Совершенно случайно удар пришелся ей по левой половине лица. Эрика сделалась белой как простыня, глаза закрыты… – Ох, – выдохнула Леона и выронила сковороду. Она не хотела ничего такого. Но вот случилось. Эрика упала на пол, перегородив телом проход. Кожа на левой скуле лопнула и темная струйка крови прочертила дорожку на щеке. Леона замерла. Она уже не знала, что делать, – но смотрела, смотрела, будучи не в состоянии отвести взгляд от бледного, испачканного кровью лица, которое… Которое менялось. Оно начало оплывать, меняя очертания, походя на тесто, вываленное пекарем на стол, и сквозь размытые черты Эрики проступало другое лицо, мужское. Леона помнила это лицо, это был Арман. Но ведь Эрика не была Арманом, это точно! И Леона, завизжав от совершенно ледяного ужаса, перескочила через неподвижное тело Эрики, в два шага достигла двери и распахнула ее. «Бежать! Бежать»! – билась мысль вместе с ударами сердца. Оказавшись во дворе, Леона бегом бросилась к воротам, страх подстегивал ее, заставляя переставлять вмиг ослабевшие ноги. Но ей продолжало везти – ворота тоже открылись легко, стоило на них навалиться всем весом. Леона ожидала, что окажется на дороге, но вместо этого уперлась в полупрозрачную стену. Она казалось очень тонкой, как стенка мыльного пузыря, но почему-то не лопалась. Только постоянно бралась разноцветной рябью. Леона остановилась. Вот теперь стало совсем страшно. Что это такое? Но на раздумья времени не оставалось, и, выбирая из двух зол меньшее, Леона решительно шагнула вперед, быстро погружаясь в «мыльный пузырь», ожидая, что он будет такой же мокрый на ощупь. Но пузырь обманул. Прикосновение его оказалось похожим на щекотку от перышка, Леона невольно хихикнула, продолжая шагать… И наконец очутилась на дороге, самой обычной, рыжей от высохшей глины, в рытвинах и кочках. С одной стороны дорога уходила под своды деревьев, а с другой огибала небольшой, поросший низким кустарником холм. «Я должна у кого-то узнать, где мои родители», – решила Леона. И побежала к холму, то и дело оглядываясь. Ей все мерещилось, что сейчас Эрика схватит за руку и потащит обратно, а потом и дядюшка вернется. Что тогда будет, об этом даже думать страшно. Солнце припекало затылок, и Леона, подобрав длинные полы платья, трусцой бежала по дороге. И никто ее не остановил. Она остановилась только тогда, когда совсем запыхалась. День стоял теплый, от пробежки сделалось жарко, хотелось пить. Стоя посреди дороги, Леона беспомощно озиралась по сторонам. Где-то за спиной остался дом, где она жила с Эрикой и дядей Орнеллом, впереди дорога ужом вилась меж низких холмов, кое-где поросших редким лесом. Лес этот, спускаясь с пологих склонов, становился гуще, темнее. Под густыми кронами царила тень. «Мне нельзя в лес», – подумала Леона. Еще раз осмотревшись, она в отчаянии подумала, как хорошо было бы кого-нибудь встретить – но кого встретишь в этой глуши? Вот бы найти чей-нибудь дом, постучаться и попросить, чтобы отвели к папе и маме… Но домов поблизости тоже не было видно, за исключением того, куда возвращаться она не планировала. И Леона понуро побрела по дороге, сердито сопя и совершенно не зная, что делать дальше. Пить хотелось все сильнее, но она была совершенно одна. И позади и впереди дорога была совершенно пустынна. Чтобы хоть как-то отвлечься, Леона попыталась думать о приятном: о том, как вернется домой, как ее обнимет мама, как отец, скупо улыбаясь, погладит по волосам. Конечно же они удивятся и расстроятся, увидев свою девочку заколдованной и такой большой, но все равно будут рады, что она вернулась. Силы таяли, как воск над огнем. Леона натерла ногу, вспотела и очень устала. Но в тот миг, когда она уже решила сойти с дороги и немного отдохнуть под ближайшим деревом, сзади ее окликнули: – Льесса! Голос не принадлежал ни Эрике, ни дяде Орнеллу, но Леона все равно насторожилась: совсем недавно на дороге не было никого. Откуда же взялся этот человек? Но убегать было глупо, все равно догнал бы, и Леона остановилась и обернулась. Действительно, по дороге, отставая всего на каких-нибудь десять шагов, шагал незнакомый мужчина. Он был хорошо одет, по мнению Леоны, и создавалось такое впечатление, будто благородный льесс вышел на прогулку. Солнце золотило его светлые волосы, и льесс шел в одной сорочке, держа сюртук в руке. Но доверия к нему все равно не было. Насупившись, Леона исподлобья смотрела на этого не пойми откуда взявшегося льесса. А он, беспечно размахивая рукой, в которой держал сюртук, подошел совсем близко и остановился, с улыбкой глядя на Леону. Улыбка эта ей тоже не понравилась, потому что улыбался льесс широко и добродушно, а глаза оставались холодными и колючими. – Добрый день, – сказал он. – Что делает уважаемая льесса одна, в такую жару и посреди пустынной дороги? Леона пожала плечами и ответила первое, что в голову пришло: – Гуляю, льесс. А вы что здесь делаете? Он беззаботно рассмеялся: – Я тоже гуляю, представляете? И пристально посмотрел на нее, да так, что от этого взгляда пробрало до костей. – Могу я узнать ваше имя? – спросил он серьезно. Леона назвала себя. – Очень приятно, – сказал льесс, – а я – Кронн. Не хотите ли составить мне компанию? Она не хотела. Этот Кронн ей определенно не нравился, хотя Леона не могла толком объяснить почему. Возможно, виной тому был его колючий взгляд, а возможно, и то, что он постоянно с беспокойством оглядывался, как будто опасался, что еще кто-нибудь объявится на пустой дороге. – Ну так что? – спросил он настойчиво. – Я вижу, вы утомились. Предлагаю добраться до во-о-он тех деревьев и передохнуть. У меня есть фляга с водой и немного цукатов. Вода… Леона мечтательно вздохнула. Что ж, у Кронна, похоже, нашелся решительный аргумент в пользу небольшого отдыха. Она еще раз покосилась на него – вроде ничего плохого он не делает… – Хорошо, идемте, – сказала она тоном, каким принято отвечать воспитанным девочкам. – Конечно, идем, – обрадовался Кронн. Они сошли с дороги, и Леона тут же утонула в траве. Длинная юбка путалась в ногах, в сочных стеблях. Кронн быстро сообразил, в чем дело, взял Леону за руку – крепко так взял, что и не вырвешься, – и потащил к лесу. – Подождите, – пискнула Леона, – я устала! – Сейчас отдохнешь, – процедил Кронн. И куда только учтивость девалась. Леона даже не поняла, как так быстро они оказались у первых деревьев и как Кронн ловко затащил ее дальше в лес. Отсюда и дороги не было видно, а уж их со стороны дороги и подавно. – Пустите! – взвизгнула Леона. – Да что вы делаете? И осеклась, увидев, что сюртук Кронн бросил на землю и теперь в его руке – кинжал, самый настоящий, с длинным клинком. Задохнувшись от нахлынувшего ужаса, Леона посмотрела ему в лицо. Кронн ухмылялся. – Хорошо, что я нашел тебя первым, – сказал он. – Прости, ты просто мешаешь. Ничего личного. И кинжал в его руке начал стремительный и короткий путь к сердцу Леоны. А она как-то сразу поняла, что вот сейчас ее убьют и все закончится, и будет она только и делать, что сидеть на небе и беспомощно смотреть, как горюют папа и мама и как одиноко Лошадоньке и Собаченьке… Все это пронеслось в ее голове очень быстро, быстрее мгновения, резануло страшной леденящей болью, еще больнее, чем если бы ее раскромсали на куски. Она даже не подумала – это было озарение, яркое, жгучее, словно укус осы. И в то же время что-то рванулось изнутри наружу, какие-то призрачные серые ленты, перевитые друг с другом. Нож проделал только половину пути, а эти ленты хищно впились в Кронна, в его лицо, забивая ноздри, мешая видеть. Он удивленно вскрикнул и выронил нож. А ленты, как будто живые, воспользовались этим, нырнули ему в раскрытый рот и… Оторопев, прикусив костяшки пальцев на руке, Леона в немом ужасе смотрела, как Кронн, только что бывший совершенно здоровым и живым, начал буквально на глазах усыхать, съеживаться. Кожа утратила цвет, сделалась белой и сухой, как лист бумаги. Глаза запали, губы истончились, нос высох. Кронн рухнул на траву. Серые ленты, которых было уже очень много, обвили его коконом, выпивая влагу и саму жизнь. И тогда Леона, не выдержав, закричала. Она бросилась со всех ног, сама не понимая куда, куда-то в лес. Бежала, борясь с хлещущими по лицу ветками, с сучьями, которые так и норовили ухватить ее за платье. Потом неудачно оступилась; ногу пронзила резкая боль, от которой потемнело в глазах. Леона потеряла равновесие и, понимая, что падает, катится куда-то вниз, уже ничего не могла поделать. В довершение она больно ударилась головой, и падение наконец прекратилось. Всхлипывая и кряхтя, Леона кое-как поднялась и села. Где-то очень высоко над головой шумели кроны деревьев. Если опустить взгляд, было видно, что деревья росли на крутом склоне, по которому она так неудачно скатилась. А сама она сидела на дне овражка, на влажной глине, и у нее болела лодыжка. Леона осторожно тронула пальцем то место, где болело, и расплакалась. Под плотным чулком быстро наливалась опухоль, полная горячей, дергающей боли. – Мамочка, – прошептала она вместе с рыданиями, – мама-а… И подумала, что теперь, раз уж она не может ходить, ее сожрут дикие звери и никогда она не увидит ни мамы и папы, ни Лошадоньки и Собаченьки. Глава 11 Потеряшка Модификаторы магии порталов проложили прохладную дорожку к желудку. Арман торопливо пристегивал ножны, привязка поискового заклинания, которую быстро и ловко перебросили на него, грела правое плечо, нетерпеливо так, словно натягивалась невидимая нить, которая должна была привести его к Бранту. Что еще взять? Арман сунул нож за голенище, а в поясную сумку бросил привычный набор модификаторов. Еще неизвестно, что там Брант заготовил. А может быть, и ничего не заготовил и все происходящее – случайность, результат оплошности. – Вы куда это, ваше величество? Арман с досадой глянул на сухопарую фигуру Сильена, застывшую в дверном проеме. Поймал себя на том, что последнее время советник начал раздражать. Складывалось ощущение, что Сильен, подобно удаву, все туже и туже стягивал вокруг Армана свои кольца, еще немного – и он уже попросту не сможет и шевельнуться без одобрения этого человека. – Бранта засекли, – кратко ответил Арман. Это было все равно что ничего не ответить. Сильен не дурак, сам все понял, когда прибежал поисковик. – Вы не можете… – начал было Сильен, но Арман посмотрел на него так, что тот осекся. – Могу! – сорвалось с губ. – И не советую вставать у меня на пути. Сильен с деланым безразличием пожал плечами: – Все-таки вы – король, коронация в храме Вседержителя через два дня, не стоило бы так собой рисковать. – Я бы попросил вас, Сильен, не лезть не в свое дело, – оборвал Арман. Натягивая перчатки, он направился к выходу. Прошел мимо Сильена, едва не задев того плечом, почти бегом миновал крытую галерею и, выйдя в сад, открыл портал. Плечо запекло нестерпимо, но он, пока летел сквозь пустоту, лишь крепче стиснул челюсти, понимая, что заклятие отпустит, как только Брант попадет в поле видимости. Еще через мгновение Армана выбросило на улице какого-то городка, на одном из верхних ярусов. И надо же! – в каких-нибудь десяти шагах замаячила широкая и сутулая спина предателя. Арман узнал эти вечно опущенные плечи, вытянутую вперед шею. Он молча, расталкивая редких прохожих, рванул вперед и с совершенно неожиданным сладким чувством толкнул кулаком эту широкую, но совершенно слабую спину, заваливая Бранта на землю и не обращая внимания, как порскнули во все стороны немногочисленные свидетели их встречи. Брант невольно вскрикнул падая, выставил вперед руки, но Арман навалился всем весом, впечатал секретаря физиономией в землю, а затем рывком перевернул на спину и, пока тот не опомнился, несколько раз ударил. – Где она?! Из горла рвалось рычание, Арман не чувствовал боли в сбитых костяшках кулаков. Вид разбитого беспомощного лица секретаря, в брызгах и потеках крови, вызывал страшное бешенство – до зубовного скрежета, до сведенных судорогой челюстей.