— Я всегда готов повеселиться с тобой, — соглашается Зейд, когда Зак наклоняется ко мне, положив одну руку на стол, выражение его лица — плотское обещание на потом. — Только скажи, и я прикажу перевезти твою арфу из Круз-Бей, — Зак делает паузу, чтобы посмотреть вверх и поверх моего плеча. Лёгкая морщинка, появившаяся у его рта, может означать только одно. Я резко оборачиваюсь и вижу Тристана, прогуливающегося по кафетерию, руки в карманах, под глазами тёмные круги. Он хоть немного поспал прошлой ночью? А если он не спал… то, что делал? Я доверяю ему, правда. Но… у него есть прошлое, плохая репутация, склонность к жестокости. Моё сердце бешено колотится, когда он приближается к столу, сексуально хмуря губы. — Где, чёрт возьми, ты был? — спрашивает Зейд с раздражённой усмешкой. Тристан игнорирует его, его серые, как лезвие, глаза сосредоточены на моём лице. Он одаривает меня искренней, но измученной улыбкой, снимая, по крайней мере, часть моего безудержного беспокойства. Если я не смогу доверять ему, наши отношения с шестью людьми сойдут на нет — и быстро. — У меня была ужасная бессонница, — Тристан, наконец, переводит взгляд на Зейда. — Особенно когда мой сосед по комнате не пришёл прошлой ночью. Я с трудом мог представить себе то, что он делал. — Я уверен, что твоё воображение тебе поможет, — отвечает Зейд, пока я рассматриваю чёрный кашемировый свитер Тристана в обтяжку и тёмные джинсы. В мокасинах и «Ролексе» он выглядит таким же богатым, каким был всегда. Никто бы никогда не узнал, что на этот раз он тоже стипендиат. Тристан игнорирует колкость Зейда, чтобы снова посмотреть на меня. — Я полагаю, у нас всё ещё в силе та дурацкая примерка платья на сегодня, о которой ты мне написала? — спрашивает он, как будто его заявления о бессоннице достаточно, чтобы объяснить, почему он не ответил мне. Есть что-то ещё; я знаю, что это так. Но даже если я спрошу его, он мне не ответит. Это проблема, которую необходимо исправить. — В силе, — отвечаю я, на время отбрасывая своё беспокойство. Правда всегда рано или поздно выходит наружу, и я уверена, что что бы ни случилось с ним прошлой ночью, что бы он ни делал, это имеет отношение к этой дедовщине. Вот почему мне нужно, по крайней мере, попытаться понять, есть ли в смерти Тори нечто большее, чем простой несчастный случай. Глава 8 Шарлотта Карсон — выпускница Академии Адамсон Когда я открываю глаза на следующее утро, Черч сидит рядом со мной со мной на огромной кровати в общежитии и держит что-то на ладони. Пока парень смотрит на эту вещь, я замечаю целую симфонию эмоций, играющих на его лице. Он испытывает облегчение, огорчение, ярость, задумчивость. Кровать сдвигается, когда я сажусь, привлекая к себе медовые глаза Черча. Они мерцают в лучах раннего утреннего солнца, пробивающегося сквозь щель в тяжёлых плотных шторах. Комната почти полностью погружена в темноту… но не Черч. Черч освещён, как ангел, его светлые волосы сияют, его улыбка загадочна и невероятна. Моё сердце переворачивается в груди, но мне трудно сосредоточиться на этом, потому что голова чертовски раскалывается, а какие-то девчонки украли моё кольцо и… — Моё кольцо, — хнычу я, принимая сидячее положение и закрывая лицо руками. Мне вообще наплевать на украшения, но Черч выбрал для меня винтажный розовый бриллиант в том же магазине, где его родители купили свои кольца. Когда парень купил его, он уже был влюблён в меня, а я просто не знала об этом. Мысль о том, что он ходит с намерением, представляя меня своей женой, в то время как я всё ещё ничего не знала о его намерениях… О, это так чертовски романтично, что я могла бы взвыть. — Ты беспокоишься о кольце? Когда ты чуть не умерла? О, миссис Монтегю, нам нужно поработать над вашими приоритетами. Черч поворачивается ко мне лицом, и я поднимаю голову, шмыгая носом, когда он протягивает руку, чтобы взять мою. К моему большому удивлению, прямо у него на ладони лежит розовый бриллиант огранки Ашер в платиновой оправе. Я подавляю удивлённый вздох, когда он надевает его мне на палец с таким чувственным почтением, что у меня и без того раскалывается голова. — Где ты его нашёл? — шепчу я, прижимая руку к груди и нервно потирая кольцо большим пальцем. Черч, конечно, дразнит меня. Он знает, что на самом деле я не была расстроена из-за самого кольца. Это символизм и его нарушение, то, что меня расстраивает. — И, пожалуйста, не говори мне, что ты просто использовал хитрости богатых людишек и купил новое; это было бы уже не то же самое. — Неужели ты думала, что я отпущу этих девушек после того, как они напали на тебя? — голос Черча холоден, спокоен, но в нём есть угроза, которая заставляет меня задуматься, что произошло, когда он поймал их. Парень смотрит на меня с такой открытой и честной привязанностью, что я немного ёрзаю, протягивая руку, чтобы дотронуться до повязки, обмотанной вокруг моей головы. Мои дурацкие кудри взъерошены и разметались во все стороны; я, должно быть, выгляжу нелепо. Кроме того, на мне нет очков, так что, может быть, именно поэтому Черч выглядит таким неземным и размытым по краям? Я чертовски слепа. Он замечает, что я потираю глаз, и протягивает руку, берёт очки в толстой оправе и передаёт их мне. Я надеваю их и… О. Нет. В очках он так же горяч, как и без них. На самом деле, горячее, потому что я вижу, что его причудливо лишённая пор кожа на самом деле лишена пор. Он один из тех редких (и раздражающих) людей, которые с включёнными фильтрами выглядят не сильно-то по-другому. Он такой сексуальный. Слишком горячий. Слишком трахабельный. — Позволь мне перефразировать мой вопрос: что ты с ними сделал? — я жду, пока Черч обдумывает этот вопрос. Это не займёт у него много времени. Этого никогда не происходит. Этот парень невероятно решителен. Он придвигается ближе, притягивая меня к себе и позволяя мне положить голову ему на плечо. Плечо моего жениха. Я не могу перестать говорить это. Не уверена, сколько времени мне потребуется, чтобы привыкнуть к слову «муж», но я думаю, год или два. По крайней мере. Может быть, и дольше. Черч знает, что на самом деле я не поменяю фамилию — я сказала парням, что, по-моему, им всем следует сменить фамилии на Карсон, чтобы я могла отметить их как свою собственность, — но мне нравится, когда он называет меня миссис Монтегю. — Мы использовали записи с камер видеонаблюдения, чтобы установить личности преступниц. Я взял близнецов и Рейнджера с собой, пока Спенсер присматривал за тобой в больнице, — Черч улыбается, но это нехорошая улыбка. Она острая, как игла, заточенная и заострённая. — Мы удерживали их, обрили им головы и брови, а затем отправили им несколько ужасающих юридических писем через адвоката моих родителей. Они больше не будут тебя беспокоить. Я прижимаюсь к Черчу, и он обнимает меня одной рукой, крепко прижимая к себе. Я всегда поражалась его силе, тому, что он кажется таким благородным, но на самом деле он задира со злыми наклонностями. Это чертовски сексуально. — Полагаю, это моя вина, что не заперла двери, да? — спрашиваю я, потому что оставила их открытыми, думая, что там мы в безопасности. Братство Священнослужителей было распущено, ФБР провело расследование, его члены заключены в тюрьму. Селена жива (к сожалению), но она всё ещё находится в психиатрической больнице (с билетом в один конец в тюрьму после неё), так что я не думаю, что она представляет угрозу. Я надеюсь, что её жизнь именно такая, какой она заслуживает. — Это не твоя вина, и не Рейнджера, — у Черча теперь звучит голос властного папочки. Это немного пугает. Исходя из этого, я могу сказать, что Рейнджер, вероятно, корит себя за это. Может быть, они все? Они продолжают вести себя так, будто должны были знать, что девушка умрёт в ночь вечеринки, и что на меня нападут в собственном душе. Проблема в том, что мы больше не убегаем от культа. Это нормальная жизнь, а в обычной жизни такого дерьма просто не ожидаешь. — Он расстроен, да? — спрашиваю я, и даже не уточняя, кто такой он в этом предложении, Черч знает, о ком я говорю. Парень кивает, его подбородок касается моих волос. Я прижимаюсь к нему ещё теснее, просовывая ладонь ему под рубашку, чтобы погладить его пресс. — Он справится с этим, — уверяет меня Черч, замирая, когда моя рука опускается чуть ниже, пальцы теребят края его белых льняных брюк. — Мисс Карсон… разве нам не следует подождать до нашей первой брачной ночи? — Не-е-е-ет, — отвечаю я, перекатываясь, как ниндзя, так, что оказываюсь верхом на коленях Черча. Я обвиняюще тычу пальцем ему в лицо и притворяюсь, что от этого суперкрутого движения у меня не разболелась голова. — Такое предположение мог бы сделать только психопат, — я упрямо скрещиваю руки на груди и вздёргиваю подбородок. — Я категорически не согласна, — и делаю паузу, пытаясь удержаться от слов, которые хотят сорваться с моих губ дальше. Но, чёрт возьми, я просто ничего не могу с собой поделать. — И ещё… почему мы вернулись к мисс Карсон? Черч одаривает меня самой сексуальной улыбкой, которую я когда-либо видела. Когда парень наклоняется вперёд, на него снова падает солнечный луч, окрашивая его волосы в золотистый цвет, а янтарные глаза на красивом лице похожи на осколки драгоценных камней. Он приближается ко мне, проводя пальцами по моим непослушным кудрям. Несмотря на то, что, клянусь, у меня обычно самая худшая причёска после сна, известная человеку, Черчу удаётся заставить локоны шелковисто скользить по его пальцам. Он замолкает, нежно проводя рукой по повязке, которая обмотана вокруг моего черепа, как головная повязка. — Миссис Монтегю, — мурлычет он, и я вся дрожу. — Мистер Карсон, — отвечаю я, и Черч смеётся. — Хотя я понимаю — и от всего сердца согласен — с твоей оценкой того, что женщины, по умолчанию берущие мужские фамилии, являются причудливым пережитком давно минувших времён… — он придвигается ближе ко мне, так близко, что я на самом деле закрываю глаза в ожидании поцелуя. — Я Монтегю. Шарлотта, это имя несёт в себе вес и власть. В комнате воцаряется тишина; Черч не двигается с места. «Что он делает?» — удивляюсь я, испытывая раздражение. Я приоткрываю один глаз и вижу, что он улыбается мне. Как только Черч видит, что я смотрю на него, целует меня. В этом нет ничего милого, благородного или откровенного. Чёрт возьми, нет. Это обжигает. — Правь миром вместе со мной, — Черч отстраняется ровно настолько, чтобы я перестала задыхаться. — С нами. Он снова целует меня, разрушая всякую возможность того, что я могу быть хладнокровной. Он не ждёт, пока я скажу да — это ожидаемо. Если Черч повелевает, так и будет. Я не собираюсь сопротивляться. С чего бы мне это делать? Я должна была бы быть идиоткой, чтобы отклонить такую просьбу. Он просовывает руку под слишком большую рубашку на пуговицах, которая на мне надета (прошлой ночью я не могла натянуть что-либо через голову), и гладит мокрое пятно на моих трусиках одним пальцем. — Ох, Шарлотта. Жаль, что я не могу должным образом описать то, как он произносит эти два слова, как будто моё имя — проклятие, под которое он охотно пал бы, просто за привилегию прикоснуться ко мне. Привилегия. Черч разговаривает со мной так, словно ему повезло, что я у него есть, словно он тот, кто выигрывает от этого брака. Это невозможно: он здесь самый умный, сексуальный, богатый, хладнокровный, сильный человек. Я… просто Чак Микропенис. — Не говори так, — бормочу я, пытаясь оттолкнуть его руку. В отместку за это пренебрежение Черч щекочет пальцами мои трусики, а затем засовывает руку под их пояс. Моё сердце бьётся так бешено, что я могу считать время по его стуку. Один удар, и он прикасается к моей обнажённой киске. Два удара, и он вонзает в меня пару пальцев. Три удара, и он сгибает эти пальцы внутри меня и обхватывает мою талию, притягивая ближе к себе со стоном. Всё это происходит так быстро, что у меня кружится голова. Или, ну, может быть, это просто сотрясение мозга. Не уверена. — Чего не говорить? — требует он, обращаясь ко мне властным тоном аристократа. — Твоё красивое имя? Было ли это слишком мягко для тебя? Я что, повторял его как молитву? — он трётся пальцами о мои внутренние стенки, и я вцепляюсь в его сильные плечи трясущимися руками. — Объезди мою руку, пока я открою тебе секрет. — Черчи, — стону я, но он засовывает пальцы глубже, и я становлюсь рабыней желания. Я ничего не могу с собой поделать. Я начинаю двигаться, врезаясь в его костяшки пальцев, пока он наблюдает. — Или, может быть, ты была расстроена — Шарлотта Монтегю, — потому что не ценишь себя так, как я ценю тебя, — он кладёт свободную руку мне на шею сбоку, разминая мои ноющие мышцы и вызывая ещё больше смущающих звуков, срывающихся с моих губ. Это благословение, что я переезжаю. После всего того громкого секса, которым я здесь занималась, не уверена, что смогла бы смотреть в лица других девушек изо дня в день. Чёрт возьми, нет. Нам нужно собственное пространство, чтобы созреть как семье. Чтобы созреть сексуально. — Мне так повезло, что ты у меня есть, — правда вытягивается из меня с каждым движением бёдер, пока я не краснею и не смотрю на Черча, рассказывая ему все свои секреты. — Ты слишком хорош для меня. Если я думала, что раньше выполняла приёмы ниндзя, то ошибалась.