– Чья беременность? – бог коснулся кончиками пальцев моего лба. – Ну ты даешь, – выдохнул спустя секунду. – Ты сейчас что сделал? – спросила я, приподнимаясь. – Память считал. Но ты все-таки… М-да… Кровь почему сама не сдала? Сибил ничего не добавляет в спиртное. Об этом я уже по его вопросу догадалась. Но тогда, в больнице, откуда мне было знать? – Ладно, – отмахнулся он. – Не самая большая проблема. Лучше объясни, почему ты не используешь магию? – Не могу. – Почему? – Не знаю! – окрысилась я. – Не могу, и все! – Так не должно было случиться. До чего же верно эта фраза характеризует мое нынешнее положение! – Нормальное у тебя положение, – проворчал Мэйтин, оглядев меня. – Горизонтальное. Можешь пока в нем и оставаться. – Долго? – Зависит от того, собираешься ты на обед или нет. – Обед? – протянула я страдальчески. – Почему нельзя было сделать отдельные столовые при каждом общежитии? – Это ты меня спрашиваешь? – ухмыльнулся бог. Нет, блин! Это был риторический вопрос! – Тут есть буфет, – сжалился он. – И небольшая кухня, где тебе приготовят сэндвич или чашечку горячего шоколада. Но это потом. Сейчас обсудим твои проблемы, пока у меня есть немного времени. – Немного? – я вскочила. – Снова бросишь меня? – А у меня есть выбор? Кое-кто, не буду показывать пальцем, придумал для Трайса единую мировую религию. Единую! Для людей, эльфов, гоблинов – для всех. И кто-то из них действительно верит. И молится. А молитву истинно верующего не услышать невозможно. Это как многоканальный телефон, и тебя вызывают сразу по всем линиям. – А нельзя игнорировать звонки? – Если какая-нибудь ерунда – можно. А если что-то важное… – Я на полигоне тебя звала, – высказала я ответную претензию. – По-твоему, это было неважно? – Важно, наверное. Но ты звала. А они, – он обвел рукой комнату, словно весь мир, – молятся. Они в меня верят по-настоящему. – А я? – А ты нет. Ты знаешь, что я есть. Когда в меня верят, я чувствую. Повисло неловкое молчание. – Трудно быть богом? – спросила я, первой не выдержав тишины. – Привык уже, – улыбнулся он. – Да и родня помогает. – У тебя есть родня? – удивилась я. – Получается, ты не единственный бог на Трайсе? Он поглядел на меня и скорбно вздохнул: – Ты же сама обо мне написала: «Верховный». А раз я верховный, должны быть и другие, не такие… верховные. В памяти Элси всплывали смутные подсказки вроде мифов о заселении мира. Согласно этим мифам, эльфы и люди – это ожившие отражения богов, однажды подлетевших к планете, чтобы поглядеть, а что это тут вертится. И да, богов было больше одного. Восемь, если точнее. Мэйтин-Вершитель, Кирим-Воин, Лиджайя-Возлюбленная… Больше имен я не вспомнила, только прозвища: Пряха, Сказочница, Мудрец, Шутник… и еще кто-то… – Аштоны не религиозны, – объяснил мое невежество Мэйтин. – Лорд Арчибальд поклоняется прогрессу и вместо свечей в храме скупает акции железнодорожных компаний. Леди Оливия посещает службы лишь по большим праздникам – это одна из ее светских обязанностей. А их дочь… ты лучше меня знаешь. – Это плохо? – спросила я, уловив в его словах укор. – Мы живем, пока в нас верят. – Он отвернулся к окну, а когда вновь повернулся ко мне, на его лице не осталось и тени печали. – Давай все же с магией разберемся. А что с ней разбираться? Память о силе есть. Сила есть. Но сила эта, как и память, не моя, и, если воспоминания Элси мне еще удается вытягивать в нужный момент, с магией так не получалось и вряд ли получится. Мэйтин не счел это достаточным основанием для отстранения меня от должности спасительницы мира. Сказал, что вариантов все равно нет. Я автор. Значит, придумаю что-нибудь. Оспорить это утверждение я не успела: послышался скрип открывающейся в общий коридор двери, и в комнату постучали. – Войдите, – прокричала я, нырнув под одеяло. В комнату заглянула женщина лет тридцати пяти, в которой Элси узнала Летти, свою горничную. – Мисс Элизабет, к вам посетитель, – доложила она. – Ожидает в комнате для гостей. – Мне нездоровится. – Это инспектор, – извиняющимся тоном объяснила Летти. – Сказал, если вы не спуститесь, сам поднимется. А это не совсем прилично. Что за инспектор? – Вильям Крейг, – ответил на мысленный вопрос Мэйтин. – Шеф внутренней полиции академии. Студенты пропадают – ты же не думала, что это не станут расследовать? Одевалась я быстро и уже через пять минут предстала пред светлы очи инспектора. Вернее, попыталась предстать, но ввиду того, что очи его, действительно светлые, выцветшие до блекло-голубого, жутко косили, удалось это лишь наполовину, и, когда одно око глядело на меня, второе высматривало что-то за моим плечом. Я даже обернулась, не Мэйтин ли там, но бог если и решил присутствовать при разговоре, то незримо. – Мисс Аштон? – полицейский со свойственной пожилым людям медлительностью привстал с кресла, но, не успев подняться в полный рост, счел церемонию приветствия оконченной и опустился обратно. – Простите, что побеспокоил. Мистер Вульф сказал, что вы прихворнули, но дело важное. Голос у него был простуженный, тон – донельзя виноватый, словно неловко ему не только за неурочный визит, но и за всего себя. За видавшее виды коричневое пальто, в которое он кутался, хотя давно должен был отогреться в тепле. За редкие, будто присыпанные пеплом волосы, давно не стриженные и оттого завивающиеся на кончиках в забавные не по чину и не по возрасту колечки. За исчерченные морщинками щеки со следами порезов после бритья и руки с неровными обломанными ногтями, которые он прятал в рукава. За взгляд, что при всем желании не мог сфокусировать на моем лице. Но все это в совокупности вызывало к мистеру Крейгу такое снисходительное расположение, что, явись он ко мне среди ночи, я не возмущалась бы, а вежливо ответила на вопросы и попрощалась, пожелав всего наилучшего. – Хотел о сегодняшней тренировке расспросить, мисс. Вы на полигоне ничего необычного не видели? Помимо пауков из костей, злобных деревьев, крыс размером с волков и еще пары десятков монстров? – Нет, господин инспектор. Если что-то и было, я этого не заметила или восприняла как элемент задания. У нас ведь была тренировка с иллюзиями. Не уточните, о чем речь? – Да что у нас тут, – вздохнул полицейский. – Письмена кровавые, знаменья тревожные… Наверняка ведь знаете. – Кто-то еще пропал? – встрепенулась я. Инспектор задумчиво кивнул: – Знаете. Все уж знают. Говорил я милорду Райхону, шила в мешке не утаишь. – Он достал из кармана мятый клетчатый платок и, отвернувшись, утер нос. – Не видели ничего, значит? И не слышали? Я покачала головой. – Жаль, очень жаль. Он оперся рукою о подлокотник, чтобы встать, но вдруг передумал. – А ваши товарищи одну странность отметили, – обронил рассеянно. – Какую же? – Вас. Сказали, вели вы себя необычно, – инспектор с сомнением растягивал слова, словно сам не понимал, что же такого необычного было в моем поведении. – Вроде бы отказались в команду Мартина Кинкина пойти, хоть он вас и звал. – И что тут странного? – И правда, – он снова вынул платок, помял в руках и убрал обратно в карман. – Но товарищи ваши удивились чему-то. – Тому, что я пошла в одну команду с Шанной Раскес, – сказала я, поняв, что этот человек не уйдет, не получив ответа. – У вас с ней не очень хорошие отношения? – поинтересовался он тем же рассеянным тоном. – У нас нормальные отношения. Здоровое соперничество. Но в соревновании команд этому соперничеству не было места, и я решила, что ничего не потеряю, если сыграю на одной стороне с Шанной против Мартина и его прихлебал. – Мистер Кинкин вам не нравится? – закинул новый крючок инспектор. – Мне не нравятся методы, которыми он пробивается на место старосты, и я не хочу помогать ему в этом. – Ясненько, – теперь полицейский на самом деле поднялся и поправил воротник пальто. – Не буду вас задерживать. Отдыхайте, мисс. Отдых при любом недуге – первое дело. – Вы так и не сказали, что случилось.