– Мы привезли тебя сюда, в клинику, – продолжал Константин, который, как и Марк, остался стоять у письменного стола. – Когда ты очнулся, не мог вспомнить последние часы перед аварией. Это был наш шанс. – О чем ты говоришь, черт возьми? Какой еще шанс? Марк ощутил, как изнутри поднимается холодная ярость. – Мы приложили все усилия, чтобы сохранить твою частичную амнезию до сегодняшнего дня. Но нам стало ясно, что психологическая травма от аварии недостаточно сильная, чтобы надолго вытеснить воспоминания. Поэтому мы решили занять твой мозг чем-то другим. – Вы разыграли смерть Сандры? – Поверь мне, это решение далось нам нелегко. Мы несколько раз хотели все прервать. Прежде всего моя дочь. Марк вспомнил фотографию желтого «вольво», которую Эмма сделала перед полицейским участком и показала ему. «Они ругались. Я только поэтому и сфотографировала эту сцену». – А что с клиникой Бляйбтроя? Она вообще существует? – Да. Патрик мой хороший друг. Он часто лечит моих стационарных пациентов. Он и тебя обследовал, после того как ты очнулся. Патрик объяснил мне, что твоя амнезия продлится недолго. Но он не хотел включать тебя в свою программу, что я могу понять. Все-таки он занимается действительно серьезными исследованиями, а то, что мы здесь делаем, в высшей степени неэтично. Но по крайней мере, он предоставил нам свою клинику. «Значит, Эмма действительно просто пациентка!» Марк не знал, смеяться ему или плакать. Та, которой он доверял и которая помогла ему больше всех, оказалась сбежавшей из клиники параноичкой. Вероятно, она действительно подслушала разговор Константина и настоящего профессора Бляйбтроя и сделала поспешные выводы. Она сбежала из клиники, чтобы предупредить его, и одновременно завела себя до параноидального психоза. – Но я все равно не понимаю. Зачем такие невероятные усилия? – произнес Марк, всхлипывая и прижимая обе ладони к горящим щекам. – Потому что речь идет о жизни и смерти, Марк. Поверь мне, мы никогда не хотели причинить тебе боль. Скорбь должна была отсрочить процесс вспоминания. И в первые недели все отлично работало. Но потом ты начал видеть во сне последние минуты перед аварией, и мы поняли – это лишь вопрос времени, когда ты все поймешь и свяжешь одно с другим. «Бенни». – Поэтому мы положили в моей приемной журнал с фиктивным объявлением. «Научиться забывать». – В конце нам нужен был один-единственный день. Двадцать четыре часа, которые ты забудешь. Быстрее мы не могли подготовиться к операции, а доставать ребенка еще раньше было бы слишком рискованно. Марк помедлил, но затем не выдержал и перепрыгнул через письменный стол, за которым стоял его тесть. – Что я должен был забыть? – закричал он и ударил его кулаком в лицо. Константин пошатнулся, но Марк схватил его за горло. – Говори! – рявкнул он и крепче сжал пальцы. – Марк! – крикнул за спиной Бенни. – Отпусти его. У Константина глаза вылезли из орбит, щеки покраснели, но он даже не пытался защищаться. – Ты никогда этого не узнаешь! – Бенни говорил спокойно, почти безучастно, и, возможно, именно это странное равнодушие в его голосе привело Марка в чувство. Он еще раз сжал Константину горло, затем отпустил. Константин стал ловить ртом воздух, схватился за покрывшуюся красными пятнами шею и закашлялся. – Ответь мне наконец на мои вопросы или, клянусь, я убью тебя! Его тесть кашлял, нагнувшись к полу. Затем снова выпрямился, взял с письменного стола папку и подошел к стеклянному коробу на стене. Включил галогенную лампу за матовым стеклом, достал из папки снимок и закрепил перед лампой. – Это сильно увеличенный снимок УЗИ. Марк не различал ничего, кроме черных и белых пятен и не понимал, злокачественные они или доброкачественные. И тем не менее он узнал этот снимок. Он видел его за несколько секунд до аварии – в руке Сандры. «Поэтому она отстегнулась! Чтобы достать этот снимок УЗИ с заднего сиденья. Но зачем?» – Здесь мы видим желудок и брюшную область твоего неродившегося сына. А вот это… – Константин кашлянул и осторожно указал на темный участок, – это его печень. И здесь отчетливо видна проблема. Он бросил на Марка озабоченный взгляд. – У младенца отсутствуют желчные протоки. – И что это означает? – Он страдает той же болезнью, от которой умер твой отец, Марк. Только она гораздо более выраженная. У него не может отводиться желчь. Младенец родится без полноценной печени. – Что… что можно сделать? – Не много. Без печени человек не может жить. Марку показалось, что он повернулся вокруг своей оси, хотя не сдвинулся ни на миллиметр. – Ты хочешь сказать, что мой сын должен умереть? Константин кивнул. «Но тогда зачем все это? Почему его достают с помощью кесарева сечения, за десять дней до запланированной даты?» Какой-то актер для вида обследовал его в клинике Бляйбтроя. Многочасовые тесты и анализы, бессмысленные психологические анкеты, которые ему нужно было заполнять, – все лишь для того, чтобы выиграть время и подготовить шараду, стереть данные из его телефона и заменить замок и табличку с фамилией на его входной двери. Но зачем? Чтобы следующие актеры-любители выдавали себя за руководителя его бюро, связанного адвоката или его самого? Фиктивный сценарий, автоответчик с голосом Сандры, фальшивые банковские выписки, видео на вилле Константина, которое лишь выглядело как репортаж в новостной программе, а на самом деле было подделкой, – все это должно было направить его воспоминания в другом направлении и одновременно привести сюда в клинику в нужный момент. Почему? – Я знаю, что ты сейчас думаешь. – Константин попытался достучаться до Марка, который словно в трансе уставился на короб со снимками. – Как мы могли так с тобой поступить? Как я мог тебе лгать? Лечить тебя от выдуманного осколка, чтобы ты принимал таблетки, которые поддерживают амнезию? Но речь шла о жизни и смерти, понимаешь, мой мальчик? Или ты думаешь, я ради удовольствия менял твою сим-карту или включал чертову лампу с дельфинами? Прятался в туалете, а потом в ванной, пока ты искал меня в квартире? Поверь мне, все это не я придумал. Я обратился в организацию, которая занимается ролевыми играми: обычно они устраивают хорошо оплачиваемые игры для взрослых. Они не знали, о чем на самом деле идет речь, и немного переборщили. Сценарий, который ты нашел в Айхкапме, адвокат у тебя в подвале, мой перевернутый кабинет, мебель в вашем доме. Это было неправильно. Без вопросов. Но у нас не было выбора, ты ведь понимаешь? Господи, это твой сын! Мой внук! Марк слышал только фрагменты этого потока речи. Его мысли заглушали каждое третье слово хирурга. «Нет. Во всем этом нет смысла. Почему я не должен помнить смертельную болезнь своего сына, если у него все равно нет шансов?» Только если… Его озарила догадка. – Вам нужен донор! Константин растерянно посмотрел на него. – Да, конечно. Я думал… – Он взглянул на Бенни. – Разве ты ему не объяснил? Его брат помотал головой, в его глазах была глубокая печаль. – Это право я уступаю тебе. Я лишь выполняю грязную работу. – Значит, ты хочешь сделать пересадку? – спросил Марк. – Да, но шансы на то, что младенец с донорской печенью выживет, ничтожны, ты это знаешь. – То есть тебе нужен кто-то с такими же генами, что и у моего сына? Константин осторожно кивнул. – Достаточно донора с совместимой группой крови. – Чью печень можно разрезать, чтобы та поместилась в тело младенца? – Да. Бряк. Как на счетах, первый шарик правды переместился в его сознание. – Как быстро после рождения необходим орган? – Немедленно. – А в течение какого времени после смерти донора можно пересадить печень? Константин нервно посмотрел на наручные часы. – В течение всего нескольких часов. Бряк. Бряк. Еще два шарика, еще две правды. Оставался один последний вопрос. – Я пережил бы операцию? – Нет, – сказал Константин. – Мне очень жаль. Поэтому у нас не было выбора. Именно это ты не должен был вспомнить. Зуммер Константина прожужжал, и он кивнул в последний раз, словно подтверждая решенное дело. – Ну, тогда можно начинать. Он подошел к Бенни, положил ему руку на плечо и сказал: