– Так! – Сидевшая со скрещенными ногами Вилли моментально вскочила и принялась махать руками. – Сестренка! Сестренка! Сестренка, фу! Сестренка, нельзя! Конрад победил, так что успокойся! Как ни странно – подействовало. И Хильда с ворчанием отпустила меня. Поднялись с земли, отряхнулись. – Могу подсказать, где ты совершаешь ошибки, – предложил я. – Да уж как-нибудь обойдусь без… Ай! – Блондинка дернулась и схватила за шкирку подкравшуюся Вилли. – Ты чего щиплешься, мелкая?! – Тебе помощь предлагают, а ты выпендриваешься, – сурово произнесла болтающаяся в воздухе Мина. – Не выпендриваюсь! – Выпендриваешься! – Так, тихо! – скомандовал я. – Хильда, ну ты чего в самом деле как маленькая-то? Тебе надо всего-то чуть внимательнее быть, ну и технику немного подтянуть. – Зануда, – проворчала блондинка. – Как же было проще, когда колотила я тебя, а не ты меня… Ладно, показывай!.. Еще немного позанимались рукопашным боем, потом перешли к приемам с холодным оружием – ножи, палаши, штыковой бой, топоры. Затем еще немного постреляли, собрали гильзы и часть пуль, после чего потопали домой. Помыться, привести себя в порядок, переодеться в домашнее, разобраться с бытовыми делами в поместье, приготовить ужин… И чего Райнхард нас пытает готовкой-то? Мог бы и кухарку нанять – не самая большая трата была бы, и среди деревенских такому заработку много бы кто обрадовался. С другой стороны – с голоду мы с Вилли теперь не помрем, если без прислуги останемся, а стряпня дяди научила переваривать все хотя бы мало-мальски съедобное. Не сказать чтобы он готовил прямо-таки плохо… Но и сказать, что он готовил хорошо, тоже язык не поворачивается. Съедобно. Райнхард готовил съедобно. А что касательно Хильды и ее кулинарных навыков… Ну, лучше не будем о грустном… Из очередных домашних дел – перебрать гильзы, почистить и переснарядить их. Уделить время варке эликсиров, пополняя запасы боевых и лечебных зелий… Ну и под конец дня собраться в гостиной у горящего камина и под светом керосиновых ламп и живого огня заняться традиционным штудированием Охотничьих дневников, магических трактатов и учебников. Раз уж в гимназию мы не ходим, а с домашними учителями как-то не особо, то приходится учиться самим. Благо что мы такие не первые в мировой истории, так что есть у нас и очень даже приличные учебники для самостоятельного изучения – арифметика там, история, правописание, литература… И это не говоря уже о том, что химию и биологию нам и так приходилось плотно изучать, как и магию. Вилли, кстати, училась ровно тому же, что и мы, и никого особо не волновало, что в гимназии она оказалась бы на пару классов младше. Но кузине учеба давалась легко – память у нее была отличная, усидчивости хватало, да и сообразительностью Ормузд не обделил… Часы бьют десять часов вечера. Мы возвращаем книги в библиотеку, гасим камин и лампы, поднимаемся на второй этаж и расходимся каждый в свою комнату. Я раздеваюсь до исподнего, чищу зубы и ложусь в кровать, накрываясь старым ватным одеялом. Закрываю глаза, поворачиваюсь на бок… Тотчас начинает болеть задетая кулаком Хильды щека… Лицо обожгло пощечиной. Стоящая передо мной Хильда была одета в черное траурное платье. Ее лицо искажено от боли, из глаз катятся слезы. – Почему ты выбрал меня, а не ее, Конрад?! Почему я, а не она?! Почему?! Что я мог ей сказать в ответ? Много чего. Например, правду. Но сейчас я был настолько опустошен, что ничего не хотел говорить. И уж тем более мне не хотелось что-то объяснять или как-то оправдываться. Это было так… жалко. И я был жалок. Жалок и слаб. – Я ненавижу тебя! – бросила мне в лицо сестра. – Ненавижу! А может, оно и к лучшему? Может, это как раз то, что я заслужил? Глава 26 Алые точки зрачков в залитых темнотой глазницах. Лысая голова, напоминающая человеческую, но начисто лишенная кожи – словно бы освежеванная. И нечеловечески острые зубы в оскаленной пасти. – Выбирай, – говорит мне монстр. Я открываю глаза. На часах семь утра, но я уже давно не завожу будильник – организм сам привык вставать в нужное время. Встать, одеться, умыться… – Пожалуйста, сделай нас снова едиными, Конрад. Позади моего отражения в зеркале клубится тьма. У тьмы алые глаза и зубастая пасть. Ее не обнаруживают сторожевые артефакты и не изгоняют схемы экзорцизма. Тьма просто есть. И ее как будто бы нет. Я спускаюсь к завтраку. Сегодня очередь Вилли готовить. Будет овсяная каша, бульон с сухариками и… Снова пошла носом кровь. Не самый страшный откат, после того как колдовал на износ. Колдовал так, что сдвинулась клетка и тебя отбросило на ранг ниже… Я отрываю взгляд от крови на руке и смотрю на Вильгельмину. На ее мертвенно-бледное лицо – в тон белому платью. На ее закрытые глаза… Я смотрю на сестру, лежащую в гробу. – Утречка! – Вилли машет мне половником и продолжает готовку, что-то напевая себе под нос. Хильда бурчит что-то невразумительное, с сонным видом нарезая хлеб, раскладывая на него кусочки сыра и нагревая их магией. – Чего ты ждешь? Я поднимаю руку с зажатым в ней пистолетом. – Покончи с этим, палач. Я целюсь Хильде прямо между глаз, совмещая мушку и целик маузера… – Давай же. И я нажимаю на спуск. Выбирая свободный ход крючка и видя, как курок бьет по ударнику… Выстрел. И в ее лбу появляется дыра. Выстрел. И я убиваю свою сестру. – Утра, – говорю я и сажусь за стол, обхватывая руками голову. – Плохо спал? – спрашивает Хильда. – Угу. Голова трещит. Это не вся правда. И не все это – правда. Голова действительно болит, но насчет того, что я плохо спал, – неправда. Я, в общем-то, и не спал толком. Уже который день подряд. Стоит только закрыть глаза, и меня начинают мучать видения. Стоит их не закрывать, и видения начинают преследовать меня наяву… Кажется, теперь я понимаю, почему среди пророков столько самоубийц и сумасшедших, – этот Дар из Старших, но, и как всякий Старший Дар, он еще и проклятие.