Улыбка, в равной степени заискивающая и преувеличенная. — Мы много работали, чтобы Неданос приобрел добрую репутацию, и я горжусь, что у нас это получилось. В следующем году, как вам известно, у нас пойдут поезда дальнего следования, с ними появятся новые предприятия, новые возможности. Люди поедут в Неданос, а не из него, цены на недвижимость вырастут. Ключевые факторы — хорошие школы и низкий уровень преступности, а вся эта история с… — Андерсон помолчал, делая вид, что вспоминает имя, — Рюландером, может репутацию испортить, что совершенно нежелательно. Простите, если прозвучит грубо, но допустить, чтобы человек вроде него разрушил то, что другие созидали годами, кажется мне, мягко говоря, нелепым. Бенгт подождал ответа, но Анна решила молчать. — Я знаю, что вы с Хенри Мореллем не очень ладили, — ровным голосом продолжил он. — Лично мне это кажется весьма прискорбным. Вы полицейский с хорошим послужным списком, и, несмотря на печальную историю, о которой писали в газете, нам очень хотелось бы, чтоб вы остались у нас, в Неданосе. Андерсон по-прежнему льстиво улыбался, но взгляд стал резким. — Но вам понадобятся верные друзья. Люди, которые станут хорошо отзываться о вас и с которыми вы сможете работать. Анна старалась держаться спокойно, пыталась не замечать скрытую и в то же время очевидную угрозу в его словах. — Мари, Бруно, Алекс и Карина избили Симона Видье в ночь, когда он умер, — сосредоточенно сказала она. — Джо Рюландер пытался их шантажировать. Про это Морелль упомянул? Улыбка Андерсона увяла. — Да, я что-то такое слышал. — Тогда вы, наверное, понимаете, что я не могу закрыть расследование. — Анна несколько секунд смотрела ему в глаза. У Андерсона над переносицей и глазами залегло то же тяжелое выражение, что и у дочери. — Не можете или не хотите? — спросил он. — А какая разница? Некоторое время они молча смотрели друг на друга. — Ну что ж, — сказал вдруг Андерсон и поднялся. — Не буду больше мешать. — Он протянул руку, и Анна нехотя пожала ее. — Вы, наверное, хотите к Агнес, да мне и самому надо сделать пару звонков. Проводив Андерсона, Анна подошла к окну. Из ее палаты был виден главный больничный вход; на месте, отведенном для автомобиля скорой помощи, стояла хорошо знакомая синяя “вольво”. Когда Андерсон показался на улице, дверца машины открылась, и вышел Хенри Морелль. Они с Андерсоном что-то коротко, но бурно обсудили, после чего обернулись и посмотрели на окна ее палаты. Анна была почти уверена: оба при этом улыбались. Агнес все еще крепко спала. Анна какое-то время посидела с ней, держа ее за руку и поглаживая по щеке; она изо всех сил старалась не расплакаться. Через полчаса в палату заглянула врач — та же женщина, с которой Анна разговаривала ночью. — Мы с коллегами посовещались и решили, что все как будто в порядке. Снотворное отменяем. Это означает, что она начнет просыпаться где-то через полчаса. — Прекрасно. — Анна посмотрела на часы. — Простите, могу я позаимствовать телефон? Собственный мобильник Анны покоился на дне реки, вместе с машиной, и чтобы узнать телефон адвоката, пришлось звонить в справочную службу. Адвокат, несмотря на воскресный день, ответил после двух гудков. Идея позвонить адвокату пришла Анне в голову по наитию, после того как она увидела, как Бенгт Андерсон и Хенри Морелль о чем-то сговариваются. — Как хорошо, Анна. Я только что звонил, но у вас телефон выключен. У Анны не было сил объяснять, что произошло. Она просто ждала, когда адвокат перейдет к делу. — Только что проявился один из парней Сантесона. На кнопках инфузионного насоса нашли ДНК. Очень небольшой объем, но достаточный, чтобы на следующей неделе установить, есть совпадения или нет. — Ясно. — Анна почувствовала, как те крохи энергии, которые ей удалось наскрести, высыпаются из нее. Вот, значит, о чем говорили, улыбаясь, Андерсон и Морелль. — А зачем они нам об этом рассказывают? — Я думаю, тактический прием. ДНК может быть слишком мало, чтобы составить профиль. И Сантесон продумывает план “Б”. Во всяком случае, его предложение смягчить обвинительную статью в обмен на признание в силе до конца дня. Подумайте и, если вы хотите, чтобы я работал в этом направлении дальше, перезвоните самое позднее в шесть, ладно? Анна нажала “отбой”, закрыла лицо руками и нагнулась, свесив голову к полу. Еще и это. Нет, только не сейчас. Анна снова ушла к Агнес и села рядом, держа ее за руку. Без кислородной маски дочь выглядела не такой больной — как будто она просто спит. Прошло уже полчаса с тех пор, как врач выключила инфузионный насос со снотворным и выкатила его из палаты. По иронии судьбы, это был точно такой же аппарат, какой занес над ее головой главный прокурор Сантесон. Веки Агнес дрогнули. Ладонь сжала руку Анны. Анна сжала руку дочери в ответ и забыла обо всем. Агнес дернула ртом и медленно открыла глаза. Взгляд был мутным; казалось, ей трудно сфокусироваться. — Агнес, — шепнула Анна. — Агнес, моя хорошая, ты меня слышишь? Пустой мутный взгляд. Вода. Сколько времени Агнес пробыла без кислорода? Что стало с ее прекрасным, таким уязвимым мозгом? — Агнес, — снова шепнула она, и горло сжалось. Агнес закрыла глаза и как будто снова заснула. Анна повернулась к врачу, которая вернулась в палату. — Я должна осмотреть ее, — тихо сказала врач. — Пробуждение может занять больше времени, чем… — Мама. Анна обернулась. Агнес открыла глаза. Взгляд прояснился. — Я хочу пить, — тоненько сказала дочь. И плотина вдруг прорвалась. Врач констатировала, что Агнес, учитывая обстоятельства, чувствует себя неплохо, и они молча посидели, пока Анна собиралась с духом. Свет на потолке был выключен, жалюзи наполовину опущены, и в палате стоял мягкий полумрак. — Я кое-что должна тебе рассказать, — начала Анна. — Должна была рассказать давным-давно. Про папу. Агнес выпрямилась. — О настоящей причине нашего переезда сюда, — продолжила Анна. — Или, если хочешь, — нашего бегства. Анна глубоко вдохнула и начала рассказ. Она говорила медленно, то и дело набирая в грудь воздуха; она почти не заикалась, пробираясь через их историю, хотя никогда в жизни ей еще не было так трудно. Она начала с того, как они с Хоканом познакомились в Полицейской академии, объяснила, почему они развелись. А потом рассказала, как он умер. Не забыла ни одной болезненной мелочи, ничего не упустила, хотя слезы лились ручьем. Потом она сидела на кровати Агнес, положив голову дочери себе на колени. Анна гладила ее по лбу, пока та не заснула, совсем как в детстве. Маленькая моя, думала Анна. Наша маленькая. Она услышала, как в палату вошел Хокан. Угадала его присутствие — серая фигура у стены в полутьме. Он больше не сидит у нее в голове, он свободен. Ты все сделала правильно, дорогая, прошептал он. Голос у него был ласковый и грустный. Анна понимала почему. Его печаль выросла из настоящей причины, по которой Анна так долго тянула с рассказом. Хокан подошел и встал рядом с ней. — Тебе правда пора? — спросила — или подумала — Анна. — Ты не можешь остаться? Хоть ненадолго? Хокан не ответил, только безрадостно улыбнулся. Может, еще попросить его остаться? Объяснить, как он нужен и ей, и Агнес. Но Анна понимала: просить бессмысленно. Мне пора, прошептал Хокан и погладил ее по щеке. Прощай, моя любимая Анна. Все будет хорошо. Они вместе отсчитывают кнопки, как в первый раз. Три, три, семь, пять, девять, два. Ввод. И он уходит, с коротким вздохом облегчения. Глава 56 Осень 2017 года После того как Агнес перевели в обычную палату, Анна без особой охоты решила съездить в Табор. Надо было поесть, переодеться, к тому же наметилось дело поважнее. Мило. Агнес спросила ее о собаке, и Анна — какая глупость — позволила материнскому рефлексу одержать верх. Анна сказала, что с Мило все в порядке. Белая ложь. Очнуться от долгого обморока после опасной автоаварии и в тот же день узнать правду о смерти отца — шестнадцатилетнему человеку такого более чем достаточно. В последний раз Анна видела Мило с Агнес на заднем сиденье и была уверена, что, когда машина, кувыркаясь, скатывалась по склону, собака от удара потеряла сознание, а потом вместе со всеми угодила на дно реки. Машину должны достать только в конце недели, так что можно, конечно, надеяться, что Мило сумел выбраться, а потом пробежал чуть меньше мили до Табора и нашел дорогу домой, но Анне так и не удалось убедить себя, что такое возможно. Анна забрала свою непросохшую еще куртку из палаты, заплатила двести крон, в которые обошлась ей неотложная помощь, и, уходя, заглянула к Лизе. Та, кажется, искренне обрадовалась известиям об Агнес.