Она на миг выпустила племянницу из поля зрения, повела взглядом по залу и обратилась к капитану. — Давайте пройдем туда. Они с Эдорой часто общались… — Аморелия? Да дура она была, — хладнокровно приговорила Эдора Шантей, вовлеченная в разговор супругой градоправителя. — И да простят меня боги — о покойных либо хорошо, либо ничего — но я отлично понимаю, почему Роберт отказался вести её. Когда пациент вызывает целителя дважды за ночь по три раза в неделю, но при этом игнорирует любые рекомендации, кроме разве что приема лекарств... Как целитель вам говорю — это худшая из всех возможных разновидностей пациентов! Вольфгер усмехнулся. Ему как-то не встречалось людей, которые посмели бы игнорировать рекомендации Эдоры Шантей. Возможно, и с подругой она бы справилась, но на ее несчастье, отказалась от активной целительской практики за несколько лет до того. — С Тоби ей очень повезло, — продолжила госпожа Шантей. — Он безмерно терпелив, и мало того, что весьма неплохой целитель, но и готов сносить капризы пациенток. Он очень добрый, мягкий человек. Когда умерла его пациентка, у которой никого не было, он взял на себя организацию ее похорон… А почему вы об этом заговорили? — Видишь ли, — иронично поделилась госпожа Вардстон. — Я собиралась допросить капитана, но так вышло, что он допросил меня... Капитан заверил собеседниц, что и в мыслях не держал допрашивать таких очаровательных дам и постарался направить градоправительницу в сторону Алемана — благо, та и сама решила, что пора забрать племянницу под свое крыло… Помимо отца Селии Тиррей, в той же компании обнаружился ее дядюшка-градоправитель, Николас Корвин и глава гильдии корабелов. Пройдоха чувствовал себя меж ними, как рыба в воде. — Здесь нет, — сообщил Алеман, когда они удалились от компании государственных мужей. Вольфгер с трудом сдержал ругательство. И что теперь делать? Добывать список приглашенных и выяснять, кого Алеману успели показать, а кого нет? Таскать преступника по городу, разыскивая всех, кого сегодня не увидели? Для начала — найти Эву и попросить потаскать «родственничка» по залу, потому что к ней стянутся все, кто от капитана шарахается. Если неизвестный не проявится — просить Валлоу. Есть помещения, в которые Эву не допустят — там собираются исключительно мужские компании из сливок общества. Он как раз те самые сливки, пусть потрудится. Оглядевшись, Лейт двинулся в направлении самого большого скопления разряженных хлыщей, на ходу инструктируя Алемана: — Значит так, сейчас мы ищем госпожу Алмию, и дальше вас сопровождает она. Если так никого и не опознаешь — будем думать по обстоятельствам. — Не стоит, — странным тоном отозвался тот. — Вижу. Лейт поднял голову в направлении его взгляда. Почему-то мельком отметил бледное лицо Дианы Корвин с абсолютно больными глазами, стоявшей у колонны в компании своей надзирательницы. Эва, в центре шумного круга обожателей, улыбающаяся искренне и тепло. Джуниор Валлоу, со снисходительной улыбкой жестикулирующий бокалом и вещающий что-то на публику. И Кевин Ревенбрандт, на которого смотрел Алеман. Вольфгеру очень хотелось, скрипнув зубами, гаркнуть — «Я так и знал!». Но знать он, к сожалению, никак не мог, а подлую натуру и дурные предчувствия к делу не пришьешь. Тут же пришло облегчение — операция закончена, преступник опознан и будет арестован, вопросов к нему у капитана имелось множество — и в свете подделки драгоценных камней Вольфгер с огромным интересом повторно расспросит Кевина Ревенбрандта и о том, как все же скончалась его любимая тетушка и куда с ее шеи исчез ценный артефакт. Но это — чуть позже. Возможно, даже завтра. Ревенбрандт теперь уже никуда не убежит, а капитан не был дураком и не собирался брать на себя такую ответственность, как арест представителя старой знати посреди ежегодного бала. Сейчас надо выловить и предупредить Эву, забрать у нее контролирующий артефакт и увезти с бала Алемана — обратно в уютную камеру. Определившись с порядком действий, капитан снова бросил взгляд туда, где только что видел мастера, но в кругу поклонников ее не отыскал, а потом заметил, как магический дракон сверкнул возле дверей, ведущих на балкон. — Жди здесь, — бросил капитан Алеману у самых дверей. Раз уж так удачно совпало, он был бы не против выцепить Эву хоть на несколько минут наедине — хотя, конечно, наедине потом будет целая, ночь, но… С этой прекрасной мыслью, вызвавшей даже улыбку, капитан вышел на балкон и понял, что просчитался — его опередили. Опередил Джуниор Валлоу, при виде которого у Вольфгера все мышцы свело — от дикого желания, но полной невозможности размазать столичного хлыща по стеночке. За последние недели полковник успел достать капитана настолько, насколько не удавалось даже той же Элисавифе за несколько лет. Проверенная годами и многими начальниками тактика — не реагировать — с Валлоу совершенно не работала. При виде вервольфа глава управления, очевидно, испытал схожие чувства, потому что мгновенно взвился. — Капитан, какого беса?! Прекратите уже преследовать госпожу Алмию и займитесь делом, наконец! Неудивительно, что от вас нет никакого толка, если вместо того, чтобы работать, вы носитесь за юбками! Не беспокойтесь, дорогая Элисавифа, этот пес вас больше не потревожит… — с этими словами он приобнял в защитном жесте стоящую рядом Эву. Возможно, Валлоу перебрал с шампанским. Возможно, случайная благосклонность прекрасной женщины сыграла с ним дурную шутку, и он принял то, что было простой вежливостью, за знаки заинтересованности. Возможно, если бы ни то и ни другое, он бы подумал и не позволил себе прямых оскорблений в адрес подчиненного. Но увы. А капитанское терпение все же оказалось не безгранично. Вольфгер ударил коротко и без замаха, но с огромным удовольствием. Взвизгнула Эва. Валлоу неуверенно шагнул и даже не упал — обмяк: сначала подогнулись ослабшие колени, а потом завалилось набок грузное массивное тело. Капитан сжал и разжал кулак, хрустнул костяшками. Слепая волна ярости схлынула так же мгновенно, как и набежала, оставив после себя острое раздражение, ноющую злость и горькое сожаление. — Вольфгер! А вот Эва была в ярости. Серый взгляд полыхал и искрился поярче камней на лифе платья. — Ты что творишь?! — она бросилась к Валлоу, ощупала его, убедилась, что тот жив — и снова взвилась. — Что за плебейские замашки?! Вопрос хлестнул, как кнутом — наотмашь. Звериная злоба, разбушевавшаяся внутри, которая могла бы подутихнуть от ровного спокойного тона, на рычание ответила рычанием: — Мы, госпожа Алмия, люди простые, к балам неприученные… — Не передергивай! — Эва окончательно разбушевалась. — Что ты вообще здесь делаешь? Я прекрасно контролировала ситуацию, пока ты не появился! Я просто вышла на минуту — на минуту! — подышать воздухом, а ты устроил! Где Алеман? Почему ты не с ним? Все же обговорили! Я на своем месте — ты на своем! И чем дальше она говорила, тем каменнее становилась физиономия капитана. На ней проступало то самое, хорошо известное всем, оловянное выражение, с которым он выслушивал головомойки от начальства. Она спохватилась, кажется, замолкла. А может быть, просто хотела перевести дух, чтобы обрушить на голову вервольфа новый поток соображений, где и что он сделал не так, и где находится его место. Вольфгер решил, что не хочет этого знать, а потому воспользовался паузой, чтобы протянуть руку и сказать. — Артефакт отдай. Эва взялась за кольцо, одновременно с этим с некоторым недоумением вскинув брови. — Алеман опознал Кевина Ревенбрандта. Дай мне артефакт, я должен вернуть преступника за решетку. Мастер Алмия стащила кольцо и вложила его в протянутую ладонь, пальцы у нее были ледяные. После этого капитан повернулся на каблуках — четко, как на строевой подготовке, и чеканным шагом покинул балкон. Алеман, нервно переминающийся у стены, радостно вскинулся при его появлении. Планы поменялись. Сейчас Вольфгер предупредит ребят сопровождения, прибывших с ним и с госпожой Алмией, и Кевина Ревенбрандта придется брать здесь и сейчас, просто по возможности максимально тихо. Потому что завтра капитана уже может не быть на этой должности. О том, что осталось за стеклянными дверьми, ведущими на балкон, Вольфгер старался не думать. *** «Бездна! Бездна! Бездна!» Я сделала два шага к дверям, за которыми скрылся Вольфгер, и тут же себя одернула. Если у капитана сорвало крышу в адрес начальства (не то, чтобы его совсем нельзя было понять), то это еще не значит, что все вокруг должны творить глупости. Оставим эту привилегию бешеному вервольфу! Да что на него нашло? Что он себе позволяет? Я рывком развернулась — юбка хлестнула по ногам — и присела рядом с Валлоу. Насколько я успела заметить, удар пришелся почти в ухо, на стык челюстей, но никаких видимых следов повреждений я не обнаружила. Ведомая злостью, я бесцеремонно потрясла пострадавшего, а потом еще и похлопала по щекам. Ну же, Валлоу! Вот уж мне обморочная девица. Веки мужчины дрогнули, он открыл осоловелые глаза, дернулся — а, разглядев меня, попытался вскочить, но, конечно же, не преуспел. — Не торопитесь, полковник, — ласково пропела я. — Дайте себе минутку. Джуниор пробормотал, кажется, что-то благодарственное. Чуть тряхнул головой, подвигал челюстью и предпринял еще одну попытку. Подхватив мужчину под мышку, я напрягла силенки и помогла ему неуверенно встать на ноги, привалившись к перилам. В целом, надо отдать ему должное, полковник довольно быстро пришел в себя и попытался изобразить сильного и независимого мужчину. — Благодарю вас, госпожа Алмия, — произнес он уже четче. Кажется, он хотел сказать что-то еще, но я его перебила все тем же, полным нежности тоном. — Как вы себя чувствуете, полковник? Голова не кружится? Идти можете или позвать кого-нибудь из целителей? Ай-ай, такая неприятность, я чувствую себя такой виноватой… — Что вы, мастер Алмия! Вы… — Все эти кошмарные юбки! Право слово — ах, кто придумал эти длинные юбки, за которые запинаются почтенные господа! — Что?.. — Запинаются и падают, аж до потери сознания! Кошмар! — я трагично заломила руки. Во взгляде Валлоу, наконец, мелькнуло понимание, и лицо его тут же сделалось злым и жестким. — Послушайте, дорогая Элисавифа… — Мастер Алмия, пожалуйста, — перебила я. — И нет — это вы послушайте. Вы споткнулись и упали. И Вольфгер Лейт не имеет к этому происшествию совершенно никакого отношения. И если я услышу хоть краем уха, что капитан несправедливо пострадал от ваших рук, то… Поверьте, если вы планируете задержаться в Лидии, с семьей Алмия вам ссориться совершенно ни к чему. Полковник выглядел теперь даже не столько злым, сколько огорошенным. — Вы — вы! — защищаете его?! Он меня ударил! — Вы назвали его псом. На этом объявляю ничью. А теперь прошу меня извинить, полковник. У меня есть обязательства на этом приеме. Всего доброго. Вот вам и сходила подышать воздухом! Мне правда сделалось вдруг душно в зале, и голова закружилась, но такое на подобных мероприятиях у дам-с случается тут и там. Не я первая, не я последняя — но именно я при этом нарвалась на скандал распустившего хвост павлина с бойцовым петухом! Дурноту, конечно, как рукой сняло, хороший скандальчик — он всегда бодрит. Я вылетела с балкона стрелой, но сейчас же замедлила шаг — первые яркие эмоции от столкновения схлынули, и до меня вдруг дошло то, что было сказано вервольфом, но померкло в горячке спора. Кевин. Кевин Ревенбрандт! Да это просто сумасшествие какое-то! И у этого хлыща лощеного еще хватило наглости держать меня в подвале? Где эта тварь?