- Осторожнее надо. - Угу… - промямлила Лиля. Осмотрелась по сторонам и тихонько чертыхнулась под нос. Удивленный такой реакцией, я тоже огляделся. А… Ну, тут я и сам мог догадаться – на нас пялились, кажется, все. Цирк уехал, а клоуны остались, в общем. - Я что хотел… - Да? - Ты, если хочешь, шли Куприна подальше. Нормальные мужики адекватно воспринимают слово «нет». Ага… Ну, все правильно сказал. Но чувствовал я себя в тот момент последним придурком. Помешанным на гиперопеке папочкой. Вот только если с Сонькой я никогда не вел подобных разговоров (та как-то сразу у меня зубатая выросла – кого хочешь на место поставила бы и глазом не моргнула), то с Лилей, вот, приходилось. Опять какой-то сюрреализм… Потому, что ни хрена она мне не дочь. И дочерей не трахают… - Эм… - Лиля облизала губы, поднесла стаканчик к лицу, будто прячась за ним, и добавила: - Спасибо. Я… как бы в курсе. Да… Ну, в курсе, и хорошо. Тогда почему так гадко-то? И бесит все. Страшно бесит. Я машинально кивнул и пошел прочь. Нисколько не сомневаясь, что запросто смогу переключиться. Да только в этот раз не получилось. Память отказалась подчиняться моим командам. Что-то пошло не так, вышло из-под моего контроля… И я вновь, совершенно того не желая, с головой окунулся в, казалось бы, давно забытое прошлое… После целой ночи раздумий я пришёл к выводу, что ее надо отпускать. Встал необычно поздно, умылся. Поднялся к Лильке в комнату под чердаком, но ее там не оказалось, и я снова спустился вниз. Она нашлась в гостиной. Стояла на стремянке у окна… и усердно терла стекло. Не знаю, какого черта на нее нашло. Те окна были просто огромными. И уходили вверх сразу на два этажа. Насколько я знал, чтобы их вымыть, обычно вызывали специальную бригаду. - Лиля… Она вздрогнула. Ухватилась ладонями за железные прутья. Льющийся, кажется, отовсюду свет золотил Лилькину кожу и заставлял полыхать пламенем ее рыжие волосы, которые с годами приобрели изысканный оттенок расплавленной бронзы. - Да? - Спускайся, давай. Надо поговорить. Она нерешительно кивнула. Отложила скребок и проворно слезла. Я жестом велел ей следовать за собой. Остановился в кухне. Сам потянулся к кофемашине, но поскольку понятия не имел, как она работает, инициативу перехватила Лиля. И сделала все за меня... Как я любил. Эспрессо. Густой и крепкий. На два пальца в чашке всего. Я никогда не страдал отсутствием красноречия, но в то утро… почему-то медлил. И молча наблюдал за ее перемещением по кухне. За тем, как она зябко поджимает пальцы на холодном мраморном полу. Да-да, она почему-то босой была. А у нас в обуви все ходили. - Вчера звонили из посольства. Ваши с Сонькой визы готовы. - Правда? – изумилась Лиля и, как мне показалось, взволнованно сжала руки в кулаки. - Угу. На сборы осталась неделя. Лиля кивнула. Закусила щеку и уставилась в окно над мойкой. - Что-то не так? - Я… совсем не уверена, что могу себе это теперь позволить, Ян… Львович. - Глупости это все. Конечно, можешь. Я обо всем позабочусь. Ты ведь все еще хочешь учиться в Стэнфорде? - Да, но… - ее голос звучал едва слышно. И очень неуверенно. - Но? – напрягся я. - Стэнфорд на другом краю земли, - голос скатился совсем уж в едва различимый шепот. Я приподнял бровь. Мол, да ты, девочка, просто Капитан Очевидность. Да, наверное… мне стоило быть с ней помягче. Но я так на себя злился! А вымещал зло на ней… Лилька страшно смутилась. И забормотала что-то совсем уж невнятное. Хотя обычно была довольно бойкой. А тут… Неужели это я ее такой сделал? Как я вообще в это вляпался? - Как я сказал, учебу я оплачу. В знак моей благодарности… Лиля окаменела. А я с опозданием понял, как можно было расценить мои слова, и, как мне казалось, вовремя уточнил: - В знак благодарности за преданную службу твоей матери. Она кивнула. И так низко опустила голову, что копна волос упала на лицо, скрывая от меня ее реакцию. Так и стояли. Я - с уже опустевшей чашкой кофе. И она… с опущенной головой. Молчали. Почему-то не торопясь расходиться. - А то, что случилось… - наконец, спросила она и осеклась. - Продолжения иметь не будет. Не волнуйся. Я… позабочусь о тебе. Ты не переживай. Здесь все в силе. - Да… Стэнфорд. Я поняла. Неожиданно в ее голосе мне послышался такой неприкрытый сарказм, что я, уже на полпути к выходу, остановился. И оглянулся. Лиля тоже смотрела на меня. Смотрела, не мигая и не отрываясь вообще. Распрямив поникшие было плечи. - Если что-то понадобится – ты обращайся. Я… - Позаботитесь обо мне. Я поняла, говорю же… Поняла… Но не обратилась. Ни разу больше, с тех пор, как уехала. За спиной кто-то кашлянул. Я вынырнул из омута воспоминаний и лишь тогда понял, что залип, ничего перед собой не видя, а между тем лифт уже, бог его знает сколько времени назад, пришел, и я мешаю в него пройти собравшимся за спиной, но не смеющим меня потревожить людям. И вот тут я совсем уж разозлился. Тряхнул головой и строго-настрого себе запретил возвращаться к прошлому. У меня и в настоящем дерьма хватало. Один предстоящий визит к гастроэнтерологу чего стоил. Даже думать об этом не хотелось. Я органически не переваривал любую слабость. Но тут… достало уже. Нужно было что-то с этим делать. Записали меня на понедельник. По общей очереди. Нет, конечно, можно было устроить раньше, но до последнего оттягивал этот «прекрасный» момент. И почему-то все чаще вспоминал отца… Может, потому, что приближалась дата его дня рождения. Ему могло бы исполниться семьдесят. Всего семьдесят лет. - Не забудь, что мы сегодня собирались на кладбище. - Я помню, ма… Встретимся на месте через пару часов, идет? - Могли бы в офисе хоть сегодня без тебя обойтись, – проворчала та. - Но не обошлись, как видишь. Мать цокнула. Поправила какой-то безумный тюрбан на голове и, отпив чай из чашки, зевнула: - Цветы не покупай. И не поручай никому. Я сама выберу. Эти флористы никогда не могут угадать, чего я от них хочу. Наверное, потому что желания моей матери были такими же переменчивыми, как погода в марте. Но сказать ей это я, конечно, не мог. И вместо этого перевел тему: - Сонька дрыхнет еще? - Да, ну конечно! Умчалась она. Работы у девочки по горло. - Я так и не понял, чем она занимается. - Это сюрприз. - Мне не нравятся такие сюрпризы. - Занята девочка – и ладно. Главное, не бездельничает. И ведь не колется никто. Хоть своей СБ поручай разузнать, чем родная дочурка изволила заниматься. - Как твой стул? - Мама! – рявкнул я. – Прекрати немедленно. Мне уже не два года. - А няньки все равно нужны. Мою мать не переспоришь. Поэтому я, сверившись с часами, сделал вид, что уже спешу. Промокнул рот льняной салфеткой, хотя ничего толком не ел, и, выйдя из-за стола, на прощание чмокнул свою старушку в висок. - Не забудь, я тебя буду ждать в одиннадцать. К могиле отца вела вымощенная плиткой аллея. Памятник – гранитная плита, а на ней лишь имя, годы жизни и звезда Давида. Матери еще не было. Охрана тактично осталась в стороне. Я присел на корточки и прошептал: - Ну, привет, папа. Достал из кармана принесенный камень и по доброй еврейской традиции положил его на надгробие. А потом увидел такой же. Один в один похожий на мой. Привезенный из Нового Орлеана. Невольно напрягся, но поразмыслив пару секунд, вновь расслабил плечи и улыбнулся. Сонька-лиса. Не забыла деда. Хорошая она у меня все же. Пока я мысленно в тишине кладбища разговаривал с отцом, на дорожке появилась и мама. Она не соизволила переодеться. И, пожалуй, еще никогда ее наряд не смотрелся настолько неуместным, как сейчас. Но в этом и была моя мать. Скорбеть она предпочитала не напоказ. Потому что напоказ – это пошло. В руках у нее были… пионы. Совсем не кладбищенские цветы. Но папа их любил. И всегда дарил их матери, а потом… уже она их ему дарила. Мы помолчали. Думая каждый о своем. Не сговариваясь, вышли из-за оградки. - Опять спешишь? – спросила мама. А я спешил, да… Как всегда, спешил. Но почему-то в этот раз отрицательно мотнул головой. - Тогда пойдем, пройдемся. Хорошо здесь. Тихо… Я растерянно осмотрелся. Прогулка по кладбищу – это что-то новое. Хотя… и правда, ведь хорошо. И тихо… да. Так, не нарушая этой тишины, мы и шли. Мать держала меня под руку, мы останавливались у каких-то могил и возобновляли движение. Где-то стояли дольше, где-то меньше. Иногда на нашем пути встречались незнакомые люди, мы здоровались с ними, как с добрыми друзьями, и шли дальше. А потом мама как-то резко остановилась. Сдернула с глаз огромные солнцезащитные очки и, вытянув шею, пробормотала: - Это не наша Лилька там? Погляди! У тебя дальнозоркость. Точно увидишь. Никакой дальнозоркости у меня отродясь не было. Но раз мама сказала…