«Я стала чересчур нервной. Я все время швыряю трубку, это может вызвать подозрения! И что она имела в виду, говоря про „какие-то там опоздания“?» Алена задумалась, медленно опустилась на диван и обхватила голову руками. Может быть, Вадим стоит перед выбором, к кому, наконец, ему прибиться окончательно, к ней — взбалмошной журналистке, вечно замотанной делами, или к той замечательной криминалистке, которая, похоже, вообще не имеет недостатков. Странно, что существует человек, состоящий из одних достоинств, тем более странно, что этот человек — женщина. Да быть этого не может! Какая-то эта криминалистка нереальная. Слишком идеальная, чтобы быть из плоти и крови. То ли дело она сама — с нею одни неудобства, проблемы и нервные срывы. И кого же он выберет? Может, действительно имеет смысл, пока не поздно, нестись к нему под окна и петь серенады? В дверь позвонили. На пороге стоял Вадим, дыша словно загнанная лошадь. Видимо, бежал вверх по ступенькам, пытаясь установить рекорд скорости. В руках его пылал букет бордовых хризантем. Очень большой. Он смущенно улыбнулся: — Пойдем погуляем. — Сейчас?! — Она бросила взгляд на часы. Половина двенадцатого ночи. Он кивнул и вытер рукавом куртки мокрый лоб. — Куда? — Мне все равно. — Я так устала, — она отступила на шаг в прихожую, приглашая его войти. — А я тебя люблю, — ни с того ни с сего заявил он и перешагнул порог. Алена растерянно развела руками. Она не была готова к пылким признаниям. Она вообще понятия не имела, что Вадим способен на романтические порывы. Но это оказалось еще не все. Терещенко понял ее удивление по-своему. Он нахмурился, видимо, собираясь с силами, потом взглянул на нее исподлобья и процедил: — Ты мне не веришь, да? — Я? — Ты не веришь мне, — в его голосе прорезалась глухая ярость. — Ну хочешь… Хочешь, я… не знаю, хочешь, я попробую стихи сочинить. Или спеть для тебя, хочешь? — А ты поешь лучше Ивара Скрипки? — Хуже. Меня в школе выгоняли с уроков пения за громкость голоса в сочетании с полным отсутствием слуха. — Тогда лучше пойдем погуляем. — Она прижалась к нему всем телом, чувствуя, как ее сердце начинает подстраиваться под его пульс, и понимая, что сегодняшняя прогулка явно откладывается, по меньшей мере, до завтрашнего утра. * * * Ситуация осложнилась: утром Вадим никуда не ушел, наоборот, вопреки своим последним привычкам не исчез из квартиры, чуть только утренняя заря коснулась гардин. Он разбудил Алену поцелуем, сам сварил кофе, приготовил омлет, которым они на пару плевались, потому что он не только пережарил его, но еще и умудрился пересолить. Словом, вел себя Вадим так, словно между ними не было четырех месяцев разрыва и последующего странного, непонятного примирения. Ей бы только радоваться, но почему-то к девяти она начала слегка нервничать, то и дело поглядывая на часы, с надеждой услышать фразу: «Мне пора, дорогая!» Фраза не прозвучала и к половине десятого, когда Алена уже откровенно ерзала на стуле. К десяти она принялась задавать осторожные вопросы, типа: «Как у тебя дела на работе? Что нового? Есть ли какое-нибудь интересное расследование в производстве?» Тщетно. Терещенко будто бы забыл, что служит в милиции, что по улицам бродят тысячи пока еще не пойманных преступников, и что его святой долг бежать и ловить этих самых душегубов, а не нежиться в теплых лучах женского обаяния. «Как некстати он приперся со своей большой любовью именно вчера! — раздраженно подумала она к половине одиннадцатого. — Ну почему бы ему не подождать хотя бы недельку?!» А к одиннадцати в ее душу закралось нехорошее подозрение, которое она решила незамедлительно проверить. Она подошла к нему в тот момент, когда он тщательно вытирал со стола, обняла и ласково промурлыкала: — Знаешь, мне к двенадцати нужно быть в редакции. Он посмотрел на часы и поцеловал ее в лоб: — У меня совещание только в час, так что я тебя провожу. Ты не против? Предположение подтвердилось — Вадим решил остаться рядом с ней навсегда. Ну почему это революционное решение должно воплотиться в жизнь именно сегодня?! Она стиснула зубы, но ничего ему не ответила. Лишь одарила его ласковой, благодарной улыбкой. К двенадцати ей необходимо явиться в «Останкино» на последнюю перед съемками летучку, на которую, кстати, придут и представители двух враждующих партий. Там нужно будет вести тонкие дипломатические игры, дабы никто из партии Горина ни о чем не догадался. Ей бы сесть и продумать все заранее, а она тут ломает комедию с Вадимом. «Хоть бы только никто не позвонил, — взмолилась она. — Если Вадим узнает…» * * * — Куда ты так бежишь, тебе ведь только к двенадцати?! — изумился Вадим, переходя на рысцу, поскольку Алена продиралась сквозь толпу к выходу из метро с необычайной скоростью. «К двенадцати! — Она его уже почти ненавидела. — Только в „Останкино“, а не на „Сокол“, идиот!» — Ты знаешь, у меня тут случай интересный был… — Да? — Она обернулась на ходу, изображая жуткую заинтересованность. — Приехали мы на место преступления… «Значит, десять минут (если перейти на бег) от метро до здания редакции, пять минут на нежное прощание, еще пять — подождать, пока он уйдет, потом схватить машину… Нет, сейчас в центре пробки. А если через МКАД?» — …Ты меня слушаешь? — Он дернул ее за рукав. — Ну разумеется, вы приехали на место преступления… — Да нет, — он ухмыльнулся (кривенько так, мерзко), — с места преступления к этому моменту мы уже уехали. — Да, да, я поняла. «Как же быстрее добраться? Может, все-таки на метро? Но от „Алексеевской“ ждать маршрутку — это минут десять, в лучшем случае. Или позвонить, предупредить, что опоздаю и чтоб начинали без меня? В конце концов, на кой черт я им там сдалась?» — …Ты слышишь? — Он снова дернул ее за рукав. «До чего же навязчивый тип!» — А почему ты спрашиваешь? — Она повернулась к нему, едва успев смести с лица следы раздражения. — У тебя такой отсутствующий вид… «А у тебя вид полного кретина, который мучает девушку своими занудными рассказами!» Она растянула губы в улыбке: — Хочешь, перескажу все в мельчайших подробностях? — Не стоит, — буркнул он. — Я думал, тебе это интересно. Тут ей пришлось остановиться, дабы не подрубить росток нового счастья под самый корень. Она обхватила его лицо ладонями и заглянула в его глаза с влажной нежностью (с такой, на которую только была способна, и в лучшем расположении духа): — Милый мой! Я тебя очень люблю. Мне безумно интересно, что у тебя происходит на работе. Просто я ужасно спешу и в основном думаю о том, как объяснить своему главному редактору, почему у меня статья до сих пор не готова. — Да? — совершенно некстати усомнился Вадим. — Точно, — ей показалось, что разыгранная сцена выглядела необычайно правдиво. «Мне нужно идти в актрисы, — в который раз повторила она себе. — Причем сразу в великие!» — И если бы ты попрощался со мной прямо сейчас, то я перешла бы на спринтерский аллюр. — Хочешь намекнуть, что я тебе мешаю? — Он только что оттаял и тут же снова приготовился обидеться. — Ну что ты! — слишком горячо запротестовала Алена. — Мы можем понестись вместе. Как два гнедых в одной упряжке. — И все-таки я доведу тебя до редакции. — Он решительно потянул ее за руку. Странно он себя ведет. Определенно! Неужели подозревает?! Но откуда… И вчера так неожиданно появился, словно знал, когда самое время. Аккурат под съемки! Интересно, а все ли прослушивающие устройства сняли с ее телефона, когда поймали того маньяка в ее квартире. Или кое-какие оставили? Тогда бы все объяснялось просто. В этом случае стало бы понятно, почему Вадим появляется всегда в тот момент, когда ему нужно. У проходной она слегка притормозила, повернулась к нему и постаралась вложить во взгляд как можно больше трогательной надежды: — Увидимся сегодня? «Скажи, нет! Скажи, что у тебя дела, что ты никак не можешь!» — Конечно. Когда тебя встретить? «Черт! Тысячу раз — черт! Да что у тебя, своих дел нет?!» — В шесть… А знаешь, давай лучше созвонимся. Может быть, я дам тебе ключи от дома? «Господи, а если позвонит Налимов и Терещенко ему ответит? А если Катька или Леха Коновалов, которому вообще ничего не стоит рассказать о съемках первому встречному?!» — А вторые у тебя есть?