка, резко, насколько это позволяют мёрзлые суставы, высовываюсь и стреляю. Выстрел, второй! Всё мимо. Он укрывается за обломком. Я перевожу сферошлетт в бронебойный режим и выпускаю остатки магазина в надежде зацепить Бубнова сквозь укрытие. Перезаряжаюсь. Вдруг левее вижу движение и ныряю в укрытие до того, как Бубнов, незаметно уползший со своей позиции, успевает прицелиться. Итак, три выстрела из револьвера было. Вставляю последний магазин в сферошлетт – теперь у нас с Бубновым одинаковый боезапас. Вновь переключившись на осколочный режим, медленно, припав к полу, высовываюсь из-за половинки капсулы, в этот раз полагаясь больше не на зрение, а на слух. Сквозь шум всё усиливающейся пурги получается различить тихое лязганье. Нет, при такой погоде даже с системами шлема у меня не получается определить его местоположение по звуку. А вот Бубнов как-то понял, где я. Первый выстрел толкнул капсулу на меня, второй пробил её и долбанул по бронежилету. Благо, вся сила выстрела ушла в капсулу, удар был очень слабым, даже воздух из лёгких не вышибло. Но это был пятый выстрел, а значит, патронов у него нет! Вскакиваю, чётко вижу его силуэт, навожу пистолет, но тут взрывается аккумулятор в пробитой капсуле, и я отшатываюсь вбок. В конечном итоге это меня и спасло, потому что Бубнов выстрелил шестой раз. Заряд пришёлся совсем по касательной, и если бы это была обычная пуля из пистолета, то я даже не получил бы серьёзного урона – амортизирующий слой бронежилета был выше всяких похвал. Но это было нечто большее, чем обычный кусок свинца. Из меня выбило всё, в первую очередь желание ещё хоть раз поднимать бунт на корабле. Вновь учусь дышать, получается плохо. По ощущениям внутри порвалось что-то важное. Насчёт рёбер с уверенностью не скажу, но им тоже досталось. А ведь заряд всего лишь чиркнул!