Собеседник лишь усмехнулся и толкнул в мою сторону стакан с пойлом, который я проигнорировал. – Воды, будь человеком. – Это бар, Ян. Если хочешь воды, иди и попроси её у бармена. – Я встретился взглядом с человеком за стойкой. На его лице было желание выкинуть меня из помещения. – Ну или присосись к кулеру Флюгера. Он вроде ещё не созрел для того, чтобы залить туда бухла. Ладно, садись уже, я тебе пива поставлю. – Сел бы, да не могу. Я без дальнейших комментариев пошёл наверх, чувствуя спиной неодобрительные взгляды капитана, бармена и посетителей. Постойте, а какое вообще моральное право последние имеют меня осуждать? Я что, по их мнению, не вписываюсь в антураж бара? Это неправда, не согласен. Истерзанные плоть и одежда замечательно гармонируют с ободранным линолеумом. Каждый этаж давался с трудом, но жажда достигла той стадии, когда было уже начхать и на усталость, и на Флюгера, который очень агрессивно отнёсся к незваному гостю, который без каких-либо приветственных слов ввалился в комнату и, прежде чем новый владелец кулера опомнился, смог выдуть пол-литра прямо из крана. – Говнина! – с этим восклицанием Флюгер оттолкнул меня от кулера. Кулаком. – Стакан возьми! Гнидой лежал на другой кровати и с ленивым интересом разглядывал моё распластавшееся на полу тело, даже перестав пялиться в треснувший экран на стене. – Живой, дурила? – Гнидой, наложи мне швы. – Штопать идиотов, что может быть унылее. Ну, где тебя продырявили? – Ладонь. И ягодица. После моих слов Гнидой заржал и пошёл к своим вещам, сваленным в углу комнаты. – Одной дырки на заднице мало было? Понимаю, ты у нас любвеобильный. – Завались, а. Под ржач Флюгера я наполнил стакан, который незамедлительно осушил и принялся наполнять вновь. После третьего я попытался лечь на дальнюю кровать, подальше от входа. И Флюгера. – Пошёл вон отсюда! Гнидой, копавшейся в своих медицинских сумках, невовремя заметил, что я собираюсь завалиться на его ещё не остывшее место. Он вежливо помог мне лечь на незанятую кровать, если отсутствие рукоприкладства можно считать проявлением вежливости. Флюгер, сердито глядя на всё это безобразие, встал и удалился. Гнидой, ворча, начал латать меня. – Ну ты хоть обезболивающее вколи, коновал! – сказал я, когда в меня вонзилась игла. – Десять пекуний. Пятнадцать, если нормальное. – Гнидой, тебе же… ай, аккуратнее! Тебе же за это деньги платят! – Платят за ваше здоровье, а не за удобства. – Чёрт с тобой, коли нормальное. И регенки заодно. – Две сотни, – называя совершенно дикие цены, коновал не переставал делать своё дело. В нём он был неплох, другой разговор, что о моих ощущениях эскулап не заботился и приходилось терпеть необязательную боль. – Вообще, тебе достаточно платят, чтобы у тебя были деньги на свои регенки. Скряга. – От скряги слышу. Повремени с регенками, давай что есть. После этого Гнидой таки соизволил попрыскать на рану какой-то дрянью, оказавшейся анестетиком. Уверен, что он стоит копейки. Закончив с ягодицей, он занялся рукой. – Ну и как это произошло? – спросил он, бесцеремонно снимая местами присохший бинт. – Не хочу об этом. Там кровоостанавливающие были, если что. – Без тебя вижу. – Ну и что скажешь? – Не торопи, олух. А то в следующий раз сам себя штопать будешь. – Кстати, а ты сам себя залатать сможешь, если что? Мне действительно был интересен ответ. С профессиональной точки зрения, так сказать. Я не мог отрицать уровень умений и навыков Гнидого. – Да, но получается дерьмово. Даже ты лучше справишься. – Сочту за комплимент. – Гомик. – Гнидой немного помолчал. – Тут либо оставить всё как есть, либо регенки. – Две сотни? – Нет, твою налево, двадцать две. Не тупи, заманал. – У меня только кнарфы. – Двадцать штук, – не моргнув глазом, ответил на это Гнидой. – Ладно, врачуй. Занимайся мужскими дырками, ты ведь это любишь. – Захлопнись. Деньги вперёд. – Вот не надо, а. Я же не Флюгер. И не ты. Рассудив, что это действительно так, и что раньше я, в отличие от вышеперечисленных, в удержании долгов замечен не был, он перестал требовать немедленную плату и пошёл к сумке за регенераторами. Обработав все раны дорогущим составом и вколов нормальное обезболивающее, Гнидой забрал причитающиеся ему деньги, которые ещё недавно грелись в бандитских карманах, и мы двинулись вниз, в бар. Я даже попытался привести себя в более-менее приличное состояние, не забыв прикрыть дырку в штанах, но в коридоре мы встретили поднимающихся Бубнова и Доржи. На мой вопросительный взгляд ответил последний. – Силовики припёрлись. Походу не за нами, но пока не высовываемся. Особенно ты. Выглядишь, как бомж. Мы зашли в комнату, которую Бубнов раньше от всех закрывал. Кровати тут окружали стоящий в центре стол, на котором лежало множество бумаг. Прежде чем я успел что-то рассмотреть, Бубнов одним движением собрал их и засунул под матрас одной из кроватей. Доржи проводил их заинтересованным взглядом. Я уселся на кровать и почувствовал, как напрягается раненая плоть. Перенёс вес на другую половину туловища. Эта небрежность мне ещё аукнется. После пары вопросов я начал рассказ о последних часах своей жизни. Меня выслушали не перебивая, что в своём роде было событием. Когда я закончил, первым вопрос задал Гнидой, обращаясь скорее ко всем разом, чем только ко мне. – А чего у них эта Ангел командует? Она же баба! – У них тут матриархат. Был, – после короткой паузы добавил Доржи, изучая паспорт урки, который я ему отдал в процессе повествования. Документ его заинтересовал и, копаясь в БПК, он периодически смотрел на него. – По крайней мере, в самом начале колонизации планеты. Да и сейчас тоже много матриархального и матрилинейного осталось. – Вот поэтому они и в заднице! Торжество аналитических способностей костоправа было прервано капитаном. – Ангел жива? Гнидой? – Я ей нож в сердце всадил. Она должна была сдохнуть. Хотя у неё мог быть имплант какой-нибудь. Но это не мой косяк тогда. – Именно что твой, хренург, – Доржи был категоричен. Гнидой его не удостоил даже взглядом. – Даже человека не может зарезать. – Завалитесь. – Бубнов был в раздумьях. Спустя секунд пять, он задал мне вопрос: – Сам что думаешь? Это Ангел или нет? – Вполне возможно. Хотя шут знает, я её первый раз видел. – Есть ещё что сказать? – Да нет. Разве что вот тебе сувенир. Я кинул ему трофейные чётки. Он поймал их, взглянул и откинул в сторону. – Зачем это зэковское дерьмо притащил? Фра. – Он снова помолчал. – Проблемы. Ян, ты наследил. Доржи? – А? – Сколько у нас времени? – До того момента, как они нас найдут? Учитывая, как Ян засветился, дня два-три. Если Двадцатка отсечёт преследователей грамотно и нам повезёт – три-четыре. Но я бы остановился на трёх. – Пусть будет три. Гнидой? – А что Гнидой? – Думай. – Как скажешь. – А какого чёрта тут думать? Завалите их всех и не переживайте.