— Василий Викторович, — возразил Лапме, — мы с вами не на совещании у фюрера и будем говорить как люди, которые четыре года воевали с нецами! Скажите мне откровенно, вы сами-то верите в то, что Гитлер остановится на том, что победит большевиков? Это все для прессы! Мне хорошо известно о том, что восточная политика предусматривает постепенную замену славянских народов немецкими переселенцами-колонизаторами. А для этого славян предется истребить! Что и будет сделано в случае успешного окончания войны. Только немцы имеют право быть владельцами крупных поместий на восточном пространстве, а страна, населенная чужой расой, должна стать страной рабов, сельских слуг и промышленных рабочих… Лампе взял чашку с кофе и, сделав глоток, поморщился. Кофе остыл, а хуже остывшего кофе, как известно, может быть только холодная женщина. — Более того, — поставил он на стол чашку, — я очень сомневаюсь в том, что русское население будет приветствовать немцев как освободителей. Вполне возможно, что отдельные лица и встретят их с хлебом и солью, а остальные? — Все так, Алексей Александрович, — ответил Бискупский. — Но одно дело мечтать и совсем другое дело получить! В четырнадцатом они тоже много чего хотели, а закончили позорным Версальским миром! И я, как и вы, совсем не уверен в том, что русское население будет славить Гитлера, пришедшего освободить его от Сталина! Но что нам-то делать? Собрать пресс-конференцию и объявить о том, что Гитлер хочет сделать на самом деле? Вы прекрасно знаете, что в случае войны три четверти эмиграции выступит с патриотическими призывами. Но если мы скажем правду, мы оттолкнем от себя и оставшуюся четверть! Лампе задумчиво покачал головой. Все правильно! Одно дело мечтать и совсем другое осуществить свои мечты. Чингизхан, османские султаны, Карл XII, Наполеон, кайзер… Все они мечтали покончить с Россией, но… где они? А Россия стоит и, чего себя обманывать, будет стоять! Конечно, в начале войны ей придется трудно, поскольку воевать с оставшейся без командиров армией сложно. Что и показала финская кампания, сыгравшая решающую роль в разработке плана «Барбаросса». Но… это Россия, а не какая-то там Франция, которая без боя сдалась на милость победителя. И ее, как известно, умом не понять… Зато французов с их сорока тремя дивизиями против тридцати девяти немецких и практически неприступной линией Можино понять было куда как легко! Лампе хорошо помнил тот день, когда французские войска покидали Париж и многие парижане плакали. Но ему не было их жалко. Более того, ему, боевому генералу, было стыдно за всех этих людей, которые выбрали позор и предательство собственной страны. Генерал не был философом, но он прекрасно понимал, что подобные хитрости могут помочь на определенном этапе, но страна, население которой не готово сражаться за нее, по большому счету обречена. Ибо сильные всегда будут вытирать об нее ноги. Все правильно, и, перефразируя библейское выражение, предавший раз, предаст еще… А Наполеон? Вся Европа приветствовала завоевание и унижение собственных стран, и только Россия могучим монолитом выступила против завеователей. И никакое крепостное право не помогло Бонапарту, едва унесшему ноги в свой любимый Париж! В глубине души Лампе даже не сомневался в том, что то же самое будет и сейчас. Да, Сталин лозунг, но драться русские люди, в конечном счете, будут за свою священную землю, которую для них в не менее тяжелых испытаниях остояли Дмиртий Донской и Александр Невский, Минин и Пожарский, Суворов и Кутузов, Ушаков и Нахимов! Особенно после того, когда они собственными глазами увидят, что предсталяет собой принесенный из Европы «новый порядок». А в том, что немцы будут зверствовать на завоеванных землях, Лампе нисколько не сомневался. Ведь именно на это была направленна вся германская пропаганда последних десятилетий. Не сомневался Лампе и в том, что никакого блицкрига не будет и на этот раз. Блицкриг был хорош в кукольной Бельгии, а не на огромных пространствах России. — Так что вы скажите, Алексей Александрович? — нарушил затянувшееся молчание Бискупский. — Мы не можем знать, как будут на самом деле разворачиваться события, — ответил он. — Если бы дело касалось какой-нибудь Голландии, — грустно усмехнулся он, — я бы вам ответил! Но это Россия! Вспомните большевистский переворот! Разве кто-нибудь мог тогда даже предположить, что власть возьмет Ленин со своей самой малочисленной и слабой партией? А он взял ее, оставив в дураках Керенского с целой армией! Удасться Гитлеру покончить со Сталиным? Если и да, то с огромным трудом и только в том случае, если против него выступит народ. А вот выступит ли он против него, это еще вопрос! И для нас, надо заметить, самый главный вопрос! И начнется ли в России «третья гражданская» во многом зависит от немцев… — Вы хотите сказать, — воспользовался паузой Бискупский, — что все дело в том, против кого на самом деле будут воевать немцы: против коммунизма, или против русского народа! — Именно это! — кивнул Лампе. — И мне хорошо известно, что бывший секретарь Сталина Баженов сказал Розенбергу, что исход схватки будет зависеть от того, какую войну поведет Германия. И если эта война будет против коммунистов, то у нее есть все шансы победить, если же ее поведут против народа, то эти шансы будут мизерными. Но вы сами прекрасно знаете, как Гитлер смотрит на русских недочеловеков и чем это на самом деле обернется для русского народа! И если говорить откровенно, а иначе зачем вообще говорить, мы с вами находимся в незавидном положении. Но в любом случае мы не можем оставаться в стороне! И мне остается только повторить слова Наполеона: главное ввязаться в драку, поскольку другого такого шанса у нас уже никогда не будет… — Да, вы правы, — согласился Бискупский, — но при любом раскладе мы должны знать, что думает по этому поводу великий князь. Как вы сами понимаете, немцы имеют на него свои виды… — Я, — впервые вступил в разговор Акулинин, — договорился с Жеребковым о встрече с Владимиром Кирилловичем. Завтра мы увидимся с ним на одной из конспиративных квартир… Высоких гостей встретил начальник канцелярии Владимира Кирилловича князь Георгий Карлович Граф. Георгий Карлович, финляндский дворянин шведского происхождения, был незаурядной личностью, ветеран Цусимы и морских сражений Первой мировой войны, во время которой он был офицером, а потом и старшим офицером на знаменитом эскадренном миноносце «Новик». В 1939 году Владимир Кириллович присвоил своему начальнику канцелярии звание контр-адмирала. Поздоровавшись с гостями, Граф ввел их в просторную комнату. За стоявшим посередине комнаты накрытым в русском стиле столом сидел местоблюститель россйского престола. Великий князь Владимир Кириллович был сыном знаменитого внука Александра II и двоюродного брата Николая II. В 1904 году во время Русско-японской войны он в числе немногих уцелел при гибели флагманского броненосца «Петропавловск», выжив в холодной воде Жёлтого моря. В 1905 году, презрев законы Российской империи и мнение Николая II и его жены, он вступил в брак с двоюродной сестрой Викторией-Мелитой, дочерью герцога Эдинбургского, состоявшей в разводе с герцогом Эрнстом Гессен-Дармштатдским, братом императрицы Александром Федоровны. Императрица посчитала этот брак личным оскорблением, но безумно влюбившегося Кирилла ее отношение к нему не волновало. Отец Кирилла, великий князь Владимир Александрович, печально известен тем, что, будучи главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа, дал санкцию на применение оружия против мирной демонстрации 9 января 1905 года, в день «Кровавого воскресенья». Из-за сына он поссорился с племянником, императором Николаем, и оставил все свои посты. История с сыном быстро свела Владимира Александровича в могилу. А Кириллу, в конце концов, она сошла с рук без последствий, и после смерти отца в 1909 году он был полностью восстановлен в династических правах, тем более что жена этого семейного бунтаря приняла православие и стала Викторией Федоровной. К началу революции 1917 года Кирилл был третьим в очереди наследования императорского престола, после больного гемофилией цесаревича Алексея и брата царя Михаила Александровича. Сложно сказать, помнил ли о своих правах на трон контр-адмирал Кирилл Романов, когда 27 февраля 1917 года, водрузив на грудь красный бант, привёл к Таврическому дворцу, где заседала Государственная дума, вверенный ему гвардейский экипаж. Его безумный поступок был воспринят большинством участников событий как переход на сторону революции и самого князя, и подчинённой ему серьезной военной силы. Хотя ходили слухи и о том, что никаких красных революционных бантов ни на великом князе, ни на его подчинённых не было, а своих матросов к Государственной думе Кирилл, наоборот, привёл ради спасения монархии. Впрочем, дружба Кирилла Владимировича с революцией продолжалась недолго. После ареста Николая II и его семьи 8 марта 1917 года он, как и многие другие члены семьи Романовых, в знак протеста подал в отставку. Беременность жены стала хорошим поводом, чтобы перебраться в тогда еще сравнительно спокойную Финляндию, доживавшую последние месяцы как часть Российского государства, где 30 августа у великого князя родился сын Владимир. Из передряг гражданской войны в едва появившейся на свет Финляндской республике Кириллу Владимировичу и его семье также удалось выбраться вполне благополучно. Легенда о том, что он, с младенцем на руках, перешел по льду из Финляндии в Швецию, не более чем легенда. Потом были Германия, Швейцария и, наконец, Франция. Великий князь Владимир Кириллович жил в небольшом уютном городке городке Сен-Бриак в Бретани, на берегу Ла-Манша. Купив большой, но недостроенный крестьянский дом с садом, его отец, Кирилл Владимирович, за несколько лет превратил его в уютную виллу, названную им «Кер Аргонид», что в переводе с бретонского означает «Дом Виктории». По одним источникам, деньги на покупку и ремонт виллы Кириллу дал один из русско-шведских богачей Нобилей, с которым он дружил с дореволюционных времен, по другим — помогло наследство матери Виктории Федоровны, великой княгини Марии Александровны, герцогини Эдинбургской. Жила семья, впрочем, как и все уцелевшие Романовы, достаточно скромно. Ни счетов за границей, ни значительной недвижимости у свергнутой династии не оказалось. В 1922 году Кирилл Владимирович провозгласил себя местоблюстителем российского императорского престола, а в 1924 — императором Кириллом I. Среди Романовых этот поступок поддержали отнюдь не все. Вдовствующая императрица Мария Федоровна до самой смерти в 1928 году продолжала надеяться, что живы её сыновья и внук, Николай, Михаил и Алексей. Сын императора без империи Владимир Кириллович был объявлен его отцом Наследником-Цесаревичем и Великим Князем.