Что же касается Алексея, то хорошо владел как саблей, так и шашкой. И все началось с выдающегося русского военного историка, автора многотомного труда о Кавказской войне генерала В. А. Потто. В конце века он командовавшего Оренбургским казачьим юнкерским училищем, и именно ему принадлежит заслуга изменений в физическом воспитании юнкеров. После джигитовки Потто ставил на второе место в строевом образовании будущих казачьих офицеров рубку острым оружием. Именно он первым ввел это упражнение в число строевых занятий казачьих юнкерских училищ. «Только тот кавалерист будет искать рукопашного боя с противником, — писал он, — который убежден, что рубить умеет, а выучиться этому искусству: можно только острым оружием. Правда, искусство это дается нелегко, и требует сравнительно значительных расходов на чучела, но по своей занимательности оно развивает в молодых людях силу, ловкость и умение владеть оружием, а главное любовь к нему — гораздо более, чем фехтование, которое в бою совсем не пригодно». Очень скоро это нововведение стало достянием других казачьих училищ. За неимением специальных инструкторов, к работе с молодежью стали привлекать казаков Донского войска, у которых искусство рубить было доведено до идеального совершенства. У одного из таких казаков учился рубке Алексей. Это была сложная наука, но Алексей с честью прошел все этапы обучения и, в конце концов, мог «разрубить» шашкой струю воды без брызг. Что даже у горцев, рождавшихся с оружием в руках, считалось высшей степень умения рубить. Шашка — это оружие одного удара, только режущего. Никакого фехтования! Именно поэтому шашка — это не только клинок, но и ножны. Шашка почти всегда находится в ножнах. По технике боя она вынимается только для нанесения одного удара, после чего сразу отправляется сразу обратно в ножны. Конечно, в бою бывает, что шашка почти все время «наголо», но при этом — никакого фехтования, только вперед и удары налево-направо. — Но больше всего меня волнует даже не это, — продолжал Алексей. — Грустно то, что из-за какой чепухи мы ничем не сможем помочь России в ее борьбе с большевиками… Как только они пришли на место дуэли, Куракин обратился, как того требовали приличия, к Алексею и Преклонскому с предложением не доводить дело до кровопролития и покончить дело миром. — Мы охотно пойдем на все ваши условия, — ответил Преклонский, — если наши противник извинятся! Волохов извиняться не собирался, и, судя по той ярости, с какой он бросился на Преклонского, хорунжий был намерен зарубить его. Впрочем, так оно и было. В его жилах тела горячая кровь, он ненавидел фашистов и привык смывать оскорбления кровью. Более того, Волохов считался одним из лучших фехтовальщиков в полку, и после первого же выпада Преклонский понял, с каким мастером боя он имеет дело. И он с трудом отбивал молниеносные атаки Волохова и лишь изредка пытался достать его. Ни один его удар не увенчался успехом, и вскоре положение Преклонского стало угрожающим. Волохов еще более взвинтил темп, и, не успевая за ним, Евгений начал делать одну ошибку за другой. Алексей наблюдал за поединком с хмурым лицом. Он не сомневался в ее печальном исходе, и, судя по всему, Преклонский проводил свои последние минуты на этой земле. И в то же время не мог не отдать ему должное. Далеко не каждый сумел бы выстоять целых десять минут против такого виртоуза, каким оказался Волохова. Однако до смертоубийства дело не дошло. После очередной атаки Волин разрубил Преклонскому правое плечо. Тот выронил шашку и, орошая траву кровью, опустился на колено с мгновенно побледневшим лицом. Волин отдал честь и, не произнеся ни слова, смотрел, как бросившийся к раненому врач оказывает ему помощь. Через полчаса заботливо перебинтованный и окончательно пришедший в себя Преклонский с бледным, как полотно, лицом сидел на небольшом пне, наступила очередь Алексея выходить на ристалище. В этом бою повторилось все с точностью наоборот. Все дело было в том, что хорунжий Волохов был казаком и великоелпно владел как шашкой и саблей, так и палашом и пикой. Что же касается лейб-капитана Волина, то был гвардейским пехотным офицером и имел приблизительно представление о рубке на шашках. И теперь уже Волохов с хумырм выражением лица наблюдал за тем, как неумело пытался защищаться его товарищ, которого он так опрометчиво подставил, выбрав незнакомое для него оружие. Потом, поостыв, он и сам пожалел об этом, но делать было нечего, поскольку вызов был сделан и принят. Конечно, он прекрасно видел, что Анненков жалеет его товарища, иначе он давно бы уже убил его. Так оно и было. Алексей прекрасно понимал чувства этих людей и не собирался убивать своего противника. Более того, чтобы дальше не позорить его на глазах у секундатнов и врача, он умелым приемом выбил у него из рук шашку и молниеносным движением шашки рассек ему рубашку от ворота до пояса. Отсалютовав обезоруженному противнику, он сказал: — Я знаю, что я веду себя против правил, но не хочу брать грех на душу и извиняю вас… Резким движением он воткнул шашку в землю и подошел к Евгению. — Идти можешь? — Да, — кивнул тот. — Прощайте, господа! — слегка поклонился Алексей изумленным его благородством противникам. Когда они подошли к машине, Волохов крикнул: — Постойте, господа! Вместе с Волиным они подошли к машине. — Извините нас! — произнес Волохов. — И если позволите, я пожму ваши руки! Алексей и Преклонский по очереди пожали руки своим недавним противникам и сели в машину. — Боже ты мой, — горько произнес Волохов, — как же я ненавижу тех мерзавцев, которые разделили нас! Мы всячески оскорбляли их, — взглянул он на Волина, — а они, несмотря ни на что, оказались настоящими русскими, так как только русские способные на подобное великодушие… Волин, задумчиво глядя вслед удалявшейся машине, покачал головой. Сложно сказать, почему, но ему показалось, что этот самый Анненков не такой уж отъявленный фашист, каким предствлял его Преклонский. Но, зная горячий нрав своего приятеля, свои сомнения оставил при себе… — Спасибо тебе, Леша! — сказал Преклонский, когда они въехали в город. — За что? — За то, что не пролил русской крови… — Главное сейчас, — улыбнулся Алексей, — чтобы ты не пролил больше, чем надо, своей! Я прав, доктор? — спросил он сидевшего на переднем сидении врача. — Не волнуйтесь, — ответил тот, — все будет в порядке! Алексей с интересом смотрел в окно. Он проезжали исторический центр Понтуаза — небольшую почти прямоугольную территорию на правом берегу Уазы.