Темнота поможет. Эта дурочка ходит так, словно ничего на свете не боится. Парень ее в последнее время сопровождал, неудобно. Но сегодня она одна. Так что все будет очень просто. И никто никогда ни о чем не догадается. Мало ли гопников на улицах? Еще немного подождать — и дело будет сделано. И никто никогда… Вот смех-то! Впрочем, одному человеку, пожалуй, можно будет рассказать. Нет-нет, не просто можно — нужно. Потом, когда все будет сделано. Пусть убедится. Ну где же она? * * * Домой Арина шла медленно, лениво, с удовольствием вдыхая, почти глотая еще холодный, но уже отчетливо пахнущий весной воздух. Даже слегка разбавленная желтым светом редких фонарей темнота сегодня казалась не колючей, не тревожно давящей, а мягкой и уютной. Как тени в углах комнаты, когда свернешься клубочком в углу дивана, и свет торшера обнимает тебя нежным коконом, и мурлыканье под боком слаще райских труб… Или в раю на арфах играют? Что за пустяки в голову лезут, фыркнула Арина, запрокидывая голову к темной вышине, где не мерцало ни одной звездочки. Но она точно знала — они там! Разве обязательно видеть, чтобы — знать? Вот никто же не видит, какая она молодец, но — ведь молодец же! Пахомов, конечно, подозревает, что апелляцию адвокат федяйкинской вдовы подготовил с ее, Арининой подачи. Но, во-первых, подозрения к делу не пришьешь, во-вторых, он и сам, похоже, доволен, что так обернулось. Ну не то чтобы доволен, но не сердится. Даже не отругал, вот красота! Вот только Денис уехал, не похвастаться. Соревнования у них какие-то верхолазные. Жалко ужасно. Нет, Арине бы и в голову не пришло, как говорится, привязать его к своей юбке — да она и юбок-то почти не носит. Но привыкла в последнее время, что он все время рядом. Ну не все, конечно, но возвращаться домой в одиночку давно не приходилось. А теперь извольте радоваться, топай в темноте, как сиротинушка — третий вечер уже! Ну и нечего ныть, цыкнула она сама на себя. Как раньше-то обходилась? Ночь-полночь, и ничего, даже машину патрульную, бывало, стеснялась попросить — доберусь, не маленькая. Но то раньше. Не зря говорят, что к хорошему быстро привыкаешь. Ох, Арина, смотри, не превратиться бы в клушу, каких сама всегда презирала! В нише под высокими лоджиями первого этажа соседней девятиэтажки происходило какое-то шевеление — должно быть, кто-то из окрестных бомжей устраивался на ночлег, решив сменить душный вонючий подвал на свежий воздух. Рановато в этом году, подумалось Арине, холодно же еще. Бедолага. Вон, возится, как медведь в берло… …додумать она не успела. «Медведь» вдруг оказался очень близко. Да и не медведь вовсе, скорее вставший на дыбы леопард — узкий, темный, гибкий. Что происхо… эту фразу Арина тоже не успела додумать, почувствовав себя лежащей на земле. Точнее, на мокром асфальте. Лучше бы на землю, мелькнуло в голове, чтоб не так жестко… Впрочем, и это не имело значения: удар, воткнувшийся ей в бок, был нанесен, казалось, булыжником. В голове пронеслись когдатошние объяснения Плюшкина: «Удары наносились тяжелым тупым предметом, ну сама там смотри: может, камнем, может, ботинком армейским, что-то в этом роде». Совсем рядом, метрах в трех, по асфальту пролегла полоса желтого электрического света. Хоть бы в окно кто-то выглянул! Да где там… Кому это надо — в темноту глядеть? На фоне освещенной полосы силуэт нападавшего выделялся довольно отчетливо. И в самом деле ботинки, отстраненно подумала она. Высокие, темные, тупорылые. Но ничего, кроме тускло поблескивающих ботинок и силуэта, разглядеть не удавалось — так стремительно двигалась темная гибкая фигура. И каждое движение сопровождалось ударом. В колено, в бок, в выставленное, чтоб защитить голову, плечо, опять в бок… Один из ударов угодил под ребра — рот сразу наполнился горькой, вязкой слюной. Да что же это та… Всего гаже было чувство собственной беспомощности. Да что она, в самом деле, как дохлая лягушка! Извернувшись, Арина сумела уцепиться за высокий рокерский ботинок. Уцепиться — и рвануть на себя что есть силы… То есть это ей так показалось — что есть силы. Нападавший лишь слегка пошатнулся. Проклятье! Ну почему именно сегодня ей пришлось возвращаться домой без сопровождения? Ведь это ж какое-то специальное везение: наткнуться на какого-то ненормального в один из немногих дней, когда ее некому защитить. Или… сколько раз раньше, до Дениса, ей приходилось брести по темноте одной-одинешеньке — и ничего… Да полно, случайность ли — это дикое нападение? — Кто тебя просил лезть, куда не просят? — донесся сверху хриплый свистящий шепот. Это звучало так по-дурацки, что в иных обстоятельствах Арина расхохоталась бы. Кто просил лезть куда не просят — это чудесно, это надо бы мишкинской жене рассказать, она бы точно оценила, вместе бы посмеялись над тем, как причудливо некоторые формулируют свои мысли. Но сейчас ни жены Стаса, ни его самого рядом не было. А смеяться было больно. Все было больно. Думай, приказала она себе. Думать-то ты хотя бы можешь? Ясно же, что это не случайное нападение, не наркоша это, которому на дозу не хватает — тот бы сумку рванул и бежать. Не впавший в буйство от избытка горячительных напитков алкаш, те, прежде чем пустить в ход кулаки, накручивают себя в жанре «ты меня уважаешь?» Этот бросился сразу. Как хищник из засады. Словно именно ее и дожидался. И не бомж с поехавшей крышей… От нападавшего не несло ни перегаром, ни кислой вонью немытого тела, ни затхлостью заношенных тряпок. Пахло скорее приятно, чем-то горьковато-свежим. Такую туалетную воду предпочитал Эрик… Эрик?! Зачем?! Хотя нет. Эрик высокий, под метр девяносто. А этот, темный, худой, гибкий, похожий на вставшего на дыбы леопарда, ненамного выше самой Арины. Примерно такого же роста, как щуплый Кристинин поклонник. Но Зайченко? Да нет, не может быть. Тот хлипкий, нескладный, а этот… Арина опять попыталась ухватиться за стремительно приближающийся к ее голове ботинок — и вновь нападавший лишь слегка пошатнулся. Сильный, зараза… Он же меня сейчас просто забьет… Насмерть… Да ладно, попыталась она успокоить сама себя. Насмерть, видите ли. Хотел бы убить, уже бы убил — ножом в горло или кирпичом по затылку. Надейся-надейся, мерзко хихикнул в голове ехидный шепоток. Зачем нож или камень с такими ботинками? Может, этому, темному нравится убивать именно так — не ножом или камнем, а собственноручно. Точнее, собственноножно. Еще десяток ударов — и все, дорогая Арина, прощай. Будешь тут лежать молодая и красивая… Или не слишком уже красивая — после таких-то ударов… Или не тут… В двух шагах стройплощадка, сбросит в котлован — и адью! С собаками не найдут. От боли и ощущения собственной беспомощности в голове мутилось и звенело. Как будто действительно собаки лаяли. Может, я уже умерла, рассеянно подумала Арина… И меня ищут… С собаками… На этой мысли в голове помутилось окончательно. Арина попыталась шевельнуться… перед глазами вспыхнули веселые звезды… и навалилась тьма…