В агентстве «Четверг», к удовольствию Егора, наблюдали за эволюцией Марты. Иван Шевелев, отправившийся вместе с Мартой в поездку (разумеется, втайне от нее), присылал криэйторам фотографии и видеоролики: смеющиеся Марта с Павлом ужинают в кафе, катаются на кораблике по Сене, спешат в Лувр… – Ну что? – самодовольно спросил Егор после очередного отчета Ивана. Ая пожала плечами: – Похоже, твой план удался! Они действительно созданы друг для друга. Грядет неизбежный хеппи-энд. * * * Прошла неделя, но эта неделя была так насыщена событиями и переживаниями, что Марте показалось, будто эти семь парижских дней вместили целую жизнь. Впервые за много лет Марта чувствовала, что снова живет полной жизнью; тусклый, однообразный мир теперь засиял сотней красок, наполнился сотней возможностей: все пути были открыты – выбирай любой! Марта заметила, что у нее обострились эмоции – скорость реакции, степень их выражения. Неожиданно она стала вспоминать какие-то, казалось бы, давно забытые ощущения из детства, сама поражаясь тому, как причудливо выстраиваются эти «глубокие ассоциации». Например, запах жареных каштанов в осеннем Люксембургском саду вдруг связался в ее голове с давним воспоминанием о том, как она, пятилетняя, собирает во дворе осенние кленовые листья и смеется, радуясь тому, какой красивый огненно-желтый букет у нее получился. Странно, что то ощущение яркой, пронзительной радости вдруг настигло ее – кто бы мог подумать! – спустя столько лет в чужой стране. Или вчера, когда они с Павлом гуляли по набережной и пошел мелкий, серенький дождь, ей вдруг припомнился точно такой же серенький, дождливый день в Петербурге, куда она школьницей приезжала на каникулы; Нева тогда была такой же серой, как Сена, и кажется, ветер приносил такие же запахи, как сейчас. И сотни других воспоминаний, казалось, давно утраченных, оживали и теснили друг друга, чтобы напомнить о себе. Да, ее былая заторможенность исчезла; может, это было хорошо, а может, и плохо, потому что она стала чувствовать боль. Еще в юности Марта поняла, что «эмоциональная включенность в жизнь» означает уязвимость – это может принести боль, недаром ведь говорят: «Все болит около древа жизни». Она стала думать о вещах, о которых раньше и не задумывалась: о том, как ей жить после возвращения в Москву и в чем вообще ее предназначение (ну ведь не в том же, чтобы обслуживать клиентов зоомагазина и быть собирателем лайков в социальной сети?!). А главное, зачем ей, Марте Грачевой, кто-то дал шанс и возможность снова почувствовать себя живой? …В ночь перед благотворительной церемонией, в отеле, она снова думала о смысле своей жизни, ворочалась, долго не могла заснуть. Что-то болело внутри, не давало покоя… А потом Марта нашла успокоение в мысли, что смысл жизни, наверное, прежде всего в самой жизни, в том, чтобы чувствовать, переживать, ощущать бытие полно и остро – каждой клеточкой, всеми фибрами души. Банально? Конечно. Но к спасительному берегу таких банальностей порой так сложно вынырнуть из полыньи своего морока и отчаяния. В эту ночь ей снова, как когда-то в детстве, снилась музыка; мелодия звучала в Марте, разрасталась, заполняла собой весь мир – до неба, до звезд. Проснувшись, Марта долго пыталась понять, на что была похожа мелодия из ее сна, и вдруг поняла, что та напоминает одну из ее любимых песен – старую, бесконечно красивую и очень французскую песню о любви Жака Бреля «Не покидай меня». Весь день потом Марта тихонько мурлыкала: «Я не буду больше плакать, я не буду больше говорить, я спрячусь там, чтобы смотреть на тебя… Не покидай меня, не покидай меня…» Она напевала эту печальную песенку за завтраком и днем, когда они с Павлом гуляли по городу, и потом, когда они пережидали дождь в каком-то уютном кафе. Она напевала ее, собираясь вечером в концертный зал на вручение премии, укладывая волосы и примеряя классическое «маленькое черное платье»: элегантное, дорогое, великолепно скроенное, которое ей сегодня доставили в отель, как подарок от сотрудников агентства «Четверг». …Надев платье и улыбнувшись своему отражению в зеркале, Марта спустилась в холл отеля, где ее уже ждал Павел. * * * До выхода на сцену оставалась минута. Марта чувствовала, как бьется ее сердце – живое сердце живого человека, пропуская через себя разряды боли, радости, волнения, счастья. Ей нужно было сделать шаг и выйти на сцену, найти и произнести правильные слова, не сбиться от волнения, выполнить свою миссию. Из-за кулис ей был виден переполненный людьми зал, и где-то там, в партере, ждал ее появления влюбленный Павел. «Ваш выход, Марта!» – улыбнулась ей женщина-администратор, и Марта пошла на сцену. Когда они вышли из концертного зала, Павел предложил отметить сегодняшний вечер: «Тем более что у нас столько поводов! Твое выступление, моя премия, а кроме того, у нас с тобой есть еще один повод… Я хотел тебе кое-что сказать». Марта догадывалась, о чем идет речь, и… не имела ничего против. В конце концов, такие вечера, как сегодняшний, созданы для любви. Они брели по вечернему городу. Павел искал по навигатору выбранный им ресторан, но запутался в хитросплетении улиц. Увидев, что они оказались у набережной, Марта предложила подойти к реке – ей хотелось увидеть город в огнях. С этого места открывался прекрасный вид. Ночной Париж переливался огнями, вдали парил величественный Сакре-Кер… Звезды плескались в Сене, как рыбы. Легкий ветер приносил городские запахи и звуки, и среди них была мелодия из сегодняшнего сна Марты. Марта замерла, еще не веря, но уже предчувствуя, что сейчас случится что-то важное. Она услышала музыку, которая звучала в ней все эти годы, и, повинуясь какому-то порыву души, побежала ей навстречу. Неподалеку от набережной прямо на тротуаре сидел мужчина лет тридцати и пел под гитару. Он пел ту самую песню, которая весь день вертелась у Марты в голове. Его голос – чувственный, немного с хрипотцой – был голосом этого города. «Не покидай меня, не покидай меня», – слова песни, как заклинание, как мольба, летели над Парижем. К Марте подошел встревоженный Павел: – Что с тобой? – Ты иди, я хочу послушать, – отмахнулась Марта. Застыв, она смотрела на незнакомца: длинноволосый, небритый, некрасивый, небрежно одет. Бродяга? Уличный музыкант? Кем бы он ни был, Марта знала о нем главное: талантлив, свободен, прекрасен. Певец поднял голову, на секунду взглянул ей в глаза, и в эту секунду решилась ее жизнь. «Я сотворю землю, где любовь будет королем, где любовь будет законом, где ты будешь королевой. Не покидай меня…» Гимн любви, нежности, верности. Песня – обещание, песня – любовная клятва. – О чем он поет? – спросил Павел. – О любви, – улыбнулась Марта. – О боли, о жизни. Павел забеспокоился, потянул ее за руку: – Пойдем! – Я не пойду, – ответила Марта, высвобождая руку. – Кажется, я уже пришла. Она примостилась рядом с музыкантом на тротуаре. Певец даже не удивился – подмигнул ей и продолжил петь. Марта подпевала: «Позволь мне стать тенью твоей тени, тенью твоей руки, тенью твоей собаки. Не покидай меня, не покидай меня, не покидай меня…» К иным минутам мы готовим себя всю жизнь. Звезды плескались в Сене, как рыбы, собор Сакре-Кер плыл в ночном небе; в глазах уличного музыканта Марта видела отражение города и себя самой. А Павел… Что Павел – он остался в прошлой жизни непроснувшейся Марты. Офис агентства «Четверг» – Я не понял, – пробормотал Егор, – это что же – она бросила Павла, потому что влюбилась в какого-то уличного оборванца?! – Егор никак не мог поверить в то, что его гениальный план дал сбой. А главное – из-за чего, вернее, из-за кого?! Просто в голове не укладывается! – Ну, ни в какого-то «оборванца», – усмехнулся Данила, – положим, чувак действительно неплохо поет – лично меня до нутра пробирает… – Но Марта с Павлом так похожи, это был бы идеальный союз! – не успокаивался Егор, обращаясь скорее к Ае, чем к Даниле. – А ты прямо как математик, вывел свою формулу любви? Все высчитал, выверил, а оно, гляди-ка, не сработало?! – хмыкнул Данила. – Ну правильно, потому что жизнь – это вам не таблица умножения. И вообще дважды два не всегда есть четыре. Иногда это двадцать пять, или тыква, или уши от мертвого осла. И уж тем более, жизнь – это не литература, как полагают некоторые писатели. Это у себя в книгах ты можешь заставить героев делать то, что нужно тебе, а в жизни они просто пошлют тебя с твоим литературным вымыслом куда подальше и сделают по-своему. В зале для совещаний повисла гнетущая тишина, сотрудники молчали. Тишину нарушил протяжный и горький всхлип – это Тина больше не могла сдерживаться. – Голубушка, да что с тобой? – испугался Данила. Тина – рыжая грива волос, потекшая тушь на ресницах – отчаянно прорыдала: – Бедная Марта! Вы играли с ней, как с игрушкой, сценарий какой-то придумали, как для куклы-марионетки! – Все мы в каком-то смысле куклы-марионетки, – пробурчал Егор. – И что теперь?! Что с ней будет? – не успокаивалась Тина. – Разве это счастье? Может, этот парень – бродяга? Сутенер вообще? Наркоман какой-нибудь?! А если через полгода он ее бросит и все закончится печально? Данила протянул Тине носовой платок: – А гарантии, Тинушка, дает только сбербанк России. Что случится через полгода с каждым из нас – никто не знает. И потом… Разве мы не выполнили в отношении Марты задачу, которую ставили перед собой? Мы ведь не говорили о непременном счастье Марты? Речь шла о том, чтобы вернуть Марту к реальности, заставить ее испытывать реальные эмоции, проживать реальную жизнь. Ну, так она теперь, безусловно, испытывает реальные эмоции и проживает свою – собственную! – жизнь. А жизнь, дорогая Тина, увы, включает в себя и боль. Тина вздохнула: – Да, и все же я не уверена, что это хорошо. – Тинушка, ну кто вообще знает, что есть хорошо?! – улыбнулся Данила. – Марта получила именно то, что хотела. А главное – она научилась принимать самостоятельные решения. Ну представьте: всю жизнь ей вколачивали в голову, как гвозди, правильные установки насчет того, как надо жить: мамаша наверняка постаралась, педагогический коллектив, общество (гвоздезабивателей на свете хватает!). В итоге ее жизнь была запрограммирована, предопределена, что само по себе – скука смертная. Да и вы, дорогие криэйторы, постарались – рассчитали для нее алгоритм действий: сделай то, полюби этого, и будет тебе гарантированное, просчитанное счастье! А Марта взяла и сбежала. Она стала свободной, черт побери! Молчавшая во время обсуждения и смотревшая в стол Ая вдруг подняла глаза и впервые взглянула на Данилу с некоторым интересом. Ая хотела что-то сказать, но в этот миг большой экран в центре зала загорелся. – Ну что, дорогие криэйторы! Поздравляю вас с первым делом и с первым эпическим провалом! – насмешливо сказал мистер Четверг. – А что же у вас такой вид? Вы, верно, изначально представляли свой сценарий для Марты как сказку о Золушке? Подыскали девушке правильного принца, наняли добрую фею – высококлассного стилиста, искусственно придержали стрелки часов на циферблате, чтобы они не пробили роковую полночь, словом, постарались все предвидеть и все предусмотреть, но что-то пошло не так. Золушка взяла да и сбежала с местным клошаром, бросив принца. Нет, определенно мне это нравится, как и ваши постные физиономии! Ну что ж, давайте снова вернемся к Марте через полгода – посмотрим, что там с ней станется, может быть, она и впрямь выбрала то, что надо. Ну а у нас, полагаю, впереди еще много дел – и провальных и удачных. Обещаю, что в следующий раз дам вам дело попроще и не такое сентиментальное. Глава 12 Егор переживал не только из-за проваленного сценария Марты, но и от того, что его работа над романом об агентстве «Четверг» застопорилась. В порыве вдохновения написав начало романа, Егор безнадежно застрял на третьей главе. Понимая, что ему нужен какой-то толчок, импульс – новые эмоции, впечатления, он подумал: а что, если провести предстоящие выходные дни как-то необычно, скажем, махнуть в двухдневное путешествие? И пригласить с собой Аю – главную героиню его будущего романа?