Встаю с нее и резко разворачиваю к себе. Хочу видеть ее глаза, когда буду трахать ее. В глазах Миланы гораздо больше эмоций и чувств, чем в ее словах. Она пытается прикрыть грудь руками. Пододвигаю ее, расстегиваю ремень и вытаскиваю его из брюк. Беру Милану за запястья, затягиваю на них ремень и пристегиваю ее к спинке кровати. Она брыкается, пытается пнуть меня. Встаю перед ней на колени и перевожу взгляд с лица на грудь. Она идеальна. Идеальна для того, чтобы смять ее, стиснуть, выкрутить соски и просунуть туда член. Я обязательно трахну и ее сиськи. Но сейчас у меня другая цель. Подцепляю трусики и стаскиваю их, несмотря на ее сопротивление. — Я передумала. Я не хочу. Нет, — твердит она. — Ты ничего не решаешь. Уже. Ты сама пришла и предложила себя, — говорю я и спускаю брюки. — Не ломайся. Ты же уже знаешь, как это бывает. Тяну ее на себя и вытаскиваю член из боксеров. Она опять испуганно смотрит на него. — Нет. Прошу Вас. Мне нельзя. Начинает надоедать. Поэтому я просто развожу ее ноги и приставляю член к дырке. Не стерпела, сука. Позволила Стасу засунуть в себя свой отросток. — Нет! — уже кричит она. Одной рукой накрываю ее рот, а второй ввожу член в разведённые складки. Протискиваюсь. Блядь, как же узко. То ли у Стаса там и правда стручок, то ли было у них не часто. Милана пытается отодвинуться. Тогда я фиксирую ее и сильно ударяю бедрами. Глаза Миланы расширяются. Она вскрикивает так громко, что даже моя рука не особо заглушает этот крик. Сука. Всё-таки, похоже, что я рву ее. Стас напиздил. Член с трудом двигается в ней. Очень узко. Слишком узко. Это трение доводит меня до предела за считанные минуты. Я едва успеваю вытащить член и кончить ей на живот. Убираю руку с члена и вижу красные пятна. Но хуй знает, то ли это целка ее, то ли месячные. Нет. Всё-таки, целка. Я знаю эти ощущения. Рвал не одну. Убираю руку со рта Миланы и отстегиваю ее. — Скотина. Ненавижу, — всхлипывает она и натягивает на себя покрывало, пытаясь прикрыть наготу. — Большего мне от тебя не надо, — усмехаюсь, заправляя член, и, окинув ее снисходительным взглядом, выхожу из комнаты. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 29. Милана Смотрю на него ненавистным взглядом. Я. Его. Ненавижу. Он изнасиловал меня. Грубо взял свой долг, о котором столько разговоров, но суть которого так и не понятна мне. Также как и то, почему я должна расплачиваться за этот долг. Вытираю слезы, которые никак не могу остановить. Внизу живота боль. Совершенно новая для меня боль. Я абсолютно голая перед ним. Натягиваю на себя покрывало. Взгляд падает вниз на красное пятно на кровати, лишний раз напоминая о произошедшем. Нет, я не держалась за свою девственность как за что-то особо ценное. Но ожидала, что мой первый раз будет с любимым. Будет нежным и, даже если неизбежно болезненным, то не столь мучительным. А оказалось, что моим первым мужчиной станет зверь, которому доставляет удовольствие причинять боль. Терзать. Мучить. Зверь, которого я ненавижу больше всего на свете. Прежде чем уйти, он бросает на меня взгляд, ухмыляется. При этом заправляет член в брюки. Член, слишком большой для меня. Мне казалось, что меня разрывают на части, когда он одним толчком, с силой вогнал его в меня. Крик сам собой вырвался из горла. А из глаз опять потекли слезы. Я инстинктивно сжала бедра, как будто хотела вернуть все, как было. Мое движение не осталось незамеченным. — Вижу тебе понравилось, — зло ухмыляется он. — Обязательно повторим. Испуганно смотрю на него. Повторим?! Не успеваю ничего сказать, как он выходит за дверь. Склоняюсь на кровать и просто лежу, глотая соленые слезы. Провожу ладонью по лону. Больно. До сих пор больно. Убираю руку и вынимаю ее из-под покрывала. Красные разводы на ладони. Кровь. Моя кровь. Ее запах смешивается с чем-то ещё. Какой-то новый, незнакомый ранее запах. Терпкий. Звериный. И тут понимаю, что это запах спермы. Весь живот в ней. Втягиваю носом этот ни на что не похожий запах. И чувствую приступ рвоты. Заставляю себя встать и бегу в душ. Несколько раз натираю себя гелем для душа. Натираю и смываю. И снова — натираю и смываю. Как будто это поможет мне смыть не только запах, но и воспоминания. В конце концов, успокаиваюсь и выхожу из душа. С опаской заглядываю в комнату. Его нет. Иду к кровати, срываю простыню с красными пятнами и яростно пытаюсь порвать ее. Ничего не получается. Бросаю ее на пол, заворачиваюсь в покрывало и как будто в коконе засыпаю. Погружаюсь в темноту. Во сне ко мне приходит мама и гладит меня по голове. Я хочу взять ее за руку, но вдруг из ниоткуда появляется черный волк и кусает меня. Кричу от страха и боли и просыпаюсь. В окна бьёт солнечный свет. Уже утро. Сердце до сих пор колотится от ночного кошмара. Натягиваю свою высохшую одежду и иду к двери. Дёргаю ручку, но она не поддается. Дверь закрыта. Я заперта. Начинаю колотить в дверь. Слышу, как щелкает замок. Дверь открывается и я вижу женщину, которая вечером привела меня в эту комнату и дала сухую одежду. Она с улыбкой, по-доброму, смотрит на меня. — Доброе утро, — говорит она, — завтрак уже готов. Сейчас Вам все принесут. — Мне надо домой, — произношу я и пытаюсь пройти между косяком и этой женщиной. — Дамир Зарипович просил Вам передать два слова, — неожиданно говорит она. — Деньги на операцию. Я останавливаюсь. Я не глупая и отлично понимаю намеки. Опустив голову, возвращаюсь к кровати. — Завтрак принесут через пять минут, — говорит женщина и уходит, закрыв за собой дверь. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 30. Милана Так проходит два дня. В бессмысленном ожидании. Сижу в этой комнате — тюрьме. За это время познакомилась с женщиной, которая каждое утро приветствует меня. Рузана. Милая и дружелюбная, она никак не вписывается в стены этого дома. Каждое утро она приносит мне еду. Мило общается на отвлеченные темы. Но стоит мне завести разговор о хозяине дома или о себе, сразу же уходит. У меня нет никакой связи с внешним миром. Телефон отобрали. За окном — огороженная высоченным забором территория, по которой периодически проходит охранник. Я в клетке. Но как долго это продлится? Мне хочется знать ответ лишь на этот вопрос. Я хочу к маме. В больницу. А вдруг ей стало хуже? На третий день дверь в комнату открывается. Без привычного стука горничной.