В них шла речь о совещании в начале февраля 1942 года в Главном имперском управлении безопасности, на котором был образован специальный орган и разработана под тем же кодовым наименованием операция «Цеппелин». Говоря откровенно, Москвин ожидал этого, поскольку события на фронтах выдвигали совершенно новые задачи как перед немецкой армией, так и перед разведкой Германии. После провала блицкрига всем стало ясно, что мечты немцев о «легкой прогулке» на Восток так и останутся мечтами и предстоит тяжелая и, что самое печальное, изнурительная борьба. Провалилась надежда немцев и на то, что с началом войны русскй народ восстанет против Сталина. Не учли немцы и несгибаемого духа русского народа, который ни одному врагу еще не удавалось сломить. Да, были и предатели, и трусы, и малодушные, но в подавляющем большинстве своем солдаты стояли насмерть. И теперь, когда всем было уже ясно, что ставка на блицкриг провалилась, что немецкая армия потерпела под Москвой сокрушительное поражение, а война будет длиться не один год, Гитлер усмотрел главную причину неудач в отсуствии информации о противнике и плохой подрывной работе в тылу русских. А потому и устроил в декабре 1941 году самую настоящую головомойку руководителям спецслужб. Можно было подумать, что фюрер забыл о том, как в В своей речи в рейхстаге 11 декабря 1941 года заявил о том, что, если бы даже заранее не было точно известно, какими силами располагает Россия на Восточном фронте, ход кампании, предвиденный им, подтвердил правильность действий. Тем самым он как бы утверждал, что знает и высоко ценит свою разведку. После чего польщенный Канарис сказал офицерам своего штаба: — Ни одно государство, — сказал Канарис офицерам своего штаба, — не вступало в войну с такой полной информацией о противнике, какую мы имели о России… Однако всего через две недели Гитлер изменил свое мнение о разведке, что лишний раз говорило о том, что диктаторы не могут ошибаться. Тем не менее, фюрер был не совсем прав, и в поражении под Москвой были виноваты отнюдь не одни спецслужбы. Другое дело, что, как теперь выяснялось, абвер и другие спецслужбы не имели точных и полных сведений о Красной армии, довольно скудная информация была у них о советском тыле. Германское командование не имело ни малейшего представления об огромных усилиях противника по строительству новых предприятий на Урале и в Сибири, о мобилизации резервов. Даже о дивизиях, переброшенных на Западный фронт с Дальнего Востока. Когда части вермахта подошли вплотную к Москве, фюрер и его генералы были уверены, что Красная армия не сможет «восстать из пепла». «К началу войны, — писал всего через 10 дней после нападения Германии на СССР начальник немецкого Генерального штаба генерал Гальдер в своем дневнике, — мы имели против себя около 200 дивизий. Эти дивизии плохо вооружены и укомплектованы, а их командование в тактическом отношении значительно слабее нашего, но как бы там ни было, эти дивизии есть. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину». Конечно, определенная работа велась, и диверсионно-разведывательные группы и террористы-одиночки еще до начала военных действий создавали склады оружия, базы и площадки для парашютных десантов, устанавливали ориентиры для воздушных бомбардировок военных, промышленных и транспортных объектов. Они вербовали сигнальщиков для целеуказаний авиации, организовывали антисоветские банды, совершали взрывы и поджоги, портили линии связи и отравляли источники воды. Но всего этого оказалось мало. Хорошо работала и русская контрравзедка, которая только за четыре дня с 18 по 22 июня 1941 года на одном минском направлении обезвредила 211 диверсионных групп и одиночных диверсантов-террористов. В беседе с руководителями спецслужб тот самый Гитлер, который запрещал привлекать на службу русских, теперь выразил уверенность в том, что в России должна существовать оппозиция сталинскому режиму. Более того, он приказал как можно быстрее ее выявить и поддерживать оружием и деньгами. Остро ощущая дефицит информации о противнике, особенно после битвы под Москвой, нацисты решили значительно усилить разведку, в частности в тылу Красной армии. Дабы исправить положение, начальник германской разведки адмирал Канарис и руководители Абвера-II полковники Лахузен и Штольц еще в июне сорок первого создали в местечке Сулевейк под Варшавой орган Вали-II, при котором имелись школы и курсы, где готовились соответствующие специалисты. Понимая вполне законное недовольство Гитлера качеством информации об СССР, Канарис сделал ставку на массовую засылку агентов и так называемый «тотальный шпионаж». Понятно, что одного «Штаба Вали» для реализации этих планов было недостаточно, и именно поэтому в Германии и на оккупированных территориях были созданы 60 школ по подготовке агентов. Агентов вербовали из пронемецки настроенного местного населения и среди военнопленных в концлагерях. Для улучшения управляемости сильно выросшей структурой, включавшей и абверкоманды, занимавшиеся расстрелами мирного населения в тылу немецкой армии, Канарис создал региональные представительства. И Москвин даже не сомневался в том, что в результате недовольства Гитлера работой спецслужб появился и новый разведывательно-диверсионный орган «Предприятие „Цеппелин“» в составе 6-го управления (внешняя разведка) Главного управления имперской безопасности. Его возглавил оберштурмбанфюрер СС Хайнц Грейфе. Основной задачей новой организации и ее штаба была работа по дестабилизации советского тыла с помощью подготовленной в специальных школах русской агентуры. «Цеппелин», — читал Москвин, — является органом ведения политической разведки и диверсионной работы в тылу у Советов. Для руководства операцией «Предприятие „Цеппелин“ в структуре 6-го управления РСХА — главного управления имперской безопасности был создан Руководящий штаб. В своей деятельности „Цеппелин“ руководствовался „Планом действий по политическому разложению Советского Союза“. Для этого было необходимо создавать специальные отряды для действия: разведывательные группы для сбора и передачи сведений из СССР, пропагандистские группы — для распространения социальной, национальной и религиозной пропаганды, повстанческие группы — для организации и проведения восстаний, диверсионные группы для проведения политических диверсий и террора. Для осуществления операции были сформированы четыре фронтовые зондеркоманды „Цеппелин“ и созданы учебные центры, где будущих шпионов и диверсантов обучали и тренировали. Эти центры размещались под Варшавой, в Евпатории, в местечке Освитц близ Бреславля и под Псковом. В Дрездене была создана разведшкола „Туркестан“, в которой готовили кадры из числа уроженцев советских республик Средней Азии. — Мы, — говорил по этому поводу начальник 6-го управления РСХА Вальтер Шелленберг, — нарушили обычные правила использования агентов — главное внимание уделялось массовости. В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения, забрасывали на парашютах вглубь русской территории. Их основной задачей наряду с передачей текущей информации, было разложение населения и диверсии…» Москвин отложил папку, закрули и задумался. Он уже знал о том, что прошедшие первоначальную подготовку агенты помещались в специальные лагеря. Там они получали все, что радовало сердце солдата — хорошее питание, чистую одежду, помещение и даже поездки по Германии. Преподаватели и доверенные лица изучали истинные политические взгляды этих людей и пытались выяснить, насколько их привлекают только материальные выгоды или они на самом деле вызвались служить из политических убеждений. Отделения и вербовочные пункты «Цеппелина» были созданы в лагерях для советских военнопленных, которые стали основной базой вербовки агентуры. Для переброски агентов на советскую территорию «Цеппелин» располагал специальной авиаэскадрильей и чаще всего шпионов сбрасывали на парашютах. Некоторые диверсанты переходили линию фронта, просачивались через боевые порядки советских войск. Большое внимание спецслужбы Третьего рейха уделяли изготовлению фальшивых и очень качественных советских документов. Фактура бумаги, расположение текста — все абсолютно было как в подлинном советском документе. Вся эта бурная деятельность означала только одно: количество диверсантов очень скоро увеличится. Но это была задача уже другого ведомства, и Москвин в тот же день доложил о полученной информации по начальству. Еще через час донесения из Берлина лежали на столе наркома внутренних дел Берии, и теперь его сотрудникам надлежало принимать срочные меры по обезверживанию диверсантов и шпионов. В конце января Алексей снова пришел к Садовскому. Прощаться. — Несмотря на все наши ожидания, — сказал он, — немцы Москву не взяли. Скажу откровенно, я не знаю, возьмут ли они ее, но мы не должны ждать их очередного наступления. Потому нам надо торопиться. На днях я перейду линию фронта и расскажу немцам о том, что в столице России есть тайная монархическая организация, готовая помогать немцам в их борьбе с большевиками, и что во главе этой стоит Борис Александрович Садовский. Вы не передумали, Борис Александрович? — Нет, — несколько нервно кивнул головой Садовский, — не передумал! В следующее мгновение в комнате появилась Надежда Ивановна с колодой карт и начала гадать. Через десять минут трефовый король встретился с червоанным валетом, и Надежда Ивановна торжественно заявила: — Алексею Петровичу предстоит трудный путь, который завершится блестящим успехом! — А теперь закусить! — улыбнулся Садовский, довольный результатом гадания. Пока Надежда Ивановна готовила торжественный ужин, Борис Александрович сказал введенному им в Политсовет «Престола» Юрию Павловчиу Сидорову: — Сходите, пожалуйста, к Шереметевым. Они говорили, у них настоящий чай есть и грозились поделиться. А тут такой случай, Алексей Петрович уезжает, так настоящим чаепитием и отметим… Сидоров оделся и вышел. Садовской дождался его ухода и сказал: — А теперь о самом главном. Скажите мне, Алексей Петрович, какой смысл в существовании нашей организации и в том подвиге, что все мы собираемся совершить, если об этом не будет знать наследник престола? — Вы имеете в виду Владимира Кирилловича? — спросил Алексей.