— Именно. Как она к вам попала, почему вы ее поставили? — Мне дал ее тем вечером один парень, на флешке. Такое бывает. “Концерт по заявкам” образца 2017 года. Обычно я отказываюсь, не люблю совать левые флешки в свой компьютер, но парень уж очень настаивал. Дал мне пятисотку, чтобы я поставил песню, когда на танцполе будет Кайя Бьянка, и обещал еще столько же потом. Диджеям платят не особенно хорошо, так что я подумал: а, ладно. Лишняя тысяча только за то, чтобы поставить песню. — Что за парень? — Понятия не имею. По-моему, он не местный. — Как он выглядел? Кристиан задумался — в трубке несколько секунд было тихо. — Обтрепанный немного. Полтинник или около того. Худой, бородатый, татуировки на руках. — Очки? — Анна уже знала ответ. — Да, очки были, такие темные, когда глаза едва видно. Анна поняла, про кого он говорит. — Еще что-нибудь помните? Что он сказал или сделал? Снова задумчивое молчание. — Нет. Он только сказал, что эта песня — старый хит, она наверняка поднимет всем настроение. Что Кайя и ее приятели сразу ее узнают. Узнали, это точно, подумала Анна. Даже слишком хорошо узнали. Глава 30 Осень 2017 года Анна едва успела войти в прихожую Табора, как у нее зазвонил новый рабочий телефон. Агнес уже прислала сообщение: она поехала домой к Эрику. Мило, как всегда, при виде Анны проявил умеренную радость. — Здравствуйте, это Ульсон, я сегодня патрулирую, — сказал голос в трубке. — Здравствуйте. — Мы сейчас на карьере “Glarea”. Звонил один из бригадиров. Тут на дереве мертвого парня нашли. — Что? — Прыгун, — пояснил полицейский. — Там, где карьер выходит к северной оконечности гряды, есть крутой уступ. У нас тут каждый год один-двое вот так самоубиваются. — Ладно, я еду. Можете объяснить, где именно вы находитесь? Уже успело стемнеть, когда Анна въехала в главные ворота “Glarea”. Ее ждал белый джип с эмблемой охранного предприятия. — Поезжайте за мной, я покажу. Тут можно заплутать, пока найдешь, — предупредил водитель. Оказалось, что “можно заплутать” — это мягко сказано. За воротами и административными постройками дорога круто уходила вниз. Верхний край почвы все поднимался, каменистые склоны с обеих сторон становились все круче, и наконец Анна оказалась на дне гигантского карьера. Запах гари, который разливался иногда над поселком, стал таким сильным, что Анна нажала на кнопку кондиционера, чтобы воздух извне больше не поступал в машину. Дорога выводила на площадку размером с четыре или пять футбольных полей. Следуя за джипом, Анна миновала несколько больших строений и железных вышек — по ее предположению, дробилок, а также вереницу тяжелых машин и грузовиков, оставленных на ночь. Площадку освещали прожекторы, резкий свет которых усиливал впечатление лунного пейзажа. Машина охранника свернула вправо между двумя кучами гравия, рассекла большую лужу и на новой развилке взяла налево. Анна поняла, что карьер — это не единый гигантский прямоугольник, каким она его себе представляла. Карьер походил скорее на колесо, где большая площадка, по которой они проезжали, была ступицей, от нее во все стороны отходили спицы-овраги. Однако когда овраг, по которому они ехали, разделился еще на несколько, Анна констатировала, что и это сравнение неверно. На пятом ответвлении она поняла, что никогда не нашла бы дороги сама, и порадовалась, что ей требуется всего лишь следовать за красными огоньками едущей впереди машины. Она почти перестала ориентироваться, когда овраг вывел их на открытое место, на краю которого высилась крутая скалистая стена. У подножия стены стояли полукругом три машины, их фары освещали одну и ту же березу. В воздухе висели дождевые капли, брызги чертили штрихи в световых конусах. Анна остановила машину и последний отрезок пути прошла пешком. Одной из машин оказалась патрульная полицейская, откуда Анне и позвонили; вторая была большим экскаватором. А третья — автомобиль Хенри Морелля. Анна обнаружила его беседующим с полицейским из патрульной машины и еще одним человеком — судя по светоотражающему жилету, кем-то из руководства “Glarea”. — Здравствуй, Анна, — сказал Морелль, когда она приблизилась. — Боюсь, здесь нет ничего красивого. Он включил фонарик и направил свет куда-то в крону березы, куда не доставали фары машин. Сцена была отвратительной и абсурдной одновременно. От самой верхушки дерева протянулась целая просека сломанных ветвей, а в четырех метрах от земли в развилке застряло что-то похожее на тряпичную куклу. Конечности покойного были вывернуты под каким-то диким углом, одежда кое-где разорвана. Толстый сук вошел прямо в грудь и торчал между лопатками. Листья, ствол и земля под березой потемнели от крови. — Десять лет назад здесь был еще один самоубийца, — сказал Морелль. — Предприниматель из города. Потерял и семью, и друзей. Но он упал прямо на склон. С этим беднягой нам придется повозиться. Морелль посветил на скалу за деревом. Обрыв уходил вверх метров на пятьдесят-шестьдесят, свет фонарика не доставал до верхнего края. — Там наверху есть плато, смотровая площадка. Летом туда ездят на пикники, любуются закатом. Вообще проход туда запрещен, но кого это останавливает. Дождь припустил сильнее, и Анна застегнула куртку. Как хорошо, что она купила настоящий классический дождевик, непромокаемый. Морелль выключил фонарик. — Я поговорил с дежурным диспетчером. Мы решили не звать пока экспертов, подождать до завтрашнего утра. Этот бедолага уже никуда с дерева не денется, зачем без нужды взваливать на людей сверхурочную работу. Бюджет и так трещит по швам. “Glarea” обещала помочь, присмотреть за телом до утра, но вряд ли кто-нибудь за ним туда полезет. А мы с тобой, может быть, прокатимся по гряде, поищем его машину. Мне кажется, я примерно представляю себе, где она стоит. Анна не знала, что и как отвечать. Морелль вел себя так, будто все еще принимает решения, и распоряжался с такой самоуверенностью в голосе, что Анна разозлилась. Он это заметил — хоть какое-то утешение. — Ты уж прости, что я вмешался. Ульсон позвонил сначала мне — конечно, в основном по старой привычке. Я был тут рядом, так что подумал… — Кто обнаружил тело? — перебила она. Не надо бы так грубо. — Один из водителей. Это один из старейших участков карьера, он закрыт уже много лет. — Морелль жестом указал на скалу и хребет. — Водитель хотел зайти за березу отлить. Бедняга. — Он еще здесь? Морелль покачал головой. — Ульсон провел короткий допрос и отправил парня домой, к семье. На нем лица не было. Да уж, повезло. Он снова включил фонарик и направил свет на мертвеца. В ветвях что-то блеснуло, и Анна попросила: — Посвети туда. Поближе к стволу. Анна достала синие бахилы, которые захватила, прежде чем выехать, и натянула на ботинки. Потом включила собственный фонарик, значительно меньше, чем у Морелля, но более яркий, и, осторожно шагая, подошла к дереву. Капли дождя с размаху падали на нейлоновый дождевик. Отдающий железом запах крови становился все сильнее, он почти перебил вонь жженой глины. Анна остановилась в полуметре от ствола, немного не доходя до залитых кровью березовых листьев, и присела на корточки. Направила фонарик туда, где заметила ответ. Какой-то предмет застрял под трупом, косо засел между корнями. Наверное, когда несчастный падал, что-то вывалилось у него из карманов. Анна увидела пластиковую дужку. Понятно. Она достала из одного кармана дождевика одноразовые перчатки, которые захватила с собой, из другого — ручку. Ручкой осторожно подцепила предмет, застрявший в корнях. Как она и предполагала, там оказались разбитые очки. Дужки погнулись, одного стекла нет. Анна посветила на очки. Уцелевшее стекло было темным, тонированным. Она на миг замерла, потом подняла глаза и направила свет фонарика вверх, в ветки. Труп висел спиной вверх, и Анна быстро нашла лицо — разбитое, с искаженными чертами. Зияла пустая глазница. И все же Анна сразу узнала погибшего. Бородач с субботнего праздника. Анна осторожно вернула очки туда, где нашла их, и медленно пошла назад, стараясь ступать в свои следы. Не глядя на Морелля, сняла перчатки. Подозвала полицейского, который звонил ей. — Ульсон, удалите машины и проследите, чтобы участок оцепили. Мне нужно пятьдесят раз по пятьдесят метров вокруг дерева. И чтобы никто туда не входил до прибытия экспертов. — Но это же прыгун… — Полицейский, явно растерявшись, заговорил слишком громко, заглянул ей через плечо. Анна и не оборачиваясь поняла: он пытается поймать взгляд Морелля. — Мы будем считать это дело подозрением на убийство до тех пор, пока не будет доказано обратное, поэтому прошу убрать машины и оцепить участок. Понятно? — Не заикнулась, не проявила нерешительности. Отлично! Ульсон, колеблясь, снова покосился на Морелля. — Понятно, Ульсон? — Анна повысила голос. — Конечно, — промямлил полицейский и неохотно двинулся к машине. Рядом с Анной возник Морелль — он, без сомнения, все слышал. — Так-так, Анна… — Он покачался на пятках. — Это, конечно, теперь твой округ, твой бюджет. Но действительно ли это дело первоочередной важности, учитывая. — К сожалению, я должна попросить тебя уехать, — перебила Анна. Она старалась говорить дружелюбно, но решительно. — Прямо сейчас, Хенри, будь добр. Глава 31 Осень 2017 года Самое первое убийство, доставшееся Анне, было сравнительно несложным. Старый добрый шведский разбой, тип 1A: двое алкоголиков устроили посиделки в одной запущенной квартире. В начале вечера они были не разлей вода и братья, угощались сосисками, пили “Эксплорер” и грейпфрутовый тоник. Потом, незадолго до полуночи, слетели с катушек. Спиртное кончилось быстрее, чем они рассчитывали, и один пьянчуга воткнул другому в грудь хлеборезный нож, после чего завалился на диван, рядом со своей жертвой. Отпечатки пальцев, ДНК подозреваемого обнаружили в полуметре от жертвы. An open and shut case[26], как говорят в детективных сериалах. И все же во время того расследования Анна усвоила кое-что важное: мотивом самого тяжкого преступления может послужить то, что человек влил в себя грог покрепче того, какой считается приемлемым. В последующие годы этот опыт оказался для нее весьма полезен. Ни один мотив, каким бы незначительным он ни казался, нельзя списывать со счетов. Йенс Фриберг появился примерно через полчаса после того, как она ему позвонила. Он привез с собой в минивэне “фольксваген” трех полицейских в форме, еще двое сидели в машине с полицейской маркировкой. Хенри Морелль к тому времени давно уехал, злобно рванув машину с места, а дождь из мороси превратился в настойчивый ливень. Фриберг не совершил никаких глупостей вроде поднять ленту заграждения и с любопытством протопать к березе, чтобы взглянуть на труп. За это Анна добавила ему еще балл. Фриберг припарковал минивэн за ее машиной, поднял заднюю дверцу, защитившись ею от дождя, и развернул большую карту.