Следующие несколько дней Лера провела то выныривая на поверхность, то проваливаясь в сон, такой глубокий, что напоминал скорее обморок. Она понимала, что так ее психика пытается справиться со стрессом, но уходить от реальности не хотела. Хваталась за остатки здорового, не искореженного сознания, но всё вокруг меркло, отчаяние вгрызалось в нее диким зверем, и разум будто засыпал. Приходя в себя, Лера видела рядом с собой Алинку, и становилось легче. Камень внутри нее, мешающий свободно дышать, потихоньку рассасывался. Единственный способ прийти в себя — переступить через это, как и всегда, как она привыкла. Забыть всё случившееся как страшный сон и жить дальше. Потому она не позволяла обращаться с собой как с больной или неполноценной. Запретила Але подбирать слова в разговоре и обходить какие-то острые темы. За этим ее и позвала — чтобы поскорее вернуться к нормальной жизни, в которой самой большой бедой станут остывший кофе или растрепавшаяся прическа. Алина пробыла у нее три дня. Могла дольше, но Лера убедила подругу, что чувствует себя хорошо и в сиделке больше не нуждается. Ее и правда немного отпустило. Хотя от постоянного лежания в кровати суставы и мышцы затекли бездельем и начали ныть. С Лёшкой она до сих пор так и не поговорила. Только у Алинки спрашивала о его состоянии. Не знала, что сказать ему и как. Ее терзал страх перед неизвестностью, что теперь с ними будет, но она никак не решалась включить телефон и набрать его номер. Лера уже не хромала, но колено еще побаливало. Осторожно она спустилась по лестнице и пошла в гостиную, откуда доносился разговор отца и брата. Матвей уже приезжал ее проведать. Отец выдал ему какую-то удобную версию, которую Лера не стала оспаривать. Не желала в очередной раз переживать собственное унижение, рассказывая правду о том, что произошло на самом деле, и почему она в отцовском доме. — …Умер, и всё, — говорил Матвей. — Вот так был человек и нету. Надо сестре сказать… — Как умер? — выдохнула Лера, чувствуя, как земля ушла из-под ног. Матвей обернулся на ее голос. Увидев ее побелевшее лицо, он спохватился и объяснил: — Палыч умер, Палыч… Зная о тяжелой болезни Артема Павловича, Лера не сильно удивилась. Хотя смерть — это всегда внезапно. — А когда это случилось? — спросила она, сразу подумав о Лёшке, в каком он сейчас состоянии. — Сегодня утром, — ответил Матвей. — Он, оказывается, последние три дня с постели не вставал. — А ты видел его? — Лера посмотрела на отца. Он кивнул: — Да. Я заметил, что он сдал, но не придал значение. Мало ли, устал человек. Даже не предполагал, что он при смерти. Соломатин был задумчив. Новость о смерти заклятого врага будто бы его расстроила. — Ты вроде радоваться должен, — не удержалась Лера. — Твой главный конкурент на тот свет отправился. Отец взглянул на нее с осуждением. — Назаров был умным, принципиальным человеком, и я его за это уважал, хоть мы были и по разные стороны. Лера подумала секунду и повернула голову, посмотрев на брата: — Мне надо к Лёше. Я переоденусь, отвезешь меня? — Без проблем, — согласился он. Услышав слова дочери, Соломатин стер с лица задумчиво-грустное выражение и сказал с угрозой: — Лера, я тебя предупреждал. — У него горе, и я поеду к нему. Мне так или иначе надо с ним поговорить, — твердо заявила она. Ее руки, спрятанные в карманы халата, невольно сжались в кулаки. Ногти впились в ладони. — Тебе не надо. Я уже с ним поговорил. — В каком смысле? — В самом прямом. — Что ты ему сказал? — Правду. — Какую правду?! — заорала Лера. — Я рассказал ему, что с тобой произошло. Это его вина, и ему рядом с тобой не место. Я этого не допущу! Вот, что я ему сказал! Лера не верила своим ушам. — Как ты мог? Как ты посмел это сделать? — спросила приглушенным голосом. — Я ведь и правда поверила, что ты хочешь мне помочь. Что волнуешься, беспокоишься… — Это так и есть! — пытался убедить ее отец. — Не-е-ет, — протянула она. — Ты просто воспользовался моей слабостью. Тем, что я не могла сопротивляться… У меня просто не было сил ни спорить с тобой, ни что-то доказывать. Это называется не забота, папочка. Это называется безнравственная эксплуатация моей личной трагедии. Лера замолчала, пытаясь вдохнуть. Она разнервничалась, и у нее снова перекрыло дыхание. В комнате стало тихо, даже воздух как-будто затаился в предштормовом молчании. — Тебе было мало, что ты отнял у меня любимое дело… — продолжила, задыхаясь. — Мало, что отнял любимого человека… Ты решил добить меня окончательно… Я понимаю твое желание растоптать его. А как же я? Тебе не пришло в голову, что ты и меня заодно уничтожаешь? Всё это время я пыталась сохранить хоть какое-то подобие собственного достоинства, но ты и этого мне не позволил… Матвей переводил взгляд с сестры на отца, ничего не понимая. Вернее, понимая, что происходит что-то страшное. — Я же твоя дочь! — закричала Лера. — Как ты мог?! Это моя боль! Ты не имел права говорить с ним за меня! Ты не имел права вмешиваться в это! Я и так сделала всё, что ты хочешь! Что тебе еще от меня надо?! Или… — она оборвалась, но тут же продолжила сломленным голосом. — Ты мне так за маму мстишь? За то, что я, родившись, убила ее… Ты считаешь, что это я ее убила? Поэтому не даешь мне быть счастливой? Хочешь и для меня душевной смерти? — Причем тут мама? Его не было рядом… — начал было отец. — Тебя тоже! — хрипло оборвала она. — Тебя тоже не было рядом, когда Беспалов меня насиловал! Ты тоже меня не защитил, если уж на то пошло. Твою золотую девочку, твое сокровище, твою единственную дочь поимели, как какую-то шлюху. Это сделал твой человек! Ты нанял на работу это ничтожество! — Хватит! — резко сказал Матвей. — Иди собирайся, я тебя отвезу! Всё это время отец и дочь сверлили друг друга взглядами и не видели, как озлобилось лицо Матвея и ярость вспыхнула в глазах. Только сейчас он понял, что на самом деле произошло с сестрой. — Она никуда не пойдет, — сказал отец, но в его голосе не чувствовалось былой твердости. Лерке удалось пошатнуть его уверенность в собственной правоте. — Она пойдет! — рявкнул Матвей. — Лера, бегом! Соломатин, не привыкший слышать от сына подобный тон, замер от удивления. — Я тебе Лерку никогда не прощу, — негодующим тоном сказал Матвей. — Может, она тебя и простит, а я нет. Беспалов на тебя работал. Ты привел в дом эту мразь, ты приблизил его к семье, ты даже не заметил, как он на нее смотрит. Бл*ть, даже не начинай мне рассказывать, кто и в чем виноват… Это всё твое мозго*бство! Ты создал ситуацию, которой этот урод воспользовался! С таким же успехом этот ублюдок мог прийти к ней домой, и она бы открыла ему дверь. Или сюда в комнату подняться… — Не смей говорить со мной в таком тоне. — Да пош-ш-шел ты! — Матвей развернулся и взбежал по лестнице. Лера, одетая в черные джинсы и спортивный лифчик, рылась в гардеробной, сбрасывая с полок вещи. — Лер… — позвал брат. — Мне нужна водолазка, надо горло прикрыть, — сказала Валерия, хватаясь за голову. У нее на шее еще остались синяки, небольшие, но она всё равно не хотела, чтобы Полевой их видел. — Я всё это время думала, что скажу ему. Придумывала, как поговорить… Оказывается, и придумывать ничего не надо, папочка всё предусмотрел. Матвей присел на корточки и порылся в куче вещей, валявшихся на полу. — Эта подойдет? — О, конечно. Как я пропустила, — Лера выхватила у него из рук черную водолазку. Натянув ее на себя, она хотела выйти из гардероба, но брат преградил ей путь. — Матвей, только не начинай, — попросила она, боясь расчувствоваться. — Этот выбл*док подыхал дольше, чем меня трахал. Учитывая, что он труп, а я живая, будем считать, что это я его поимела. — Так и есть, — Матвей привлек ее к себе и обнял. — Мою сестру не может никто поиметь. Это невозможно. Всё будет хорошо. Ты же у меня сильная, ты справишься, — посмотрел ей в глаза. — Я справлюсь. Теперь точно справлюсь. Папа, как никто другой, умеет привести в чувства. Он них*я не угадал, если решил, что так легко загонит меня в угол. — У него это никогда не получалось, — уверенно сказал брат.