– Пожалуй, – согласилась я. Меня не покидало ощущение, что на меня кто-то смотрит: внимательно, изучающе, решая, как быть. Нет, не монахи. И не Мокки, прикидывающий, что нам делать. И даже не Тилвас, который, мне казалось, вполне может прятаться за одним из углов, будто хитрая лисичка из детской книжки-игрушки, где нужно искать животных, незаметно помещенных в причудливые пейзажи и городские улочки. Кто-то другой… Кто-то, кого я не осязаю, но о чьем присутствии догадываюсь. – Джерри? Что с твоей одеждой? – вдруг спросил Мокки. Я сначала почувствовала, а потом опустила взгляд и увидела, как ткань майки на моем животе оттягивается, будто кто-то взялся за нее и тащит на себя. Я сглотнула и потянула ткань обратно. Она сопротивлялась. Мокки, нахмурившись, резко провел рукой передо мной – если б там был кто-то невидимый, тянущий за одежду, он бы почувствовал. Но ладонь Мокки не встретила сопротивления. Зато сразу после этого неведомая сила потянула и за штаны Бакоа, таща его вперед. – Какого гурха?! – возмутился вор. И одновременно с этим, не успела я решить, что пора раздеваться, раз странная сила влияет на вещи, но не на людей, под сводами погреба разнёсся голос Тилваса Талвани. – Здравствуй, Ори, – низко и певуче сказал откуда-то артефактор, будто пропел заклинание. А потом и появился во плоти: шагнул из полной темноты в коридор призраков, в дальний от нас конец. У меня перехватило дыхание. Тилвас Талвани выглядел не так, как раньше… Его лицо по-прежнему было удивительно красивым, но черты заострились, а улыбка из добродушно-игривой стала ледяной и опасной. Глаза Талвани горели ярко-красным светом, а опущенные ладони окутывало пронзительное сияние. Во всем его облике чувствовалась самоуверенность и власть, отталкивающая и одновременно чарующая. Амулет с вороном весь искрился и чуть ли не дымился на груди артефактора. – Будь добр, не трогай моих людей. Посмотрел – и хватит. Щупать запрещено, – усмехнулся Талвани и растянул губы в хищном оскале. Моя майка и штаны Бакоа тотчас вернулись в нормальное состояние. Призрачные монахи все как один развернулись в обратную сторону – лицом к Тилвасу. – Да, мне жаль, что мы нарушили твое уединение, – кивнул Талвани, хотя его интонация говорила вовсе не о раскаянии, а о насмешке. – Да-да, я помню: тебя все достали, и ты хотел покоя, и в итоге даже согласился на то, чтобы рядом с тобой жили те отвратительные тени-хищники, которые сейчас разгуливают наверху и облизываются после поедания полудюжины браксов… У вас получился не очень-то позитивный, но взаимовыгодный симбиоз, да? Ты не терпишь присутствия смертных и других духов, поэтому позволил хищникам жить при тебе, как рыбам-прилипалам. Хищники отпугивают все живое, а ты спишь – в кои-то веки спокойно. Они кормятся твоими снами, и если какая-то бестолочь придет на твою территорию – то кормятся и этой бестолочью заодно!.. Сами хищники к тебе не приближаются, но отпечатки всех, кого сожрали, отправляют к тебе сюда, вниз, как подаяния. Я смотрю, у тебя уже собралась прекрасная коллекция монахов. Да что ты говоришь, в дальних залах еще есть авантюристы?.. Историки? Влюбленные?.. Скоро и браксы появятся, да. Будут у тебя прекрасные изумрудно-призрачные псинки. Пауза. – Нет, Ори, нет, – после недолгого молчания Тилвас вдруг улыбнулся еще шире. Холодок пробежал у меня по спине от этой улыбки: тонкой, как лезвие дорогого клинка. – Моих людей вам с прихвостнями нельзя взять. Нет. Ни кусочка. Да, даже несмотря на то, что мы так охамели, что проникли в твои владения. Да, даже несмотря на то, что я сейчас так выгляжу. Мы с Мокки переглянулись. – Почему нельзя, спрашиваешь? – издевательски вскинул брови Тилвас. – О. О, тут все элементарно. Просто я сильнее. И в следующее мгновение Тилвас Талвани резко упал на колени, а потом ударил своими сияющими ладонями по камням. Грянул гром, подземелье содрогнулось, и жемчужно-белое с алыми всполохами сияние рвануло во все стороны, наполняя вековечную тьму нестерпимым светом. Призрачные монахи, дико воя, перекидываясь то в скелеты, то вновь в монахов, рванули в разные стороны, раздирая друг друга пальцами, а потом сжались до крохотных стеклянных шариков и градом осыпались на пол. Мы с Мокки сиганули было вбок, но свет достиг нас быстрее – и не причинил вреда. Так что мы замерли, зачарованно глядя в центр погреба. Там, весь опутанный красно-белыми сияющими сетями, исходящими от Тилваса, дергался, стонал и пытался вырваться, переступая с ноги на ногу, огромный мохнатый паук с молочно-белыми глазами… «Ори, – подумала я, не в силах оторвать от этого зрелища взгляд, – а точнее: оришейва – один из характерных духов природы, повелитель зимних садов. Слепой. Слышащий всё и вся. Легендарный…» 16 Паучьи тропы Calles antiquos serves veteres et amicos. «Береги старые тропы и старых друзей». Тилвас еще какое-то время удерживал свое заклинание, заставляя паука конвульсивно подергиваться и расплескивать волны чистой ярости. Потом оторвал ладони от пола… Сияющие путы, связывавшие Ори, исчезли. Свет потух. Тьма и молчание заполнили подземелье. – Верни свои огоньки, оришейва, – ледяным тоном приказал Талвани. – Так будет удобнее разговаривать. И проявись для моих спутников: уважай гостей. Постепенно вокруг нас вновь разгорелись изумрудные фантомы монахов. А между ними чуть погодя вновь появился паук: он тоже был полупрозрачным, призрачным – что совсем не мешало ему выглядеть устращающе. – Так-то лучше, – подмигнул ему Тилвас. Казалось, аристократ постепенно возвращается к своему привычному облику… Его глаза медленно становились нормального серого цвета, усмешка, заставлявшая сердце обмирать от ужаса, сменилась маской холодной бесстрастности. Тилвас стоял как ни в чем не бывало: изящно отставив вбок одну ногу, сложив руки на груди и задрав подбородок. Его ладони уже не светились белым, однако пальцы… Я сглотнула, увидев, что они покрыты копотью и дымятся. Я все смотрела на эту черную обугленную кожу, на оранжевые всполохи в зрачках колдуна, и волоски поднимались дыбом у меня на затылке. Что ты такое, Талвани?.. Между тем оришейва переступил с одной мохнатой ноги на другую и вдруг припал на передние, будто кланяясь Тилвасу. – Ну, ну, не стоит, – рассмеялся аристократ. – Мне не нужно твое унижение, Ори, мне нужна только информация. – Какая? Когда паук произнес эти слова, у меня внутри все завибрировало. Его голос был низким и далеким, как рокот волн в океане забытой планеты. Казалось, голосом Ори говорит сама ночь, и звезды, и вечность. – Кто из рёххов сейчас находится в людях? Пошли своих паучков разузнать, будь добр. Мне нужны все имена. – Зачем тебе это, ferkhen Тилвас Талвани? Когда я услышала, что оришейва назвал артефактора тем же именем, под которым его знала я, у меня странным образом отлегло от сердца. Не то чтобы это отменяло все странности колдуна, но хотя бы немножечко – отчасти – оставляло его на знакомом мне уровне понимания. А вот ferkhen?.. Я нахмурилась, припоминая это слово: оно точно встречалось мне в книгах. Но где именно… И что это… Озарение пришло быстрее, чем можно было ожидать. Ferkhen – «тюрьма» на протошэрхенлинге. Кажется, ори так долго спал, что говорит на архаичном наречии. Тюрьма Тилвас Талвани, серьезно? Вдруг Мокки Бакоа нарочито громко, нарочито небрежно зевнул, высказывая этим всю степень своего пренебрежения к С Ума Сойти Какой Безумной Ситуации. Тилвас покосился на нас с вором и следующую реплику сказал на том же странном языке, на котором общался с лошадьми. Вот это я уже не могла перевести. Ори, кажется, забеспокоился. Он толкнул достаточно длинный монолог, после которого Тилвас вскинул бровь и воскликнул на шэрхенлинге: – Иссохли?! – Да, ferkhen. – Sakken… Ладно. Повторяю: мне нужен весь список имен. – Хорошо, но это займет время. – Сколько? – Я не знаю. Ты приперся ко мне с этими двумя кусками мяса, потревожил мой сон, запретил завтракать и хочешь, чтобы я был продуктивен? – В голосе паука появились капризные интонации. – К тому же, что, если теперь и на меня захотят охотиться? – Ори расстроенно загудел. – Ой, да кому ты нужен, старый хрен, – отмахнулся Талвани. Не очень-то вежливо, но оришейва не обиделся. Хотя не берусь сказать, как бы я сумела идентифицировать обиду паука: не считая того крайнего случая, где он откусывает Тилвасу голову. Вместо этого паук вдруг призрачной ногой мягко, почти по-дружески ткнул в грудь артефактора – как раз в амулет двуглавого ворона. Мне показалось, что в глазах Тилваса на мгновение мелькнул страх, но… Возможно, это отсвет зеленых монахов и собственная фантазия сыграли шутку. – А кому нужен ты, Тилвас Талвани? – протянул оришейва. – Хороший вопрос. Еще недавно я был уверен, что никому, но я как-то забыл взять в расчет вашу духовно-природную компашку… – пробормотал артефактор. – «Вашу», – вот на сей раз паук обиделся. И даже еще разок повторил: – «Вашу»… Впрочем, ты прав, ferkhen. Я дам тебе список имен, когда он у меня будет. Шэрхенмиста должна быть спокойна, все должны находиться на своих местах, потому что, когда они шастают тут и там, мои сны пахнут тревогами. А сейчас забирай своё мясо и уходи. Тилвас вскинул бровь. – Уходи?.. – повторил он, как бы размышляя о чем-то. Оришейва вздрогнул и опять поклонился. – Пожалуйста, уходи, ferkhen… – исправился рёхх, и мы с Мокки снова переглянулись. – Я не к этому, – отмахнулся Талвани. – Я к тому, что мы хотим уйти по паучьей тропе. Втроем. Паук, поняв, что второй поклон был лишним и оттого совсем унизительным, тотчас разворчался.