– Сегодня выходной, – напомнил ректор. – У меня нет дел, которые нельзя было бы отложить. – Тогда… к единорогу? – Я не успел переговорить с доктором Грином. – Он не будет возражать, – заверила я. – Единороги же целебные. Только у меня верхней одежды нет. Накануне милорд Райхон переправил меня порталом из комнаты общежития прямо в вестибюль лечебницы. Но телепортироваться на территорию эльфийского посольства равносильно вторжению. Маг улыбнулся, глаза лукаво блеснули. – Вы так и не забрали куртку, которую оставили в клубе Огненного Черепа, помните? А еще я захватил зонт. Готовы? Оливер подал мне руку. Я подхватила полюбившиеся моему чуду цветы. – Готова. Погода разбушевалась не на шутку: ливень, ветер, норовивший вырвать у Оливера зонт и заглянуть мне под платье. Но, как сказал ректор, хорошо, что не гроза. В грозу отключают сеть порталов, так как те сбоят из-за атмосферного электричества. Эльфу, дежурившему у калитки посольства, дождь был нипочем. Струи воды обтекали укрывавший его невидимый кокон, и, судя по тому, как аккуратно лежали на плечах стража длинные белые волосы, ветер тоже не мог пробить защиту. Мне даже показалось, что нелюдь усмехнулся, взглянув на наш зонт. Но, скорее всего, показалось: все знают, каковы эльфы по части эмоций; милорду Райхону жизни не хватит, чтобы достичь такой степени непробиваемости. Впустили нас без лишних вопросов и никаких леди не приставили. У ректора были определенные преимущества в этом вопросе. Странно, что он не бегал сюда ежедневно. – Эноре кэллапиа не любят магов моего профиля, – сказал он, когда я спросила об этом. – Зачем лишний раз нервировать чудесное животное? Увидев меня, единорог радостно заржал и шагнул навстречу, но тут же отступил, заметив ректора, и сердито забил копытами. – Я же говорил, – вздохнул Оливер. – Мне лучше… Уйти? Я укоризненно поглядела на свое чудо: разве можно гостей гнать? Тем более этот угощение принес. Вынула из-под куртки букет, но единорог не сменил гнев на милость. «Не тот человек, – фыркал он сердито. – Не тот!» – Все хорошо, – успокоила я ректора. – Он привык видеть меня с доктором и немного растерялся. Просто растерялся, да, диво дивное? Ты же не испортишь мне свидание? Потому что это тот человек. Для меня – тот. А для тебя – цветочки. Хочешь? Взгляд его смягчился, но единорог не потянулся за лакомством. Втянул ноздрями воздух, кивнул одобрительно, а потом толкнул меня мордой в лоб. Серьезно? Нужно обязательно воткнуть это в волосы? Извращенец! Скажи еще, за корсаж заправить! Единорог с интересом обдумал это предложение и причмокнул губами: мол, в другой раз, когда платье подходящее наденешь. С трудом сдерживая смех, я стегнула его букетиком по морде. И зачем ему с такими замашками именно девственницы? «Свет, – донеслось в ответ. – Свет хороший, чистый. Не колючий». Аура? А если уже не девственница, свет колючий? «Колючий, – фыркнул единорог. Затряс головой, будто хотел избавиться от прилипшей к морде грязи. – Много мужчины. Женщина принимает мужчину, берет его свет. Когда мужчина правильный – терпимо. Когда неправильный – колючий. Когда мужчин много… пф-ф-ф…» Ну да. Когда мужчин много, не могут они все быть «правильными». А мой свет – он какой? Я же все-таки… «Вкусный. Сладкий, горький… Разный. Но вкусный». Я поперхнулась от неожиданности. Он что, питается чужой энергией? Как вампир? Единорог не обиделся на неудачное сравнение. Только головой покачал, намекая, что мне не понять, как можно впитывать свет аур, не отбирая при этом жизненной силы. А питаться он предпочитал чем-то материальным, о чем не преминул напомнить жалобным ржанием и выразительным взглядом на голубенькие цветочки. Я выдернула из букетика цветок и, как был, на длинном стебле, воткнула себе в волосы. Смотрелось это, полагаю, нелепо, но смотреть-то никто и не собирался: диво дивное тут же слизало лакомство с моей головы. А ведь ему нравятся эти цветы. Так не специально ли Каролайн утыкала меня тогда голубыми звездочками? Она ведь знала, куда я собираюсь. Украсила меня, как украшают кремом торт, и прислала в качестве презента? Единорог печально вздохнул, и, чтобы утешить его, я заткнула за ухо следующий цветок, за что была благодарно облизана… Фу! Знает же, что мне это не нравится! – Пф-ф-ф! – смешливо выдохнуло мне в обслюнявленное лицо дивное создание и смачно захрустело зеленым стебельком. Вредина! – Вы хорошо ладите, – сказал за моей спиной Оливер. Единорог дернул ухом, отступил от меня и сердито топнул на ректора. Гнать он его уже не гнал, но и слова не давал. – Да, – я обняла сварливое чудо за шею. – Мы подружились. Но он очень ревнивый друг. К тому же эти создания не любят мужчин. – Чем тогда занимается здесь доктор Грин? – Наблюдает. Один раз взял образцы… Зловредный эноре кэллапиа громко проржал. Пришлось почесать его за ухом и предупредить, что милорду Райхону не нужны «подарки». – Элизабет, я хотел поговорить с вами, пользуясь случаем. – О чем? – О вашем участии в… – Давайте обсудим это позже?.. И не садитесь на этот ящик! – успела предупредить я ректора, почувствовав нарастающий гнев единорога. – Что не так с ящиком? – удивился маг. – Ничего. Просто… на нем нельзя сидеть… Несильно ткнула единорога кулаком: чего чудишь, чудо? На Грина ведь тоже фыркал, а тут, глядите-ка, взялся охранять персональное сидячее место! «Он забавный». Доктор? Ну да, бывает. Но это не повод топать на Оливера. «Темный», – неприязненно выдохнул единорог. Не его вина. Я ему специальность придумала. Поддалась моде на темных магов. Эноре кэллапиа не поверил. Мэйтин тоже говорил что-то о непостижимости причинно-следственных связей. Возможно, Оливер, со мной или без меня, и не мог быть никем, кроме как специалистом по проклятиям. Но это же не значит, что он плохой? Темные материи как дисциплина изучают не только создание проклятий, но и способы избавления от них. И вряд ли Оливер проклинал кого-нибудь по-настоящему. Единорог обозвал меня наивной дурочкой. Проклинал? Я недоверчиво заглянула в глаза эноре кэллапиа. Будь это правдой, разве терпел бы он ректора рядом? «Он искупил тьму, – дыхнули мне в ухо. – Сильный… Но трудный. Закрытый». Работа у него такая. Сам, поди, не рад своей замкнутости, но как иначе на подобной должности? Диво дивное выдало сумбурный поток мыслеобразов: что-то о людях, которые сами себе усложняют жизнь, да еще и являются, такие трудные и колючие, к мирным единорогам и аппетит портят. В подтверждение последнего заявления выхватил у меня оставшиеся цветы и сжевал, всем видом демонстрируя, что это не доставляет ему удовольствия. – Элизабет, мне все же нужно с вами поговорить, – сказал так и не рискнувший никуда присесть ректор. Единорог вместо того, чтобы снова на него топнуть, прислушался. – У меня вошло в привычку начинать день с ваших заметок, сверять по ним собственные воспоминания… – Что-то еще изменилось? – насторожилась я. – Виктор Нильсен. Я не помню такого студента. С утра повидался с несколькими преподавателями с кафедры прикладной некромантии – они пока не забыли. Только во мнениях не сходятся: одни говорят, что он перевелся, другие – что вообще бросил учебу. Хотел поговорить с Грином, Нильсен ведь был его пациентом, но доктор занят. – И, скорее всего, думает, что Виктор уехал после того, как он не дал ему разрешения на практику, – вздохнула я. – Времени все меньше.