– Нет-нет-нет, всего наилучшего. – Не обращая внимания на другие проявления возмущения Инес он, манерно развернувшись, покинул бар. – Вот ведь жопа слоновья, – Инес смотрела ему вслед обиженно и немного грустно. – Теперь я чувствую себя идиоткой. Ай, к чёрту эту бутылочку, всё желание отбил. Пока Инес возвращала себе душевное спокойствие с помощью порции ликёра, я с сожалением созерцал лишь на четверть опустевший стол, который собирался оставить в ближайшее время. – Знаешь, что я больше всего не люблю, Ян? – Флюгера? Я думал о том, как оправдать перед Инес свой уход и не особо следил за разговором. – Нет, мне этот поехавший со взглядом мёртвой рыбы безразличен. Я про нечто более всеобъемлющее. – Инес вздохнула. – Больше всего я ненавижу ощущение собственной тупости. Когда ты вкладываешь половину состояния в акции, которые обесцениваются на следующий день. Когда ты путаешь два тумблера и таранишь ангар чужим кораблём. Когда очевидный обманщик оставляет тебя с разрисованным фломастером лицом. Когда ты в очередной сраный раз надеешься, что очередное пополнение команды наконец заполнит брешь и больше никуда не денется. – Ну, я же никуда не делся. Моя реплика была неуместна и осталась без ответа. Тем временем Инес продолжала: – Понимаешь, такое всеобъемлющее чувство собственной тупости, что даже жить с ним трудно становится. В такие моменты хочется просто убежать от всех, орать в истерике и бить стены. Потом, ударив чей-то гараж, ощутить боль и опять понять, насколько же безгранична твоя тупость. Вот что я больше всего ненавижу, Ян. – Такое ощущение, что тебе нужно побыть одной. – Нет, даже не думай сваливать вслед за ним! – Инес словно вырвалась из этой ямы сожаления, и её лицо вновь озарила улыбка. – Мне вот интересно, какой бордель нашла Двадцатка на этой захудалой планете? – Это насчёт слов капитана в тачке? Я глубочайше сомневаюсь, что он говорил правду. У неё же ниже живота всё кибернетическое. – Ну да. Может, приделала себе что? – Могла. Но она, в отличие от тебя, никогда не демонстрировала таких наклонностей. Она вообще ничего подобного не демонстрирует. Короче, врал капитан на её счёт, ну и шут с ним. Не наше дело, чем она там занималась и с чего капитан её крыл. И всё же, мне пора, – последнюю фразу я произнёс неожиданно даже для самого себя. – Чего? В смысле? – Ну вот так. Пора, – сказать правду не мог, врать не хотел. – Прости, что так… внезапно. Я встретил взгляд Инес, который удивил почти осязаемой в нём тоской. Впрочем, она тут же неуверенно хихикнула, и её печаль скрылась. – Не переживай, пирожочек, хоть ты и променял меня на какие-то мутные дела с глистом в человечьей шкуре, я остаюсь под защитой разрисованного маркером лица. Всё, вали-вали. И я свалил, думая о том, как она догадалась о наших с Доржи делах. У меня что, на лице всё написано? Глава восемнадцатая. Подковёрные игрища Доржи ждал меня на перекрёстке. Встретившись, мы пошли дальше и через какое-то время углубились в спальный квартал. Здесь здания были поновее и повыше, но выглядели ничем не лучше виденных ранее. Они были покрашены в бело-зелёные тона самой дешёвой краской. Дожди не только частично смыли её, но и оставили гадкие чёрные подтёки на каждом квадратном метре. Из-за этого грязные здания казались ещё и старыми. К тому же тут было повышенное присутствие мусорных куч, вонючих луж и прочих малоприятных вещей. Особенно много попадалось на глаза трупиков крыс и мышей. Мы зашли в одно из зданий. Поднявшись на четвёртый этаж по лестнице – лифт был, но не работал, – Доржи подошёл к одной из дверей и приложил к ней ухо. Секунд через пятнадцать он достал ключ, и мы вошли. – И что ты пытался услышать? Моя речь нормализовалась после опьянения, но Доржи, судя по его недовольной мине, был другого мнения. – Флюгера. Эй, ты тут? Видимо, нет. Хорошо, я совершенно не хочу платить за его молчание. Почему ты ещё под мухой? Мы прошли внутрь квартиры. Тут были две комнаты, кухня, санузел. – Я не взял антиалкогольные пилюли. – Плохо. Ладно, давай в душ, потом наряжайся. Как я заметил, высшее сословие тут в основном мытое. И ещё – своё оружие здесь оставь, особенно это касается твоих ножей. Место серьёзное, сканеры, обыски и прочее. По-быстрому освежившись, я зашёл в скудно меблированную комнату, в которой Доржи уже одевался в какие-то вычурные шмотки. Жестом он мне показал на стул, где висел костюм. Я оделся – брюки, рубашка, фиолетовый пиджак с четырьмя пуговицами и рукавами, что были в два раза короче, чем должны. – Местная мода, – произнёс Доржи, предвидя мой вопрос, – чтобы руки не так сильно потели. Кстати, пиджак застёгивай на все пуговицы. Не спрашивай, я не знаю, в каких условиях взращивались их вкусы. Сам Доржи облачился примерно в то же, что и я, разве что пиджаку он предпочёл зелёновато-чёрный жилет, который забавно сочетался с его лицом и телосложением. – Теперь парфюм и косметика. Сядь и не вертись. Я не знал, что именно он делает, но ощущения были неприятные – какая-то мерзкая склизкая губка елозила по моему лицу. После этого причёска, бритьё, какие-то спреи и маникюр, от которого я пытался отбиться, но Доржи, руководствуясь тезисом «у тебя руки не богача, а чистильщика унитазов», убедил меня в необходимости процедур. По ходу дела на меня вываливалась вводная. – Я – Аюб Калхор, знаешь меня примерно пару недель. Ты – Бадам Шуа, выходец из богатой семьи, владеющий такой долей акций на местную горную промышленность, что она позволяет тебе совершенно безбедно жить и заниматься вот такой вот идиотией, вроде пробы себя в роли наркобарона. Ты из города Гакуфиз, там построже с исполнением законов, и поэтому рынок наркоторговли чувствует себя не очень свободно, особенно сейчас. Ты же, имея определённые связи, которые потеряли бездарные придурки, с которыми мы идём на встречу, имеешь потенциал для реализации товара. – Не слишком ли ты оскорбляешь их интеллект и возможности? Всё-таки наркобарыги не самые дурные люди, раз всё ещё живы и столько лет этим успешно занимаются. – Именно что самые дурные. Их лидерам хватило смелости связаться с Легионом на каких-то там условиях. А когда местной обстановкой слегка поинтересовались федералы, то правительство, решив, что уж лучше лишиться денег, но никак не дать федералам повод наведаться на Амтруно, пустило под нож вообще всех, кто хоть как-то был связан с Легионом. В результате местные силовики без заминок вырезали организованную преступность, не заботясь о последующих проблемах. – А банда Ангела? – Это кучка идиотов, которая существует только потому, что в пруду уничтожили всю рыбу покрупнее. Их даже организованной группировкой не назвать – какое-то анархическое устройство, держащееся на харизме лидера, ныне покойной стараниями Гнидого. В общем, я готов поставить на то, что через пару-другую месяцев банда Ангела сама себя сожрёт. А вот те люди, с которыми ты сегодня будешь договариваться – это зачатки новых ОПГ, которым, возможно, местное правительство даже на каком-то этапе поможет, чтобы загнать неорганизованную шваль под шконку. И хорошо бы, а то меня уже раза три пытались ограбить посреди дня. Но что-то я отвлёкся. Доржи продолжил инструктаж, попутно наводя марафет. Кроме всего прочего пришлось загримировать шрамы и мозоли. Спустя полчаса манипуляций я, ощущая себя размалёванной проституткой, взглянул в зеркало. Результат оказался неплох – заурядный метис превратился в смуглого парня на стиле, которому очень хочется врезать по смазливой харе. Чтобы перебить явственный запах косметики, Доржи повторно обрызгал меня парфюмом. Аромат странный, но приемлемый, синтетически-травяной. – И как всё это потом смыть? – Мылом и водой. Вообще сейчас не об этом думай. – Ты будешь напомаживаться? – Не-а, кожа и так достаточно тёмная. Пошли на кухню, обсудим план действий. По пути я заметил, что под закрытой дверью, ведущей в зал, образовалась лужа. Приглядевшись, я понял, что это кровь. – Доржи, а что это? – я показал пальцем на лужу. Он чертыхнулся. – Флюгер, тварь ленивая, опять не убрал за собой. Доржи распахнул дверь в комнату, стены которой были наскоро обклеены звукопоглощающими панелями, и я начал догадываться, почему несмотря на узкую специализацию и низкую эффективность полуавтоматического одноручного арбалета, Флюгер выбрал именно его. Этот садист любил, когда люди напоминают подушечки для иголок. Тело с грубо залепленным ртом было привязано к стулу. Из него торчало по меньшей мере болтов десять. Кровь, которая уже перестала сочиться из трупа, растеклась по кривым полам в разные стороны. Доржи повторно выругался. – Ну он же говорил, что приберёт всё это, мясник чёртов. Нет, в такой одежде я заниматься этим не буду. Он взял в санузле несколько тряпок и раскидал их по скоплениям крови. – И чем вы тут занимались? Это вообще кто? – Один из банды. Мелкая сошка, которая даже не знает, что Ангел мертва и продолжает служить ей. Ничего интересного. На кухне Доржи дал мне несколько сладостей, чтобы хоть немного ослабить запах алкоголя и, налив себе чая, начал излагать план действий. Он был несложен и, по большей части, понятен. Мы должны подъехать на заказанной заранее тачке к ресторану и там встретиться с наркоторговцами. Уже в машине начинаем играть роли – Доржи предполагает, что таксиста могут найти и расспросить. Разговариваем на всеобщем – он здесь является языком высшего сословия. Я пытаюсь продемонстрировать свою некомпетентность во всех вопросах, после чего оплачиваю пробную партию весом пять кило деньгами Доржи, и мы расстаёмся до следующей сделки, во время которой состоится покупка основной партии, весящей 150 килограммов, якобы первой из множества. Стандартная доза этого зелья у местных – 8-12 грамм, для удобства округляем до 10. Средняя цена порции конкретно в этом городе – около 3000 кнарфов оптом, в розницу, естественно, дороже. В соседних городах стоимость выше. Я же буду настаивать на цене в 3300 за порцию, но Доржи меня перед ними убедит, что 3500 – это выгодно. В итоге залётный придурок покупает опт по розничной цене – и все довольны. Особенно наркоторговцы, которые лишились практически всех рынков сбыта из-за известных событий и теперь остро нуждаются в деньгах. Меня всё устраивало, особенно то, что за пробную партию свои деньги отдаёт Доржи – они совершенно чистые, без каких-либо подковырок. Это повышает наши шансы на выживание. Риск, конечно, дело благородное, но зачастую неблагодарное. – А они не заподозрят, что я вообще не с этой планеты? По говору, выражениям? – А ты сделай так, чтобы не заподозрили. Разговаривай свободно, главное не переходи на панибратство. Всеобщий у них – не родной язык, вряд ли они почувствуют, что ты говоришь отлично от них. – Расскажи мне обо всём, о чём меня могут спросить. – Не забивай голову, тебе это не надо. Старайся говорить только о деле, обходи другие темы, но не перегибай. – Доржи взглянул на часы. – Хм, чего-то мы рано, тачка всё ещё едет. – Не опоздаем? – Не должны, времени с запасом. Мы замолчали. Подумав, налил себе чая. Он оказался неплох, намного лучше той смеси песка и речного ила, которую тут обычно наливают под его видом. Я, поскольку не очень люблю сидеть в тишине, начал отвлечённый разговор. – Как вы вообще от трупов избавляетесь? – я кивнул в сторону зала. – Флюгер этим занимается, а не я. Специалист широкого профиля, хе. Вроде бы он всех разделывает в ванне. Ливер крысам и собакам, кости с мясом и всем причитающимся обливает какой-то химией, чтобы запах отбить, рассовывает по пакетам и в мусор. Головы не знаю, куда девает, но как минимум один раз он выходил за город и топил в болоте. И, чёрт возьми, хорошо бы было, если он и этого разделает до того, как тело начнёт вонять, – Доржи недовольно покосился в сторону зала, – а то я начну сомневаться в его адекватности. – Адекватность этого мясника? Это как звуки космоса, белые тени и человеколюбие Бубнова? – В отличие от вышеперечисленного, она существует.