— Помоги, мне надо встать. — Анна ухватилась за перильца кровати, думая, как бы их опустить. Лиза попробовала со своей стороны. Перильца подались, и Анне удалось вылезти из кровати. Палата качнулась, веки налились тяжестью. — Наверное, не стоит… — встревоженно сказала Лиза. Дверь открылась, и вошла медсестра. — О, вы встали. — Она мягко положила руку Анне на плечо. — Как самочувствие? — Мне н-надо… — просипела Анна. — Д-дочь. Ре-аним-мация. Медсестра осторожно погладила ее по плечу. — Подождите, я привезу коляску. В больничной кровати Агнес казалась какой-то маленькой. Ярко-розовые волосы рассыпались по подушке, белая повязка скрывала лоб, а кислородная маска — почти все остальное лицо. Глаза дочери были закрыты, руки — ни теплые, ни холодные. — Мы продержим ее под снотворным до завтрашнего вечера как минимум. — И врач стала рассказывать дальше — о сотрясении мозга, кислородном голодании, воде в легких. Анна изо всех сил пыталась слушать слова и все же не очень их понимала. Она видела только, что Агнес лежит в такой же кровати, в какой умер Хокан, и больше всего ей хотелось вскочить и выхватить дочь из этой кровати. Увезти ее домой. Ты не виновата, сказал Хокан. Ты же сама знаешь — ты не виновата. Анна не ответила ему. Она нагнулась и прижалась лбом к руке дочери, прижалась как можно крепче, вдохнула ее запах, как когда Агнес была маленькой и ей снились страшные сны. — Я здесь, моя хорошая, — пробормотала она. — Мама с тобой. Все будет хорошо. Анна услышала, как врач и медсестра закрыли за собой дверь. Посидела, уткнувшись лбом в руку дочери и плавая между сном и бодрствованием. В последний миг Анне показалось, что они в комнате не одни. Рядом с ней, положив ей руку на плечо, стоял Хокан. Другую руку он положил на плечо Агнес. Проснулась Анна уже в своей палате. Ей смутно помнилось, как врачу удалось уговорить ее отдохнуть. В углу стоял большой букет цветов — наверное, принесли, пока она спала. Анне показалось, что она, несмотря на расстояние, различила на карточке подпись Просто-Лассе. Сил у нее не осталось ни капли. Мышцы болели так, будто Анна отработала десять тяжелейших тренировок подряд. Анна не сумела открыть йогурт, который ей принесли на завтрак, и пришлось просить помощи у медсестры. Когда она доела, к ней заглянул другой врач. Полистав бумаги, он объяснил, что у нее шок, она вся в ушибах и нахлебалась речной воды, но чудом избежала серьезных травм. Ей можно будет уехать домой, как только она придет в норму. После ухода врача Анна стала вспоминать, как развивались события. Отказавшие тормоза, занос на крутом повороте. Вот машина, переворачиваясь, падает с кручи в реку. Врач, истинный профессионал, ничего такого не сказал, но все могло бы кончиться гораздо хуже. Если бы они влетели в толстый ствол или если бы машина упала в реку на крышу, никто из них не выжил бы. Эта мысль почти парализовала Анну. В дверь тихонько стукнули, и Анна подняла глаза. Полицейская форма, как всегда, сидела на Фриберге безупречно. — Ты как? — спросил Йенс — видно было, что он и правда встревожен. — Меня как асфальтовый каток переехал. — А дочь? — Сотрясение мозга. До завтрашнего вечера будет под снотворным. Йенс коротко кивнул, воздержавшись от слов о том, как все это, должно быть, ужасно. Еще одно очко в его пользу. — Ты помнишь, что случилось? — спросил он и достал блокнот. Значит, он пришел по службе, а не как друг. Анна быстро стерла очко, которое только что приписала ему, а потом еще пару, просто из мелочности. — Тормоза отказали, — коротко сказала она. — Часа за два до этого я въехала в колдобину на волоке. К тому же, когда мы садились в машину, ехать обратно в Неданос, мне показалось, что там странно пахнет. Наверное, я пробила тормозную трубку, и жидкость вытекла. Фриберг записал ее слова, но Анна заметила, что он хмурится. — Что? — спросила она. — Разве аварийная лампочка не горела? — Нет, пока не выяснилось, что тормоз не работает. Но тогда уже вся приборная панель мигала. — Ладно. — Фриберг еще что-то записал, посидел молча, а потом задал последний вопрос: — Ты не знаешь никого, кто хотел бы тебе навредить? Когда Фриберг ушел, Анна попросилась в душ, смыть с себя речную воду. Она долго стояла под горячими струями, пытаясь осмыслить намек Фриберга. Их машина оставалась без присмотра у шлагбаума чуть больше часа. За это время человек, имеющий соответствующие знания и инструменты, вполне может вывести тормоза из строя. Кто в таком случае возможные преступники? Лиза сказала Бруно и Мари, куда они направляются. А возле шлагбаума они еще поговорили с Кайей и Алексом. Значит, и мотив, и возможность имелись как минимум у четырех человек. Пока Анна была в душе, медсестра приготовила ее одежду. Чистая и сухая, она все еще пахла речной водой. Но в своем намного лучше, чем в больничном халате. Анна переоделась и зашла к Лизе, в соседнюю палату. Лиза, держа в здоровой руке пульт, вяло переключала каналы висевшего в углу телевизора. Когда вошла Анна, она оживилась — Привет! Я заглядывала к тебе, но ты спала. Как ты? Как Агнес? Анна пересказала слова врача и объяснила, что идет к Агнес. Хочет быть рядом, когда ее будут выводить из сна. — А ты как? — Ключицу сломала. И трещины в ребрах, — сказала Лиза. — А в остальном нормально. Они помолчали. Анна чувствовала, что должна как-то объяснить то, что случилось в реке. — Ну… Я правда хотела помочь тебе, но у меня на руках была Агнес. Без сознания. Она сделала виноватый жест, но Лиза отмахнулась. — Ну что ты! К тому же ты отстегнула меня в машине. Если бы не отстегнула, я бы тут сейчас не сидела. Тебе правда не за что извиняться. Лиза немного распрямилась. — Иди к Агнес. Если с ней все в порядке, я тоже потом загляну, ладно? — Обязательно. — Анна улыбнулась, отмечая, что Лиза все больше нравится ей. В коридоре она чуть не столкнулась с Бенгтом Андерсоном. В одной руке у него был большой, красиво завернутый букет. Завидев Анну, Андерсон просиял на два оттенка ярче. — Анна! Как я рад, что вы уже на ногах. Можете себе представить, как мы все волновались. Он вручил ей цветы, и Анна буркнула “спасибо”. Интересно, кто эти “мы”. — У нас есть пара минут, поговорить с глазу на глаз? — спросил он уже тише. Анна взглянула на часы. Больше всего ей хотелось зайти к Агнес, но интересно же, что скажет Бенгт. Анна увела его к себе в палату. Пока она ставила цветы в вазу, найденную в шкафчике, Бенгт устроился в кресле. — Какая жуткая авария. Я поговорил с реанимацией. Мы с Йорансоном, завотделением, знаем друг друга по “Ротари”. — Понятно, — резко ответила Анна. Она уже хотела было спросить, как членство в клубе соотносится с врачебной тайной, но он остановил ее взмахом руки. — Конечно, подробностей он мне не сообщал. Я просто убедился, что за Агнес ухаживают по высшему разряду, так что будьте спокойны. Она в надежных руках. — Я рада. — Так вот. — Улыбка Андерсона стала шире. — Как вам известно, я председатель правления “Glarea”. Вся эта история с прыгуном… Рюдель или как его там… — Андерсон небрежным жестом дал понять, что не помнит ни имени Джо Рюландера, ни кто он вообще такой, но он настолько очевидно лгал, что Анне даже не пришлось особенно напрягаться, чтобы разоблачить его. — Печальная история. И для “Glarea”, и для муниципалитета Неданос, верно? — Не говоря уж о близких Рюландера, — съязвила Анна. — Да-да, верно, — пробормотал Андерсон. — Но, насколько я понял, Рюландер был не из тех, кто склонен к близким отношениям. Алименты на детей он не платил, да и старшая дочь его едва знала? — Для кого-то он что-то значил, — заметила Анна. — В смысле? — Рюландер. Он значил что-то для кого-то. Как все мы. Бенгт Андерсон пожал плечами, словно не мог взять в толк, о чем это она. — Как бы то ни было, — продолжил он, — вы занимались расследованием почти две недели, и, по-моему, ничто не указывает, что его смерть не была трагическим самоубийством, верно? Анна не стала спорить. Она только отметила про себя, что Бенгт Андерсон осведомлен на удивление хорошо. Не стоило ему делать вид, что он не помнит имени Рюландера. — Конечно, это ваше расследование, и дилетант вроде меня далек от того, чтобы пытаться повлиять на следствие. — Он снова вскинул руки. Но, подумала Анна. Потому что там точно есть какое-то “но”. — Но я со всем смирением задаю вопрос: нельзя ли закончить эту неприятную историю так, чтобы не привлекать к ней ненужного внимания? Очень многие и в коммуне, и за ее пределами были бы весьма признательны.