Возвращаться в магазин Энсли было как-то неловко. Яша, должно быть, думал так же, потому что на чердаке его не оказалось. Видимо, предпочёл переночевать с Эдвином, подальше от всей этой драмы. Тэдж немедленно рухнул на свою кровать, даже не потрудившись переодеться. Он был не единственным, кто был расстроен, но Баркли заставил себя сделать глубокий вдох и спокойно сказать: – Мне жаль, что Сирил наговорил такого о Руне. Тебе наверняка было тяжело это слышать. Он затаил дыхание. Разговаривать с Тэджем в таком состоянии было сродни тыканью палкой в бок спящего чудища, но промолчать тоже казалось неправильным. Тэдж ничего не ответил, только уткнулся лицом в подушку, и Баркли, не выдержав неловкого молчания, снова открыл рот: – Она тебе практически как семья. И… ну… мне тоже. По крайней мере, ближе всех, кто у меня есть. Тэдж пробурчал что-то в подушку. – Что? – не разобрал Баркли. Несколько секунд Тэдж молчал, но, когда наконец заговорил, его голос дрожал: – Я сказал, что они даже не потрудились подумать. – Подумать над чем? – Мой папа умер, потому что помешал Сорену, когда тот пытался стать партнёром Лохмордры, а Руна была его лучшим другом. Как они вообще могли подумать, что она стоит за всем этим? – в его тоне звучали слёзы, и он явно этого стыдился, потому что сместился подальше от окна в тень. – Я… я не хочу завтра ей об этом рассказывать. Она только зря расстроится. – Ты прав. Не стоит этого делать. Баркли достал пижаму и начал шумно переодеваться. Он не считал слёзы Тэджа чем-то неправильным – Баркли любил поплакать и делал это довольно часто. Но он понимал, что Тэджу будет проще, если он сделает вид, что ничего не слышит. Закончив и убедившись, что на стороне Тэджа стало тихо, Баркли вытянулся на кровати. – Можно тебя кое о чём спросить? – Попробуй, – отозвался Тэдж. – Когда мы были на Трове… ты сказал что-то насчёт убийства Лохмордры. Почему ты думаешь, что это необходимо? – Потому что Лохмордра – монстр. Даже если кто-то управляет плакучей волной или вызывает землетрясения, сама плакучая волна острова не уничтожает и никого не убивает. Это всё он. И если его не станет, это всё прекратится. – Но Дикоземья существуют лишь благодаря магии легендарных чудищ. Без них чудища заполонят весь мир, наступит хаос… – Мне всё равно! – огрызнулся Тэдж. – Тебе не понять. Ты… – Бесполеземец? – договорил Баркли. Теперь уже он разозлился. – А ты не задумывался, почему я поначалу не хотел становиться чудологом? Восемь лет назад в середину лета Гравальдор убил моих родителей. Так что можешь верить или нет, но я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. – Я не знал… – Это не секрет. Ты не знал только потому, что ни разу не попытался со мной подружиться. Всё твоё время уходит на то, чтобы ворчать и злиться на всё подряд. Тэдж молчал долго, так долго, что Баркли махнул рукой, натянул плед по самые уши и закрыл глаза. И лишь тогда осознал, как сильно он устал. Поэтому шёпот Тэджа Баркли услышал, уже проваливаясь в глубокий сон: – Мне жаль, что я не знал. И мне жаль из-за твоего дня рождения. Следующий день выдался солнечным, что на Море случалось редко, но вопреки ясной погоде настроение в отделении Гильдии было пасмурным. Пусть Энсли и предпочитала возиться со своими аквариумами и вязать в одиночестве, но жители Манси считали её другом, и новость о её возможном предательстве сильно их подкосила. Всех, кроме Сирила. – Раз преступник схвачен и новых нападений больше не предвидится, значит, у меня нет причин оставаться на Море, – объявил он. – Вина Энсли не будет доказана, пока мы не убедимся, что нападения действительно прекратились, – заметила Руна. – Но если тебе так хочется сделать ноги, не дождавшись этого, то скатертью дорога. Баркли, Тэдж и Виола протолкались через толпу стражей, собравшихся вокруг спорящих мастеров. Три ученицы Сирила стояли позади него, с понурым видом глядя себе под ноги. Яша маячил в дальнем углу. Сирил едва не вышел из себя, но Эдвин упреждающе положил ему руку на плечо: – Руна права. Я сам так уехал, только чтобы в спешке вернуться. Даже если Энсли виновна – а всё указывает на это, – нужно подождать… Он оборвал себя, когда между ними вклинился Тэдж: – Руна, нам нужно поговорить с вами наедине. Это важно. – Опять? – спросила она. – Если это важно, скажи при всех. Тэдж бросил на Сирила испепеляющий взгляд. – Нет. Только с вами. Наедине. Убедившись, что все три её ученика настроены серьёзно, она кивнула: – Хорошо. Идёмте наверх. Они поднялись по спиральной лестнице и, миновав кабинет Орлы, зашли в небольшую комнату для гостей, что отдали Руне. На кровати лежала её огромная саблезубая тигрица, и, судя по слою бело-чёрной шерсти на пледе, для неё это было привычное занятие. При виде их чудище подняло голову и с подозрением на них сощурилось, после чего оскалилось и зашипело. – Это Клава, – сказала Руна. – Она не любит людей, но нападать не будет. Пока я здесь. Баркли её заверения не успокоили. Длины клыков Клавы было достаточно, чтобы проткнуть его насквозь. – Так в чём дело? – поторопила Руна. – Расскажите нам об Одриане Кизе, – попросил Тэдж. Руна побледнела: – Как вы узнали об Одриане? – Сирил сказал своим ученицам, а те сказали нам. Если верить ему, у Верховного чудолога был третий ученик, и вы его убили. Мы, конечно же, знаем, что это неправда, но они… – Это правда, – тихо произнесла Руна. – Но всё было не так просто. Баркли шумно вдохнул. Виола ахнула. – Ч-что? – опешил Тэдж. – В смысле – «это правда»? – Мне стоило догадаться, что Сирил не станет молчать, – с горечью сказала Руна. – Это так на него похоже. Если кто-то из нас делал что-то не то, он первым бежал ябедничать. Но вы ещё дети, он не имел права… – Мне кажется, у нас есть полное право знать, что тогда произошло, – перебил Тэдж. Она вздохнула. – Может, присядете? – Но стоило Баркли шагнуть к ближайшему стулу, как Клава глухо зарычала. Руна бросила ему: – Подальше от неё. – И добавила для Клавы: – Всё хорошо, девочка. Спи дальше. Клава перестала рычать, но продолжила наблюдать за учениками прищуренными глазами, явно не планируя возвращаться ко сну. Двигаясь очень медленно, Виола заняла кресло-качалку, а Баркли сел прямо на пол, скрестив ноги. Тэдж, которому, похоже, не сиделось, встал в углу и сложил на груди руки. – Нам троим было столько же, сколько вам, когда мы стали учениками Леопольда, – начала Руна. – Мы были неразлучны. Леопольд тогда ещё не был Верховным чудологом – им была его мать, но мы заняли первые три места на нашем Отборе и не сомневались, что точно так же вместе станем лучшими чудологами во всём мире. Ну, мы с Одрианом так думали. Сирил в основном был занят тем, чтобы от нас не отставать. Губы Руны тронула ностальгическая улыбка, но лишь на секунду, затем её лицо помрачнело. – Мы все хотели достичь невиданных высот. Проявить себя как никто до нас. Но Одриан… он был самым амбициозным. Он был бесполеземцем, и, по мере того как мы становились старше, его отношение к Бесполеземьям начало меняться. Теперь Баркли знал, о каком чудологе-бесполеземце тогда говорила Руна, – об Одриане. – У нас с Сирилом всегда была возможность съездить домой, в отличие от Одриана. Это его ожесточило, он начал высказывать мысли, что Бесполеземьям нужны перемены, что чудологи совершают ошибку, разделяя их и Дикоземья, что между ними не должно быть границ. Он начал странно себя вести. Стал одержим легендарными чудищами. В итоге он бросил учёбу за год до её окончания, и экзамен на получение лицензии мы с Сирилом сдавали без него. А спустя ещё год мы случайно с ним столкнулись. Мне и Сирилу поручили проверить сообщения о необычном поведении драконов в Горах. Леопольд тогда был занят, ты, Виола, была ещё совсем маленькой, твоя бабушка заболела, и он только-только начал перенимать обязанности Верховного чудолога. Когда я рассказала ему о своих подозрениях, что это Одриан мешает драконам, он мне не поверил. Но затем мы с Сирилом нашли тому доказательства. Одриан хотел стать партнёром легендарного чудища Гор и стереть с его помощью границы, чтобы поглотить все прилегающие к ним Бесполеземья, – лицо Руны мучительно исказилось. – И хотя подобное партнёрство требует огромного мастерства и удачи, я не сомневалась, что ему это удастся, если я его не остановлю. Мы знали его лучше кого бы то ни было, знали, как он талантлив. И на что способен. Он бы уничтожил весь мир в своём стремлении его объединить. Он был… потерян для нас. Я победила Одриана, но Сирил не смог меня за это простить. Одриан пытался убить нас обоих, но Сирил вбил себе в голову, что всё можно было решить иначе. Он вызвал меня на дуэль, но Леопольд нас прервал. Его не было с нами, когда всё это произошло, но он встал на сторону Сирила. Я спасла Горы – а возможно, не только их, – и Леопольд заявил, что лишь поэтому меня не арестует. И потому что я была его ученицей. Я ушла. Участвовала в чемпионатах по дуэлу. Брала задания как можно дальше от Сирила. С тех пор мы несколько раз пересекались, но это первая наша совместная работа с того дня восемь лет назад. Казалось бы, немаленький срок, но этого не скажешь. Вот почему Руна выглядела такой встревоженной во время их последнего урока. Баркли тогда был зол и почти отчаялся, потому что считал, что бесполеземское происхождение делает его слабее всех остальных. Руна, должно быть, перепугалась, что он начнёт думать как Одриан. Но этого никогда не случится. Баркли всегда будет помнить обиду за изгнание из Занудшира, но чего ему точно не хотелось, так это чтобы они ещё сильнее боялись чудологов. Он надеялся, что когда-нибудь они осознают, что чудологи вовсе не так страшны, как им казалось. Но даже если и нет, Баркли всё равно будет их защищать. Пусть Занудшир перестал быть его домом, но он навсегда останется его родиной. А его новым домом был Корень. – Так что, – подытожила Руна, – Сирил не лгал. Но у нас с ним разное отношение к случившемуся. И боюсь, это никогда не изменился. – Но если вы дружили, неужели нет способа… – начал Баркли.