– Джерри! Яйцо у тебя на груди! Артефакт-подвеска яростно бился, оголтело качался туда-сюда, чуть ли не обрывая цепочку. Так. По идее, второй такой артефакт должен был быть у Галасы Дарети, чтобы она знала, когда открывать вентили в подземелье, в то время как Мокки оттуда же выводил к нам пленного морского рёхха. Но Галаса сейчас была здесь, без амулета. Значит, именно там, в подземелье, травница подменила Мокки – сначала в том, чтобы привести рёхха, и потом и внешностью. Уж не знаю, как она объяснила потребность в обмене ролями («У меня клаустрофобия?», «Я не смогу развинтить вентиль?», «Просто помоги мне, Бакоа, ведь ты хороший человек и только мне позволяешь видеть это?»), но, вполне вероятно, что она тайно заперла вора внизу, чтобы он не вздумал побежать наверх после освобождения воды. Чтобы он не помешал ее жертве. И Мокки спокойно ждал знака от меня – «пускаем фонтаны», – а потом попробовал выбраться, но обнаружил, что дверь заперта, а его отмычки кто-то стащил. Он стал биться наружу, злиться, ладно, хорошо, я подожду, пока вы спуститесь, победители гурховы, и тогда мы разберемся, как, блин, так вышло, а, Дарети? Но теперь… Теперь он уже всерьез бил тревогу, потому что подземелье стремительно затапливало океанской водой. Переглянувшись, мы с Тилвасом рванули через затопленный сад в опустевший замок. * * * Немые каменные коридоры. Со всех сторон льется вода, черная в темноте. Мигающие разбитые маг-сферы под потолком, иногда взрывающиеся, плюющиеся искрами. Осколки бокалов, брошенных гостями. Лепестки белых лилий, устилающие толстые и промокшие ковры. Весь замок тихо гудел, как призрачный колокол далекого Асулена. Все сбежали еще при первых признаках боя с горфусом, сейчас здесь были лишь мы и льющаяся со всех сторон вода. – Жди здесь! – крикнул Тилвас, опуская тело Галасы на сундук на лестничном пролете. Мы уже пробежали большую часть пути, ведущего в подземелье с вентилями, и увидели, что ниже всё затопило. Амулет-яйцо, бесновавшийся раньше у меня на груди, теперь висел молча. Плохой знак. – Нет уж, – воспротивилась я, набирая воздух в легкие и первой ныряя вниз, в соленую воду. Темнота. Тишина. Прохлада. Мое шелковое платье обвивает ноги и похоже на чешую. Никаких ориентиров в мутной воде, лишь тут и там медленно покачиваются старинные инкрустированные кубки, да серебряные нити в гобеленах на стенах поблескивают, будто спины загадочных рыб. Рядом со мной взметнулись пузырьки – Тилвас тоже нырнул и, мощно загребая руками, устремился вперед и вниз вдоль затопленной шахты. Я плыла за ним, отталкиваясь от каменных поручней лестницы, чтобы было быстрее. «А ведь это почти Рамбла, – мелькнула мысль. – Вот только у Бакоа с собой нет придонной маски…» Мы проплыли мимо тюремного отсека с распахнутыми и пустыми клетками для бывших пленников горфуса. Краем глаза я видела, как деревянные табуреты всплывали в камерах, долбясь о решетчатые потолки. Пыточные орудия слабо колыхались, как злые кожаные водоросли. Наконец показалась нужная нам дверь, запертая снаружи – вход в вентильную. Мы с Талвани, подплыв, стали дергать разбухший засов. Он поддавался с трудом даже при всей мощи пэйярту. Мы были под водой уже долго, я заметила, что перед глазами у меня пляшут разноцветные точки, предвестники обморока. Мои легкие горели, барабанные перепонки почти разрывались, очень хотелось вдохнуть, позволить воде затопить себя… Но проиграть теперь? Невозможно. Тилвас рванул засов еще раз – и тот покинул железную скобу. Мы потянули дверь на себя, и с той стороны ее тоже толкали. Было темно. Вода притупляла ощущения. Я уже ничего не могла разобрать, когда мне навстречу из черного зева подземелья рванул кто-то мелкий и верткий, цепко сграбастал за шиворот Тилваса и меня, и, работая ногами как ластами, все выше и выше, потащил нас наверх по шахте… Не успели мы вынырнуть, как Мокки с покрасневшими глазами и синими губами истинного утопленника взревел. – Какого пепла это было, Галаса?! – орал он, поднимаясь по последним ступенькам уже пешком. – С какой радости ты заперла меня во время главного веселья?! Спасибо, что зелье подводного дыхания подсунула, но вообще… Он споткнулся на полуслове, увидев, что целительница мертва. Вор резко обернулся к нам. Круглые глаза Бакоа стали совсем огромными, в них поочередно вспыхнули неверие, гнев, попытки придумать план, боль и наконец – понимание. Он увидел, как мы смотрим на него – как на восставшего из мертвых. Как стучат мои зубы, какие синяки на шее оставил горфус. В каком ужасном состоянии Тилвас, чьих сил после боя уже не хватало на регенерацию. Мокки прикрыл глаза, устало опустил плечи. Растерянно провел рукой по локтю и лицу, будто припоминая что-то. – Галаса, чтоб тебя, Дарети. Ты все-таки меня обыграла… – сипло выдохнул он. * * * Выбравшись из молчаливого замка, мы тайком крались по побережью. Гости, слуги, стражи – все уже были у главной пристани, растерянные и возбужденные, укутанные в пледы, не понимающие, что случилось, где сенатор, ждущие помощи с Большой земли. – Нам однозначно надо покинуть остров до того, как прибудет стража и следователи, – сказал Мокки. – Мы справимся с такой непогодой? – Мы справимся с чем угодно, – отозвался Тилвас. Море страшно бушевало. Шторм, разбуженный битвой рёххов, заставил волны яростно нападать на остров, высокими гребнями прокатываться по всему океану. Хлестал косой дождь. Мы украли лодку и, погрузившись, зажегши один фонарь, отправились в беспросветную тьму в сторону Рэй-Шнарра. Не прошло и нескольких минут, как в чернильном воздухе перед нами возникли призрачные очертания белого альбатроса. Ливень наискось бил прямо сквозь рёхха. – Пэйярту, – сказал эндольф. – Мы помогли тебе с горфусом. Какое-то время его не будет в мире. – Благодарю вас за это, – отозвался Тилвас. – Спасибо и тебе за то, что нашел нашего короллэ и остановил насилие. Однако я полагаю, что ты все же в долгу у меня, Белый Лис. – Я буду рад однажды вернуть свой долг. Они чинно поклонились друг другу: исполинская белая птица и аристократ, каким-то чудом сумевший держать равновесие в лодке, которую волны швыряли туда и сюда, пытаясь разбить в щепки. Эндольф исчез, а нас ждал долгий, бесконечно долгий путь сквозь штормовое море. Три живые души на лиги ночи вокруг, огоньки, льнущие друг к другу, чтобы умножить тепло. Мокки и Тилвас сидели на веслах, я вычерпывала воду, а мертвая Галаса будто спала, уложив голову на моток рыбацких сетей. То и дело каждый из нас надолго вперивал в нее невидящий взгляд. Казалось – коснись, потряси за плечо, и Галаса очнется. – Она бы хотела, чтобы мы похоронили ее в Лайстовице, – сказала я. – Согласен. Но нам туда нет входа: долина под защитой, и только Галаса знала, как снять ее, – покачал головой Талвани. Бакоа вдруг криво ухмыльнулся: – «Знала только Галаса» и «я не знал» – разные вещи, аристократиш… Тилвас. Талвани цепко прищурился. – Она показала руну-ключ мне, – пояснил Мокки, – утром после вашего ритуала. И тогда же, видимо, «сохранила» себе мою внешность при помощи заклинания – это был странный эпизод, но в тот момент я неверно трактовал его. Крайне… неверно, – судорожно выдохнул он. – Ты и не должен был понять, – утешающе сказал Тилвас. – Она бы не хотела этого. – А чего она хотела, а?! – на мгновение вскинулся Мокки, но вспышка тотчас утихла, сменившись болью. – Чтобы ты жил, – хором сказали мы. Бакоа опустил глаза. Потом потер запястья, вновь посмотрел на Галасу и одними губами шепнул: «Спасибо…» Потом перевёл серьезный взгляд на меня: – И тебе спасибо. На Тилваса: – И тебе. Зелье подводного дыхания уже заканчивалось, когда вы нашли меня. Ещё бы пара минут – и все. – Да куда же мы без тебя, бестолочь, – вздохнул Тилвас. – Как ты меня сейчас назвал?! Талвани улыбнулся. Мокки вздохнул, но потом тоже улыбнулся. То ли робко, то ли просто ужасно криво – с непривычки. Они посмотрели на меня, третьего участника нашего тайного клуба, возникшего так быстро, но будто бы бывшего всегда, и Тилвас коснулся рукой фонаря, который я придерживала на мысу лодки. Свет стал гореть ровнее. – А какая руна ведет в Лайстовиц? – спросила я. Мокки изобразил на своем колене нечто, похожее на угловатую букву «Р». Мы с Тилвасом переглянулись. «Вуньо». «Радость». И вдруг шторм утих. Волны опали, сменяясь полным штилем. Мягко растворилась небесная мгла, являя небо, полное звезд, своей щедростью похожее на прилавок ювелира. Луна выплыла из-за последней тучи и простерла по морю жемчужную ленту. Из темно-синих глубин поднялся планктон. Запели ночные птицы-ныряльщики. Мы втроем замерли, ошарашенные этой внезапной красотой.