– Никакой боли? – Терпимо. Полагаю, шок еще не прошел. – А вы не думаете, что вам было бы лучше не здесь, а в отделении скорой помощи? У меня дома нет даже аспирина. Марк помотал головой: – Мне не нужны таблетки. Я лишь хочу определенности. Он положил пистолет на журнальный столик стволом к Хаберланду, который все еще стоял перед ним. – Докажите, что я действительно существую. Профессор взялся за затылок и почесал небольшую проплешину. – Знаете, что отличает человека от животного? – Он указал на своего пса в корзине, который беспокойно постанывал во сне. – Это сознание. Пока мы размышляем о том, почему мы есть и что будет после смерти, животное не задумывается о том, существует ли оно вообще на этом свете. Хаберланд подошел к своему псу. Опустился перед ним и ласково обнял обеими руками мохнатую голову. – Вот Тарзан даже не может узнать себя в зеркале. Марк вытер кровь с брови, и его взгляд упал на окно. На мгновение ему показалось, что он увидел в темноте вспышку света, но нет, в стекле просто отразилось мерцание каминного огня. Видимо, снова пошел дождь, потому что снаружи стекло было покрыто крошечными каплями. Спустя какое-то время он разглядел и собственное отражение вдали, во мраке над озером. – Ну, я себя еще вижу, но откуда мне знать, что зеркало не лжет? – А что вообще натолкнуло вас на мысль, что вы страдаете галлюцинациями? – задал встречный вопрос Хаберланд. Марк снова сконцентрировался на каплях на стекле. Его отражение растекалось. «Ну, например, высотные дома, растворяющиеся в воздухе, как только я выхожу из них. Или люди, которых держат в моем подвале и которые дают мне книги, где я могу прочесть, что произойдет со мной через несколько секунд? Да, потом еще были мертвецы, неожиданно воскресающие». – Потому что для всего, что случилось со мной сегодня, нет логического объяснения, – тихо произнес он. – Очень даже есть. Марк обернулся: – Какое же? Пожалуйста, скажите мне. – Боюсь, на это у нас нет времени. – Хаберланд снова посмотрел на часы. – Осталось совсем немного, прежде чем вам придется окончательно исчезнуть отсюда. – О чем вы? – спросил Марк, взял свой пистолет с журнального столика и поднялся. – Вы тоже с ними? Вы за этим стоите? Он направил пистолет на профессора. Хаберланд, защищаясь, поднял руки: – Все не так, как вы думаете. – Ну конечно, а откуда вы это знаете? Профессор сочувственно покачал головой. – Выкладывайте! – Марк закричал так громко, что на шее у него проступили вены. – Что вы обо мне знаете? От ответа у него перехватило дыхание. – Все. Огонь в камине разгорелся с новой силой. Марк отвел взгляд, его глаза больше не выносили такого яркого света. – Я знаю все, Марк. И вы тоже знаете. Просто не хотите с этим смириться. – Тогда, тогда… – глаза Марка начали слезиться, – тогда скажите мне, пожалуйста, что со мной происходит? – Нет, нет, нет. – Хаберланд сложил руки, как для молитвы. – Так это не работает. Поверьте мне. Любое познание бесполезно, если идет не от вас, а извне. – Что за дерьмо! – крикнул Марк и ненадолго закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на боли в плече. Прежде чем продолжить говорить, он сглотнул кровь, которая собралась у него во рту. – Немедленно скажите мне, что здесь происходит, или, Богом клянусь, я вас убью. Теперь он целился профессору уже не в голову, а в печень. Даже если он немного промахнется, пуля повредит жизненно важные органы, а медицинская помощь все равно не успеет подъехать сюда вовремя. Но Хаберланд и бровью не повел. – Ладно, – сказал он спустя какое-то время, в течение которого они молча смотрели друг на друга. – Вы хотите знать правду? – Да. Профессор медленно опустился в вольтеровское кресло и склонил голову к камину, в котором все сильнее полыхал огонь. Его голос перешел в едва слышимый шепот. – Вы когда-нибудь слышали историю, а потом жалели, что узнали, чем она закончилась? – Он повернулся к Марку и с сочувствием посмотрел на него: – Не говорите, что я вас не предупреждал. 3 За одиннадцать дней до этого Есть люди, которых мучают предчувствия. Они стоят на тротуаре, видят проезжающую мимо машину и замирают. Машина самая обыкновенная, не надраенная до блеска, не слишком грязная. И водитель не отличается от других безымянных лиц, которые ежедневно мелькают перед глазами. Он не стар и не молод, не вцепился в руль и не разговаривает по громкой связи, одновременно что-то жуя. Он увеличивает скорость лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы подстроиться под скорость движения потока. Ничто не указывает на грядущую катастрофу. И тем не менее некоторые люди оборачиваются – по причине, которую позднее не могут объяснить полиции, – и смотрят вслед этому автомобилю. Задолго до того, как увидят воспитательницу детского сада, которая напоминает своим хрупким подопечным, чтобы те держались за руки, переходя через дорогу. Марк Лукас тоже относился к «судьбочувствительным», как его всегда называла жена Сандра, хотя у него этот дар был выражен не так сильно, как у его брата. Иначе шесть недель назад он, возможно, предотвратил бы трагедию. Кошмар, который, похоже, повторялся в эту секунду. – Стой, подожди еще немного! – крикнул он тринадцатилетней девочке, стоящей наверху. Она застыла на краю пятиметровой доски для прыжков в воду, обхватив руками ребра, которые проступали под тонкой тканью купальника. Марк не знал наверняка, что заставляло ее дрожать – холод или страх прыжка. Снизу из пустого бассейна этого было не различить. – Пошел на хрен! – огрызнулась Юлия в мобильник. Марк задавался вопросом, как они вообще заметили худенькую девочку там наверху. Как-никак бассейн Нойкёльн уже несколько месяцев был закрыт. Видимо, Юлия привлекла внимание какого-то прохожего, который и вызвал спасателей. – Пошел на хрен! Отвали, наконец, от меня! Она наклонилась вперед и посмотрела вниз, словно ища подходящее место для удара о грязный кафель. Где-нибудь между большой лужей и кучей листвы. Марк покачал головой и прижал телефон к другому уху: – Нет, я останусь здесь. Такую возможность ни за что не упущу, милая моя. Он услышал за спиной шорох и взглянул на командира отряда службы спасения, который с четырьмя помощниками и матом для приземления стоял на краю бассейна. Мужчина выглядел так, будто уже сожалел о том, что позвал его на помощь. Они нашли номер его телефона в кармане джинсов Юлии, которые вместе с другими ее вещами лежали, аккуратно сложенные, у лестницы вышки. Не случайно сегодня на ней был именно тот купальник, в котором она сбежала из дома. В тот летний день, когда отчим-наркоман снова подкараулил ее на озере. Марк запрокинул голову. В отличие от Юлии у него больше не было волос, которые мог бы растрепать ветер. Уже вскоре после окончания школы проплешины у него стали такими большими, что парикмахер посоветовал ему побриться налысо. С тех пор прошло тринадцать лет. Сегодня, когда его повседневная жизнь определялась ста чашками кофе в неделю, ему еще могла улыбнуться в метро какая-нибудь незнакомка – но лишь в том случае, если попадалась на ложь мужских журналов, которые объявляли чертами характера мешки под глазами, морщины, небрежно выбритый подбородок и прочие признаки упадка и деградации. – Что за дерьмо ты несешь? – услышал он. Ее дыхание яростно дымилось. – Какая еще возможность? Берлинский ноябрь был известен неожиданными холодами, и Марк спрашивал себя, от чего Юлия умрет скорее – от травм после падения или от воспаления легких. Он тоже был одет самым неподходящим образом. И это касалось не только погоды. Ни один из его знакомых уже не ходил в рваных джинсах и изношенных кедах. Но и работа у них была другая. – Если ты сейчас прыгнешь, я попытаюсь тебя поймать, – крикнул он. – Тогда мы оба погибнем. – Возможно. Но еще вероятнее, что мое тело амортизирует твой прыжок. Десять минут назад Юлия разрешила ему спуститься в грязный бассейн, и это было хорошим знаком. Спасателям она пригрозила, что немедленно прыгнет головой вниз, если они бросят в пустой бассейн хоть один мат. – Ты еще растешь, у тебя гибкие суставы. Он не был уверен, так ли это, учитывая ее пристрастие к наркотикам, но в данный момент аргумент прозвучал убедительно. – Что за чушь? – прокричала она в ответ. Теперь он сумел понять ее и без телефона. – Если ты упадешь неудачно, то следующие сорок лет сможешь шевелить только языком. До тех пор пока один из катетеров, через которые будут отводиться твои биологические жидкости, не засорится и ты не умрешь от инфекции, тромбоза или инсульта. Ты этого хочешь?