Интересно, это было оскорбление? Если да, то насколько грубое? – А где владельцы? Жители? – Я поймал его недовольный, несколько непонимающий взгляд и ещё раз уточнил: – Атасрава, её отец, ребёнок. – Они уехали, будут прокляты они. Тут я живу! Я живу! Неделю живу, оно сгорело! Человек-кал дом сжёг, мой дом! Род его будет проклят! Вот ведь шлюшьи дерьмохлёбы! Это же надо было так обосраться! – Как уехали? Куда? – Получили сомнительные деньги и неуважительно переехали. Район с водой. – Водой? – Я переспросил, так как переводчик, кажется, опять не справлялся. – Вода. Трубы. Циркуляция. Ты дурак? Новую порцию иноязычных оскорблений я проглотил, так как чувствовал себя виноватым, да и не хочется ругаться с человеком, который час назад лишился дома. Давно я не чувствовал себя таким придурком. Появилось желание даже каким-то образом отвлечь погорельца, ободрить. – Эй, выпить хочешь? Я плачу. Несчастный посмотрел на меня, как на лучшего друга. Через десять минут мы уже сидели в каком-то заведении, выглядящим раза в три хуже, чем бар, в котором постоянно зависала наша команда. Пока я неспешно цедил банку фруктового пива, мой собутыльник заливал горе уже второй бутылкой «Крабового сиропа» и даже не подозревал, что виновник его печали сидит напротив. Избрав момент, когда непрекращающийся поток плача и стенаний жертвы случайного возгорания слегка ослаб, я задал вопрос, который меня интересовал больше душевных переживаний собеседника: – Так почему уехали прежние жильцы? – Они обманули неопределённого глупца и на его деньги переехали в район с водой. Купил за деньги это себе, нормальные деньги, наконец дом нормальный был… «Неопределённого глупца»? Обидно. Хотя, по ошибке спалив жилище этого бедолаги, я только подтвердил данное мне определение. – В смысле вода? Озеро? Река? Какая вода? Он посмотрел на меня задумчивым, замутнённым алкоголем взглядом. Вдруг у него в голове что-то включилось и лицо ясно передало озарение владельца. – Водная труба. Вода. Водоснабжение. – Он расплылся в улыбке, несомненно, довольный парой слов, произнесённых на всеобщем. – У вас там воды нет что ли? – Он радостно закивал. – А подключить никак? – Подключить стоит сорок пять тысяч. Купить дом с водой стоит десять тысяч. Хороший дом был у меня, человек-кал всё сжёг! – Сорок тысяч? С каждого, что ли? – Сорок пять тысяч платит весь район, дают водный кабель. Потом каждый сам проводит воду оттуда. – Погоди, а чего вам тогда не скинуться? Это же дешевле? Он непонимающе воззрился на меня. Я уточнил, как мог: – Собираются много человек и каждый даёт немного денег. Вместе получается сколько надо. И у всех вода. Понял? Он понял и не понял одновременно. Это я прочувствовал, глядя на его обезображенное мыслительными процессами лицо. – Зачем отдавать деньги неопределённому лицу? Лицо обманет, деньги пропадут, ты глупец. И в этот момент я, кажется, для себя кое-что понял. Как минимум то, почему тут все так плохо живут. – Эй, мужик. – Что? – Держи десятку и переезжай в нормальный район. Прощай. Оставив на столе десять тысяч кнарфов, я спешно вышел из помещения, оставив за столом пьяного и непонимающего, что произошло, человека. И что на меня нашло? Раньше я к благотворительности особой склонности не имел. Да, конечно, вина моя, но ведь есть люди, которым помощь нужна больше, чем этому любителю дешёвого бухла. И уж точно есть те, кто заслуживает её в большей степени. К чёрту. Я шёл быстрым шагом по улице и растирал лицо руками. Какую же тупость я творю. Аж стыдно. Что-то вообще за всё стыдно стало. Вся жизнь какое-то недоразумение. Кругом одна тупость. Да и я не лучше. С этими мыслями я решительно рыкнул и ускорил шаг. Сделано это было достаточно невовремя – протез при очередном взмахе ногой зацепился за торчащую из земли арматуру, и я с размаху плюхнулся в удачно расположившуюся лужу. Остаток пути до квартиры проделал грязным и мокрым, не переставая задавать себе вопрос: «И зачем я сегодня вообще из дома вышел?» Глава двадцать шестая. Молчание – золото На подходе к резиденции и столь желанному душу меня встретила Инес. Она сидела на одной из заплёванных покосившихся лавочек, предусмотрительно подстелив под себя пакет и, судя по виду, откровенно скучала. Повинуясь её призывному жесту, я подошёл. – И чем ты тут занимаешься посреди ночи? – Караулю. – Что, интересно знать? – Во-первых, Бубновскую паранойю, а во-вторых, одного придурка, нарушившего приказ. Капитан ждёт тебя в баре. Чёрт. Надо бы предоставить убедительную версию своего отсутствия. – Понял. Только сбегаю переоденусь. – Не сбегаешь. Он сказал что-то вроде: «Если этот спортсмен попытается ещё и заныкать свой клоунский прикид, я ему его шмотки запихаю туда, куда не светит солнце». – Я уверен, он сказал не это. – Но посыл был именно такой. – В квартире кто? – Как минимум Флюгер и шизанутая. Чёрт, чёрт, чёрт. – А ещё заявил, что чем ты быстрее придёшь, тем лучше для тебя. – Так и сказал? – Посыл тот же. Делать нечего. Я повернул к бару, постаравшись забыть о засыхающих пятнах грязи на одежде и о том, сколько микроорганизмов обитало в той луже, а также сколько из них переселилось на меня. Предварительный поиск оправданий успеха не принёс, и я зашёл в бар с совершенно пустой головой. Всё тот же столик. Наверное, бармен уже запомнил нашу компанию. Рядом с капитаном за столом сидел Гнидой, перед которым стояла пара прозрачных бутылок. – Вечер добрый. Звали? Я пришёл. Слушай, Гнидой, у тебя же в печени дырень была, как ты так много бухаешь? Не отвалится печёнка-то? – Протянет ещё полгода. А ты садись-садись. Его голос не предвещал ничего хорошего. Как и тяжёлый взгляд Бубнова, заговорившего следующим. – Идиота кусок. Было сказано не вылазить? – Было, но… – Говно! – зло перебил Гнидой. – Где ты там шлялся, засранец? Идей или убедительных оправданий у меня всё ещё не было. Ситуация вырисовывалась скверная и в ней было главное тянуть время до того момента, пока в голову не придёт нормальное объяснение. Ну или не настанет конец времён. – Прошвырнулся на пару кварталов. Переоделся, чтобы местным в глаза не бросаться. – Ян, тебе кто-нибудь говорил, что ты хорошо врёшь? – Нет. – Тогда почему ты продолжаешь это делать? Я не нашёл, что ответить. – Сними-ка куртку.