“Анна, спаси меня!” Она делает шаг к нему. На дне острые камни, она спотыкается, едва не теряет равновесие. Вода доходит ей до пояса, холод заставляет судорожно вдохнуть. — Мама! Кто-то зовет ее сзади, она оборачивается; на берегу стоит Агнес, рядом с ней Мило. Собака держит в пасти мертвого кролика, и Анна уже знает, что кролик пуст, выпотрошен. Деревья позади них тихо гнутся под ветром. Шум их напоминает шум инфузионного насоса. “Иногда приходится делать то, что должно”, — говорит Агнес и указывает на темную воду, на тело, которое одновременно тело Хокана и тело Симона Видье. “Обещай, что сделаешь”. Три, два, семь, пять, девять, два. Ввод. Анна дождалась, когда на часах будет начало шестого, закрыла дверь кабинета и отправилась в подвальный архив. Прошел уже почти целый день, но сновидение никуда не делось и не давало ей работать спокойно. В кабинете Морелля, за стеклянной стеной, было тихо и темно, так же как почти во всем участке, — на это она и рассчитывала. Вообще ей не обязательно было таиться. С понедельника она тут хозяйка и уже сейчас имеет право интересоваться любыми делами. Но Анна знала, что дело Симона Видье — чувствительная тема, и не хотела, чтобы у нее спрашивали, чем ее привлек именно этот случай. Особенно потому, что у нее нет хорошего ответа. Или хоть сколько-то разумного. Неужели она всерьез собирается влезть в дело тридцатилетней давности ради того, чтобы наладить отношения с дочерью? Неужели она настолько отчаялась? Архив располагался в конце подвала, и по дороге к нужной двери Анна прошла мимо раздевалок. Там было тихо и спокойно, радио в спортзале молчало, отчего скрип, который производили ее подошвы по новенькому пластиковому покрытию, слышался особенно отчетливо. Анна заметила, что ускорила шаг. Считывателя пропусков рядом с дверью архива не оказалось, но вполне хватило мастер-ключа, который Морелль дал Анне еще в понедельник. Стальная дверь закрылась за ней с ненужным грохотом. Лампы дневного света на потолке среагировали на движение и зажглись, прежде чем Анна успела зашарить по стене в поисках выключателя. В помещении без окон было сухо, как в пустыне, и пахло старой бумагой и чернилами. Шесть притиснутых друг к другу двойных стеллажей — вот и все. На боковой стенке каждого стеллажа имелась табличка с годами, а под ней черный руль. Нужная полка оказалась где-то в середине, и Анне пришлось немало потрудиться, чтобы повернуть руль и привести стеллажи в движение. Перед ней неохотно открылся ряд синих папок. Просматривая даты, Анна наконец нашла 1990 год. Большинство папок содержали по нескольку разных дел. Она вытащила одну наугад. Первое дело — вождение в нетрезвом виде — имело место в июле. Второе — кража со взломом — в том же месяце. Пожелтевшая бумага, текст отпечатан на машинке. Анна взяла другую папку. Обнаружила случай домашнего насилия, за ним — злостное незаконное вождение, и то, и другое — август 1990 года. Анна стала листать дальше, но остальные три дела оказались примерно того же масштаба — совсем не то, что она ищет. Но еще не успев вытащить следующую папку, Анна поняла: вот оно. Согласно номеру на корешке, папка, в отличие от своих соседок, содержала всего одно дело. Она оказалась легче, чем Анна ожидала. Анна раскрыла папку. 29 августа 1990 года. Патрульная машина 3495 направлена по вызову к каменоломне Мёркабю, причина — смертельный случай. Вот оно! Анна продолжила читать, пульс пошел вскачь. Тело Симона Видье обнаружено на месте происшествия плавающим в воде лицом вверх. На месте находились четверо свидетелей. Александер Морелль, Бруно Сорди, Мари Андерсон и Карина Педерсен, всем по 19 лет, друзья скончавшегося. Не Катрин, а Карина — так звали четвертую участницу, или пятую, смотря как считать. Анна вознамерилась было читать дальше. Но тут лампы на потолке погасли, и архив погрузился в кромешную тьму. Датчик движения был где-то у двери, а Анна стояла, скрытая стеллажом; устройство решило, что в помещении пусто. Анна зажала папку под мышкой и стала пробираться к двери, ощупывая полки свободной рукой. Неожиданный звук заставил ее остановиться. Скрип резиновой подошвы по новому пластиковому полу. Анна прислушивалась, стоя между стеллажами. Повернулся ключ, дверь распахнулась, и лампы ожили, залили ее резким белым светом. — Вы что тут делаете? — изумился Йенс Фриберг. — Ищу кое-какие старые дела. — Анна постаралась, чтобы ее голос прозвучал небрежно. — Кстати, хорошо, что вы пришли. — Она переждала заикание. — Свет погас, и я не могла найти выход. — Она натянула улыбку, которая, похоже, не произвела никакого эффекта. — Можно узнать, какие именно дела? — Фриберг рассматривал папку, зажатую у Анны под мышкой. Потом перевел взгляд на проход между стеллажами, оставшийся открытым — на табличке отчетливо был виден год. Анна видела, как мозг Фриберга связывает одно с другим, как сузились его глаза, когда до него дошло, что Анна здесь делает. Анна покрепче прижала папку к себе. Вдохнула поглубже. — Спасибо, Йенс, вы меня спасли. Я наверх… — Она кивнула на открытую дверь у него за спиной. Фриберг не сделал ни малейшей попытки посторониться. Он продолжал пристально смотреть на нее. Анна взглянула ему в глаза, стараясь не показать своего замешательства. Сделала шаг вперед, чтобы расстояние между ними стало ощутимо меньше комфортного, и произнесла: — Если позволите. — Теперь они стояли почти нос к носу. Последнее слово Анна разделила надвое, чтобы обезопасить себя от заикания. Фриберг еще немного постоял, сверля ее взглядом. Казалось, кислород в темном помещении вот-вот кончится. Анна чуть вздернула бровь, словно интересуясь, что это на него нашло. Фриберг отвел глаза, неловко кашлянул и шагнул в сторону. — Хорошего. — вдох, — вечера, — сказала Анна через плечо, заставляя себя спокойным шагом прошествовать к выходу и дальше по коридору. Папку она прижимала к себе как приклеенную. Вернувшись в кабинет, Анна заперла дверь и только после этого с облегчением рухнула на стул. Выделила две секунды похвалить себя за то, как разобралась с Фрибергом и ситуацией, а потом накинулась на папку с делом Симона Видье. Как она уже успела понять, документов в папке содержалось немного — семь, при более точном подсчете. Само дело, изложенное полицейским, который первым прибыл на место и имя которого было Анне незнакомо, четыре коротких протокола допроса свидетелей. За протоколами шли заключение медэксперта и служебная записка. Уже через несколько минут Анна поняла, что материалы следствия не много добавят к тому, что она уже знает, зато теперь у нее, по крайней мере, есть общая картина, которая поможет связать в единое целое разрозненные элементы головоломки. Симон Видье и четверо его друзей — Алекс Морелль, Бруно Сорди, Мари Андерсон и Карина Педерсен — разбили лагерь в каменоломне Мёркабю, на гряде. Алекс и Бруно приехали на одной машине, девочки на другой, а Симон, живший всего в нескольких километрах, в Энглаберге, прикатил на велосипеде. Устройство лагеря явно было какой-то традицией, чем-то, что они уже много раз делали, а это значило, что местность им знакома. Развести костер, поболтать, поесть, выпить спиртного и разбрестись по трем палаткам. Алекс и Бруно спали в одной палатке, Мари и Карина в другой, а у Симона имелась своя. Ночью пошел дождь, и, как и говорил Морелль, камни стали скользкими, а капли, барабанившие по палаткам, заглушали все остальные звуки. Рано утром Симона обнаружили мертвым, плавающим в воде лицом вверх. В отчете о вскрытии говорилось о повреждениях на теле, характерных для падения. Самой серьезной была рана на затылке — по мнению медэксперта, она и стала причиной немедленной смерти Симона. Этот вывод подкреплялся тем, что в легких не обнаружили воды — значит, Симон уже не дышал, когда упал в воду. Судебный медик также констатировал, что из-за холодной воды определить время смерти затруднительно, однако фатальное падение произошло между часом и тремя часами ночи. Но Анна обнаружила и некоторую новую информацию. Тем вечером на каменоломне были еще два человека: мужчина по имени Джо и женщина по имени Таня, оба несколькими годами старше пятерых друзей и не местные. Оба они часа два принимали участие в импровизированной вечеринке, но, как единодушно показали свидетели, покинули каменоломню на мотоцикле около половины первого, когда начался дождь. Короткая служебная записка содержала полное имя и удостоверения личности этих двоих. Имелась еще запись о том, что Джо в самом начале второго часа ночи ввязался в ссору на автозаправке в Рефтинге, в пяти милях от каменоломни, и провел ночь в полицейском участке, то есть никак не мог быть на каменоломне в момент гибели Симона. На этом — все. Протоколы допроса свидетелей — по полстранички каждый, текст практически один в один. Пошел дождь, Джо и Таня уехали на мотоцикле, а прочие залезли в палатки около половины первого. Свидетели дружно показали, что всю ночь крепко спали и ничего не видели и не слышали. Тело обнаружила Мари Андерсон около пяти утра; она тут же подняла остальных. Ребята пытались выловить Симона из воды, но безуспешно, поэтому Бруно на машине Мари поехал в магазин в Мёркабю и по телефону Гуннель вызвал помощь. Первый полицейский патруль прибыл на место в 05.54, за ним приехали “скорая” и пожарная машина. Анна закрыла папку и откинулась на спинку стула. Как и говорил Хенри Морелль, в деле вроде бы нет ничего странного. Дождь, темнота, скользкие камни, может быть — в комбинации со спиртным, служили совершенно естественным, хотя и трагическим, объяснением смерти Симона Видье. Вывод, который по какой-то причине слегка разочаровал Анну. Глава 18 28 августа 1990 года Пузырьки. Вокруг него везде пузырьки. Вырываются из одежды, волос, ноздрей и рта, как серебристые шарики, и исчезают в темноте. Звук от удара о воду все еще звучал у Симона в ушах, отдавался дрожью во всем теле. Холод охватил кожу, заставил кровеносные сосуды и легкие сжаться, а сердце — биться сильнее. И все же он словно завис — неподвижный, утративший вес. Закрыл глаза и позволил холодной тьме сомкнуться вокруг себя. “Наверное, именно так умирают”, — подумал Симон; под закрытыми веками замерцал белый свет. Он открыл глаза, оттолкнулся ногами. Один раз, два, три; помочь руками, прямо к слабому свету там, наверху; наконец Симон вынырнул на поверхность. Получилось! Симон шумно втянул в себя воздух и заорал от радости. Ему тут же ответила Таня с плато, а потом — с меньшим энтузиазмом — все остальные. Бруно помог Симону вылезти из воды. Мари тут же пихнула его и закричала ему в лицо: — Идиот паршивый! Ты же убиться мог! — Вы сами хотели, чтобы я искупался. — Симон широко улыбнулся. — Последнее купание в этом году или как там? — Последняя фраза была адресована Алексу, который стоял поодаль, скрестив руки на груди. Одна из их обычных пикировок, хотя Симон пожалел о ней, едва закрыл рот. Алекс не ответил, и Джо посветил ему в лицо. — Похоже, кто-то оказался храбрее тебя, альфа-самец. — Отстань! — Алекс заслонился от слепящего света рукой и отвернулся. Таня сбежала по тропинке, протиснулась между Бруно и Мари, и Симон тут же забыл про Алекса и его обиду. — Ты все-таки прыгнул! Господи, как круто! Таня обхватила Симона за шею и поцеловала. Сладкий вкус — трава и что-то еще. Что-то возбуждающее, отчего Симон тут же прижал ее к себе. Второй поцелуй за десять минут; к нему добавился адреналин — прыжок, после которого Симон остался жив. Голова чуть не взорвалась. На одно неловкое мгновение остальные отвели глаза. Все, кроме Джо: он навел луч фонарика на пару, которая целовалась все более страстно. Он словно приглашал других тоже посмотреть. — Поздравим Симона, который сегодня стал победителем! — Голос Джо сочился иронией. — Спасибо всем, кто принял участие в соревновании. Спокойной ночи! Таня сняла одну руку с шеи Симона и показала Джо средний палец, после чего закончила поцелуй. — Идем, — позвала она. — Надо снять с тебя мокрую одежду. — Она взяла Симона за руку и потянула за собой, к плато. Симон почувствовал, как напряглось лицо, как рот растянулся в широкой улыбке. Уходя, он услышал, как Мари каким-то жалобным голосом сказала: “Мне холодно”. Они миновали палатки; Таня потянула его к дальнему краю плато. Она захихикала, потом рассмеялась, и смех перекинулся Симону. Холодные, мокрые насквозь джинсы облепили ноги; Таня все тянула Симона за собой вниз по склону, к сортирной тропке, а потом дальше, в лес. Они спотыкались на неровной земле, один раз Таня чуть не упала, он успел подхватить ее, и оба смеялись как заведенные. Наконец они пришли к большому дубу; Таня снова обняла и поцеловала Симона. Его руки обрели собственную жизнь, зашарили по ее телу. Таня прижалась к нему, и не успел Симон опомниться, как оба уже стягивали с себя штаны. Ноги Тани оказались у него на поясе, спина прижалась к дереву. Симон почувствовал, как она схватила его и направила во что-то мягкое и теплое, что сомкнулось вокруг почти как та темнота в воде. Таня вцепилась ногтями ему в шею, прижалась к нему бедрами. Громко застонала, и вот он уже двигался в такт с ней, все быстрее, пока наконец весь мир — или всего лишь его голова? — не разлетелся на атомы. Глава 19 Осень 2017 года Семья Морелля обитала в одноэтажном доме светлого кирпича с подвалом — вероятно, виллу построили в конце шестидесятых. Сад выглядел на удивление ухоженным — на лужайках, клумбах и между садовыми фигурами ни единого осеннего листочка. Анна насчитала трех гномов, двух садовых жокеев и целое семейство ланей на одном только дворе перед домом. У ворот стояла большая синяя “BMW”, и Анна подумала, не принадлежит ли эта машина лично Мореллю, но потом увидела на заднем стекла небольшую эмблему “Glarea”. Агнес слегка дулась из-за того, что ей пришлось ехать в гости, но не стала демонстративно хлопать дверями, и хрупкое перемирие между матерью и дочерью, порожденное историей Симона Видье, все еще держалось. Жена Морелля Эва-Бритт оказалась приятной элегантной женщиной лет шестидесяти, волевой и с чувством юмора. Она обняла Анну и Агнес, словно добрых знакомых, и уже через несколько минут заставила Агнес растаять, предложив ей тот же напиток, что и взрослым. — Хенри все равно смешивает не очень крепко, — прошептала Эва-Бритт, провожая их в гостиную.