К главному входу надо было подняться по невысокой лестнице. Двойные двери темного дуба производили величественное впечатление. Клейн ввел Анну в просторный холл с высоким потолком. Потом повернул налево, в коридор поуже, и открыл какую-то дверь. В комнате за дверью помещался камин, окруженный четырьмя большими креслами. У одной стены стоял стол с телефоном, чьи огромные кнопки притягивали взгляд. Полоски бумаги, приклеенные к ним, указывали, где чей номер для быстрого набора. “1. Клейн”, “2. Мари”, “3. Матс”. Стены и потолок слегка пожелтели от въевшегося сигарного дыма. Через окно, выходящее за задний двор, виднелся большой ухоженный газон, окруженный высокой буковой изгородью. — Подождите здесь. — Клейн резко кивнул на кресла и не стал дожидаться, пока она сядет. Анна слишком глубоко утонула в мягком кресле, было неудобно. Она молча слушала, как тикают часы с позолоченным маятником, стоящие у камина. Спустя какое-то время ей стало казаться, что у этого большого старого дома особенная энергетика. Может быть, она все вообразила, ее фантазии произрастали из того, что она знала о Видье. И все же Анна не могла избавиться от мысли, что величавый дом скорбит. На каминной доске выстроились несколько фотографий. Слева — черно-белые. На одной фотографии были мужчина и женщина лет сорока, оба хмурились, как Элисабет Видье, — вероятно, ее родители. Рядом — снимок, на котором та же женщина стояла между двумя принаряженными малышками. Анна предположила, что это Элисабет и ее сестра. Третье изображение тоже было черно-белым, но побольше. Молодая Элисабет Видье рядом с мужчиной, чью фотографию Анна уже видела в интернете. Карл-Юхан. Привлекательная пара. Элисабет, одетая в простое, но элегантное белое платье, держала в руках букет цветов. Карл-Ю в черном, отлично сидящем костюме, выглядел щеголем. Оба улыбались фотографу и казались счастливыми, как бывают счастливы молодые в лучший день своей жизни. Анна подошла к камину, чтобы получше рассмотреть фотографию. Элисабет и Карл-Юхан стояли на величественной каменной лестнице. Анна предположила, что это лестница ратуши в Лунде, а сам снимок — свадебная фотография. При более внимательном взгляде справа от молодоженов на ступеньках виднелась тень фотографа. Молодая Элисабет была очень красива, но Анна не могла оторваться от Карла-Юхана. От него исходило какое-то особое обаяние, которого не могла приглушить даже чернобелая фотография начала семидесятых. Глаза, улыбка, то, как длинные светлые волосы лежат на лбу. Рядом со свадебной фотографией помещался цветной снимок, на котором мальчик лет двух, с льняными волосами, сидел на коленях у отца. Лето, пикник, они устроились на подстилке, за ними видна зеленая трава. Мальчик обхватил отца за шею, оба щурятся в камеру — солнце светит в глаза. Следующая фотография тоже с пикника, но на ней присутствует и Элисабет Видье. Симон сидит между ними, обнимает маму с папой за шею пухлыми ручонками. На переднем крае подстилки снова угадывается тень фотографа. На крайнем снимке справа был Симон-подросток: длинные светлые волосы, белый пиджак, студенческий картуз с белым верхом. Юноша смотрел в камеру тем же увлеченным выражением, что и его отец на свадебной фотографии двадцать лет назад. Анна не удержалась и повернула фотографию, чтобы сравнить лицо с лицом фигуры с фрески. Прозвенели часы, словно стеклом о металл, и Анна не услышала, как дверь открылась. — У него отцовские глаза, да? Элисабет Видье накинула на ночную рубаху светлый халат, на ногах кожаные тапочки. Элисабет выглядела утомленной: лицо серое, под глазами темные мешки. Взгляд у нее, однако, остался острым и настороженным, как при их последней встрече. Клейна видно не было, однако Анна была уверена: он где-то рядом. Анна поставила фотографию на место и спросила: — Как вы познакомились с Карлом-Юханом? Элисабет коротко улыбнулась. — В кондитерской в Лунде. Я была там с друзьями, а он сидел за столиком один. Когда Карл-Ю собрался платить, выяснилось, что он забыл кошелек. Так смутился, что мне стало его жалко. Сначала он не хотел, чтобы я заплатила, сдался, только когда я пообещала, что разрешу ему пригласить меня в кино. Мы смотрели, помню, “Уловку-22”. Оказалось, мы оба читали книгу. Карл-Юхан предложил выпить вина у него в квартирке, и мы всю ночь проговорили о книгах. Может, присядем? Элисабет жестом указала на кресла; казалось, она испытывает облегчение от того, что не нужно стоять. — Как вы себя чувствуете, Элисабет? Да, она явилась сюда потребовать у Элисабет ответа, но старуха выглядела такой хрупкой, что Анна не могла собраться с духом, чтобы начать. Элисабет раздраженно отмахнулась от вопроса. — Не слушайте Клейна, он истинная наседка. Я просто немного устала. А теперь рассказывайте, зачем приехали. Анна достала письмо, развернула и положила на столик. — Вы распорядились, чтобы Лассе Гуннарсон отправил вот это. Элисабет кивнула, не выказывая ни неловкости, ни желания извиниться. — В этом письме вы ссылаетесь на меня и намекаете, что я готова возобновить расследование смерти Симона. — Я ни на что не намекаю. — Элисабет поджала губы. — Я прошу всех причастных подумать и облегчить свою совесть. Полагаю, что подобное едва ли запрещено. — Но вы хотите, чтобы расследование начали по новой. Вы много лет делали все, чтобы расследование возобновилось, но Хенри Морелль противился. — Хенри Морелль с самого начала не должен был иметь доступа к делу. Он пристрастен. — Элисабет говорила спокойно, но в голосе отчетливее зазвучала злость. — Вы пытались выдавить его, а когда вам это не удалось, стали ждать, когда он уйдет сам. Ждали двадцать лет. Элисабет фыркнула. — Честно говоря, я и представить себе не могла, что Хенри будет цепляться за должность так долго. Но это лишь доказывает, что я права и ему есть что скрывать. — Поэтому вы в мгновение ока привели Табор в порядок и велели Гуннарсону связаться со мной. Предложили изумительный дом за низкую плату, чтобы уж наверняка завлечь меня. Чтобы я наверняка увидела ф-ф-фр… — Она не успела остановиться вовремя. Брови Элисабет поехали вверх. — реск-ку. — Вы заикаетесь. — Не вопрос, а констатация факта. — Иногда. — Вам это мешает? — Не особенно. Я привыкла. Элисабет медленно кивнула. — Карл-Юхан тоже заикался. Хотя сильнее, чем вы. В детстве его за это ужасно дразнили. Вас дразнили? Анна покачала головой. Из-за вопроса Элисабет она потеряла нить беседы и теперь пыталась вернуться к прежней теме. — Вам повезло, — продолжала старуха. — Дети умеют быть злыми. Карл-Юхан боялся, что заикание передастся по наследству, что Симон тоже будет заикаться. Но он зря тревожился. — Элисабет слегка улыбнулась воспоминанию, но потом снова посерьезнела. — Карл-Ю потратил на фреску почти десять лет, — сказала она. — Под конец уже почти ничего не видел. Клейну приходилось провожать его из дома и в дом. Я подумала, что если вы увидите картину, то поймете глубину его скорби. — Вы манипулировали мной. — Анна изо всех сил старалась говорить спокойно. — Использовали меня и даже Агнес как пешки. Вы об этом не думали? — Думала, конечно. И уж поверьте, мне от этого никакой радости. Но мой отец говаривал: чтобы достичь высоты, иногда приходится опуститься на глубину. В этих словах что-то есть. — Она помолчала, задумавшись, и с усилием поднялась. — Идемте, я вам кое-что покажу. Они медленно прошли по дороге до дальней, короткой стены сада. Идти было метров сто, и Элисабет изо всех сил старалась скрыть, как ее вымотала эта прогулка. Клейн помог ей с курткой и сапогами и теперь встревоженно маячил где-то позади них. Солнце, проглядывавшее между облаками, уже садилось. В живой изгороди за большой елью открылся проход, который тянулся к железной калитке. Элисабет попросила Анну открыть калитку, и они вышли на террасу. Перед ними и под ними раскинулся сказочный пейзаж с зелеными холмами и долинами, низенькими деревьями и кустами; пейзаж протянулся на несколько километров, до самой опушки. В одной из долин расположилось на отдых стадо белых коров. Две хищные птицы парили в небе под облаками, которые заходящее солнце окрасило розовым. От такой красоты захватывало дух. Анна узнала место. Одна из любимых тем Карла-Ю. — Вон туда. — Элисабет указала налево, на старый дуб, под которым стояла деревянная скамеечка. — Присядем. Помогая Элисабет сесть, Анна ни на что не обращала внимания и заметила надгробие у корней дуба, лишь когда они обе сели. В этом красивом небольшом камне — светлый мрамор, золотые буквы — было что-то, отчего у Анны комок встал в горле. “Симон Карл-Юхан Видье 22.12 1971 г. — 29.08 1990 г. Любим. Тоскуем”. — Мы с Карлом-Юханом приходили сюда летними вечерами. Симон тоже, когда подрос. Это было наше место. Элисабет обвела рукой прекрасную долину. — Мой отец вновь открыл здешний карьер в конце сороковых. После войны шло строительство, нужны были гравий и щебенка. Когда я была маленькой, какой здесь ужас творился! Везде все бурое, серое, черное. Пыль, выхлопные газы, камнедробилка грохочет. Не такой кошмар, который “Glarea” устроила на землях Которпа, но все же. Папе тоже не нравилось. Как только он заработал достаточно денег, чтобы купить еще земли, он закрыл карьер. Засыпал самые страшные ямы, посеял траву. Люди считали, что закрывать такое прибыльное дело — глупость. Но он любил эту гряду и не мог погубить ее. Элисабет перевела дух и вздрогнула, несмотря на теплую куртку. — Карл-Юхан тоже любил эти холмы. Я обещала ему, что мы оба упокоимся здесь, когда придет наш час. Что мы снова будем вместе, втроем. Но сначала я должна решить, что делать с Энглабергой. Элисабет замолчала, словно рассказ лишил ее последних сил. — А решения вы не примете, пока не узнаете правду? Элисабет ничего не ответила. Помолчав, она продолжила. — Врач сказал, что болезнь Карла-Юхана началась еще до смерти Симона. Чушь собачья. Я знаю, что он заболел от горя. Карл-Юхан понимал, что ему суждено ослепнуть, и все же почти все свое время посвящал фреске. Вы заметили, что она скрывает, ведь так? Анна медленно кивнула. — Эта картина — последняя работа Карла-Ю. Он переделывал ее сотни раз, работал день и ночь, последние силы бросил на то, чтобы она вышла безупречной. Все ради нашего сына и справедливости. — Элисабет замолчала, пытаясь взглянуть Анне в глаза. — Скажите, Анна, — резкий голос стал мягким, печальным, — как я могу успокоиться, если сделаю меньше, чем сделал он? Глава 38 Осень 2017 года Когда они медленно пошли назад, к дому, уже начало темнеть. Анна, как и по пути на террасу, поддерживала Элисабет под руку, но теперь что-то изменилось. Она держала старуху крепче и мягче, и шли они теперь ближе друг к другу. Анна рассказала о драке на празднике и о смерти Рюландера, но не упомянула о шантаже по электронной почте. И все же Элисабет, похоже, пришла к тем же выводам. — Вы думаете, что его убили, да? — Мы еще не знаем, как умер Рюландер… — начала было Анна, но старуха только махнула на нее рукой. — Вы считаете, что Рюландер знал что-то о смерти Симона и пытался надавить на виновного или виновных. И что они его за это убили. — Такая версия есть, но мы пока ничего не отметаем.