Следующие двадцать минут они работали молча. Баркли старался плавать вблизи гидротермальных источников, но это было сложно сделать из-за жара. Вода рядом с ними едва не кипела. Поэтому он держался у подножия источников и внимательно смотрел по сторонам в поисках любых чудищ. Растущие здесь коричневые водоросли были такими тонкими, что напоминали человеческие волосы и плохо справлялись с ролью убежища для мелких двухголовых рыбёшек. Дно было усыпано осколками ракушек и плоскими ежами, и Баркли даже подобрал несколько особенно чудных на вид и сунул в банки. Занятие это никак нельзя было назвать захватывающим, но Баркли оно нравилось. Уж очень оно напоминало сбор грибов. Он мысленно себя отчитал: ему никогда не стать достойным чудологом, если он то и дело будет вспоминать о Занудшире. Но все мысли о родине испарились, когда он наткнулся на нечто действительно любопытное – сброшенную кожу какой-то морской змеи. Морщась, он подхватил её двумя пальцами и обнаружил, что её нижняя часть была перемазана в чёрной пыли. – Странно, – пробормотал Баркли. Он развёл руками заросли травы и увидел на дне зигзаг из пористых чёрных камней. Но попытка выдернуть хотя бы один не увенчалась успехом: они сидели намертво. В итоге Баркли сунул кожу в баночку и поплыл к Энсли. – Да? – спросила она, разрумянившаяся из-за долгого пребывания рядом с источниками. Её взгляд упал на банку в руке Баркли. – О-о! Чешуя! Отличная находка! – Она редкая? – с надеждой спросил он. – Нет, но отлично пойдёт с тостом. А ты что нашла, Шази? Та продемонстрировала банки, которые, как и у Баркли, тоже были полны разных ракушек и водорослей. – Вот эта выглядит интересно, – она указала на комок водорослей, отливающих серебром. – А, боюсь, он только на вид необычен. Это грязебой, широко распространён в здешних местах. – Энсли постучала пальцами по своим баночкам. – Я поймала несколько темносветок. Это биолюминесцентный планктон, что мы используем для уличного освещения. Конечно, я могла бы изучать те, что есть у нас на Манси, но подумала, что дикий образец тоже не повредит. Как вы могли обратить внимание, они очень любят жар, поэтому и скапливаются у источников. Баркли кашлянул: – Я ещё кое-что нашёл. Можно вам показать? – Конечно, – согласилась Энсли, и он отвёл их к чёрным камням. – Вы знаете, что это такое? – спросил он. Энсли широко распахнула глаза: – Мне стоило догадаться, что мы найдём здесь нечто подобное! О да, это многое объясняет. Перед нами застывшая вулканическая лава. Океанское дно сдвинулось, и лава поднялась в образовавшуюся щель. Знаете, чем это вызвано? Баркли задумался: что могло сдвинуть саму землю? В памяти всплыла их первая ночь на Манси, и его осенило: – Землетрясение. – Именно. Вероятно, в ходе этих землетрясений слои земной породы сместились, усилив источники, сделав Море горячее. – Но что вызывает землетрясения? – К сожалению, на этот вопрос у нас пока нет ответа. Но сама эта находка имеет огромное значение! Я уже это говорила и не устану повторять: из тебя бы вышел замечательный аптекарь, Баркли. Она улыбалась, но Баркли не знал, стоит ли воспринимать её слова как комплимент. Ведь он не хотел становиться аптекарем, он хотел быть стражем. А как раз это у него получалось так себе. После возвращения на сушу Энсли отпустила их с «отбывания наказания» раньше обещанного. – Только Руне и Сирилу не говорите, – подмигнула она и понесла их находки в «Травяную хижину». – Чем займёмся? – спросила Шази Баркли, садясь на песок рядом с коллекцией сабель, что она оставила на берегу перед погружением. Она махнула пальцем, и один из клинков изогнулся, превращаясь в протез. Наверняка она проделывала это уже тысячу раз, но Баркли всё равно невольно восхитился, как быстро и ювелирно точно она управляет своей магией. – Можем вернуться в отделение Гильдии или… – Я хочу попрактиковаться, – перебил Баркли, доставая из кармана пробку от бутылки. Шази поморщилась, но почти сразу на её лице расцвела широкая улыбка. – А давай. Прямо здесь? Она приставила протез к ноге, и металлическая приёмная гильза затянулась вокруг её бедра, гарантируя надёжность и отсутствие неудобства при движении. – Да, почему бы и нет? – отозвался Баркли и, пока Шази, вооружившись саблей, начала отрабатывать шаги, призвал Корня из метки. Тот недолго покружил по пляжу, периодически останавливаясь, чтобы покопаться в песке. Баркли сжал в кулаке свою пробку и сказал Корню: – Мне нужно этому научиться. Поможешь мне? Тот деловито завилял хвостом. И Баркли, представив лёгкий ветерок, что приподнимет и будет держать пробку в воздухе, подумал: «Ветер!» Но, несмотря на всю его концентрацию, пробку унесло вбок, и она упала на песок у его ног. – Одна ошибка ещё ничего не значит, – сказал Баркли, успокаивая себя. – У меня получится. Корень согласно гавкнул, и Баркли попробовал ещё. И ещё, и ещё, и ещё. В последний раз пробка на секунду замерла в воздухе, но затем больно шмякнула его по лицу. Он застонал: – Я не понимаю! Невозможно заставить ветер застыть! В этом весь смысл: ветер по своему определению не может остановиться! Корень опять гавкнул, и Баркли прищурился: – Я начинаю подозревать, что ты вовсе мне не помогаешь, а просто соглашаешься со всем, что я говорю. Корень в ответ встал на задние лапы, упёрся передними ему в грудь и, вывалив язык, выжидающе на него уставился. Баркли вздохнул: – Я понимаю, что ты хочешь поиграть. Но я сейчас не могу. Если я не додумаюсь, как это делать… Он будет недостоин зваться учеником стража. Кто-то мог сказать, что он был к себе слишком суров, но стражи занимались крайне важным делом – защитой людей. И если Баркли не мог соответствовать возлагаемым на него ожиданиям, возможно, ему стоило перестать питать иллюзии и просто это признать. Он решил сменить тактику и положиться на совет Яши, что тот дал ему на палубе «Беалаха»: подумать о чём-то, что его успокаивает. «Кислизняк-людоед, Почесоточная чума, Великая война капаму…» – принялся перечислять он факты из учебника. Но сколько бы Баркли ни хмурился, концентрируясь, новая попытка снова провалилась, и ему безумно захотелось пнуть песок или забросить непокорную пробку как можно дальше в Море. Вместо этого он украдкой глянул на Шази. Она всегда вела себя так уверенно и непоколебимо, ей наверняка ни разу в жизни не приходилось кого-то нагонять. Но, к его удивлению, сейчас движениям Шази не хватало привычной грациозности. Обычно её протез легко гнулся, реагируя на безмолвные магические приказы, но сегодня ей что-то мешало. Она неловко шагнула, запнулась и поморщилась, как от боли. – Ты в порядке? – спросил он. – О, – Шази остановилась посреди выпада и неловко наклонилась вбок, перенося вес с протеза на правую ногу. – Ты уже всё? – Когда она выпрямилась, то снова поморщилась. – Тебя нога беспокоит? Она скорчила гримасу: – Всё нормально. – Но мне кажется… Если ты хочешь закончить, то давай, – он сунул пробку в карман. – Потому что с меня тоже хватит. Пошли назад в отделение. Шази с нескрываемым облегчением убрала саблю в ножны. Но когда она шагнула, её повело, и она упала на песок. – Ты точно в порядке? – встревожился Баркли. Корень, тоже обеспокоенный, подбежал к Шази. – Сказала же, всё нормально, – огрызнулась она, совсем как Тэдж. Но смягчилась, когда Корень положил голову ей на колени, и почесала его за ухом. – Ты не против передохнуть? Мне нужно немного посидеть. Баркли кивнул и сел рядом. Шази провела пальцем по краю протеза, совсем как несколько минут назад, заставив металлический клапан расшириться и упасть с бедра. Баркли понимал, что пялиться неприлично, но взгляд невольно зацепился за краешек старого шрама, означающего, что Шази не родилась без нижней части ноги, а потеряла её уже при жизни. Заметив его интерес, она сказала: – Мне её верлев откусил. – Правда? – ахнул Баркли. Он не знал, что собой представлял верлев, но звучало это ужасно. Шази усмехнулась: – Нет. Это был несчастный случай. Мне было семь, на нас налетела песчаная буря, и один из каркаданнов взбрыкнул – они вроде единорогов с плохим характером. Их в Пустыне полно. В общем, он приземлился прямо мне на ногу, и от моей голени и колена, считай, ничего не осталось. – Мне очень жаль. – Ничего. Но она болит каждый день, и не потому, что до сих пор не зажила или вроде того, а потому, что мой мозг иногда вроде как забывает, что у меня больше нет ноги. И хотя я управляю протезом магией, песок… очень неустойчив. Мне и так приходится постоянно держать в уме кучу вещей: как мне сохранять равновесие, например, или как сгибать металл, чтобы это соответствовало движению обычных суставов, а на песке это делать сложнее. Особенно в один из моих «плохих» дней. – Она подвинулась, чтобы сесть поудобнее, и Корень протестующе заскулил. Шази улыбнулась и снова принялась его гладить. – Мне страшно повезло, что я могу ходить благодаря магии, хотя у меня и ушло несколько лет, чтобы этому научиться. Но это тяжело. У меня такое чувство, что мне приходится прилагать в два раза больше усилий, чем всем остальным, чтобы просто заниматься повседневными делами, а это значит, что я в два раза больше устаю. Баркли не знал, что и думать. Он только что жаловался про себя на невыполнимое задание, но что, если бы ему приходилось выполнять его, терпя боль старой травмы? Не говоря уже о том, что если бы он не был так зациклен на себе и был внимательнее к Шази, то заметил бы её дискомфорт ещё с момента, как они вышли на берег. – Можем сидеть здесь, сколько понадобится, а потом пойдём в отделение, – сказал он. Шази благодарно на него посмотрела. – Спасибо. И тебе тоже, – добавила она специально для Корня, и тот довольно замотал хвостом. – Можно тебя кое о чём спросить? – Баркли хотелось верить, что он не испортит всё своим неуместным любопытством. – Почему ты так холодна с Виолой? Я думал, вы были подругами.