Пока Саймон пытался набраться храбрости, чтобы заговорить, его лицо каким-то образом одновременно посерело и покраснело. Он открыл рот, потом еще раз, пытаясь выловить нужные слова в голове, точно форель в реке, но стеснение ему мешало. – Ребекка Дэнфорт, – объявил за него пастор Брайард, не обращая внимания на изумленные вздохи и взгляды. Сэмюэль, сидевший рядом со мной, сжал и разжал кулаки. На ладонях остались вмятины в виде полумесяцев. – Я так и знал, – пробормотал он. – Мы знаем, что не принято устраивать такой праздник сразу после того, как… в семье кто-то умер, – продолжил пастор. – Но Ребекка с братом остались на своей большой ферме совсем одни. К тому же… Не пристало нам мешать молодой любви. Да уж, молодая любовь. Я оглянулась на Ребекку, окинув ее живот оценивающим взглядом. Его пока не было заметно, но она, наверное, ужасно боялась, что ее тайна станет всем известна до свадьбы. Мое сердце ныло от сочувствия к ней. Ее глаза стали темными и блестящими – вот-вот заплачет, – но Ребекка вымученно улыбнулась, принимая поздравления от окружающих. Когда наши взгляды встретились, она отвернулась, как будто и вовсе меня не видела. Интересно, знает ли Саймон о ребенке? Я сильно в этом сомневалась. Он бы не смог скрыть такой секрет от отца, а пастор вряд ли благословил бы такой союз, несмотря на все земли и богатства, входившие в приданое Ребекки. Но ребенок был не его, что бы там ни говорил Сэм. В этом я была совершенно уверена. Ребекка никогда не любила никого, кроме Сэма, но, страшась позора, вцепилась в спасительную возможность. Внезапно Сэмюэль поднялся с места: – Я пойду с вами, Эшер. Повозки у меня нет, но я хорошо стреляю. Я вам непременно пригожусь. – Сэм, нет! – воскликнула я, схватив его за руку. Он вызвался под влиянием гнева и уязвленной гордости, желая доказать свою полезность. – Отстань, Эллери. Я поеду, – прошипел Сэм. – Ты уверен? – с сомнением спросил Эшер. – Твои сестры… – Отлично справятся без меня, – оборвал его Сэмюэль. – Эллери сама знает, как вести дела. Просто чудо какое-то. К тому же приехал наш дядя. – Он бросил взгляд на Эзру, который, спохватившись, кивнул. – Уверен, они все отлично справятся. Он плюхнулся обратно на скамью. Решение было принято. Я накрыла его руку своей. – Сэм, пожалуйста, не уходи, – прошептала я. – Прости за ссору, за все, что я сказала. Он решительно покачал головой и сбросил мою руку. Между нами было шесть дюймов расстояния, но они вдруг показались мне милями. – Если больше желающих нет, на этом собрание можно заканчивать. – Эшер окинул взглядом зал, явно надеясь увидеть новых добровольцев, но все столпились вокруг Ребекки и Саймона. – Все, кто вызвался идти со мной, подойдите сюда, обсудим подробности. Отправляемся с рассветом. * * * Я проснулась внезапно с чувством необъяснимой тревоги. Еще какое-то время я просто лежала, пытаясь понять, что же меня разбудило. Сестры ровно дышали. Время от времени Сейди тихонько посмеивалась. Во сне она всегда была счастлива. В чем же дело? Шума я не слышала. Дымом тоже не пахло. Из угла Сэма не доносилось ни звука, но после отъезда родителей он перебрался в их комнату, чтобы не делить чердак с толпой девчонок. Я напрягла слух, чтобы убедиться, что внизу тоже тихо. Может, Сэмюэль уже встал и собирается в дорогу? Луна висела низко. Еще не наступила полночь. Я прокралась по комнате к окну и посмотрела на улицу, вглядываясь в темноту. Почерневшие борозды пустых полей блестели, покрытые инеем. Посреди поля стояла бледная фигура, воздев руки к звездам. Видимо, Мерри опять ушла молиться на улицу. После пожара ее религиозный пыл только возрос, и теперь она убегала в поле помолиться в любую свободную минуту. Однажды я спросила, о чем она молится, но Мерри только улыбнулась и сказала, что это останется между ней и Господом. Но молиться посреди ночи – это что-то новенькое. Как ей вообще удалось так незаметно выбраться?.. Мои мысли прервало тихое бормотание, которое донеслось из кровати. Мерри перевернулась на другой бок, неразборчиво бормоча что-то во сне. Я резко перевела взгляд на окно. Фигура, явно не принадлежавшая моей сестре, оставалась в поле, неподвижно застыв на месте. Я почти убедила себя, что это пугало. Вот только после пожара пугал не осталось… А потом – медленно, точно почувствовав мой взгляд, – фигура шевельнулась, опустила руки и повернулась к дому. Я испуганно отскочила от окна, хотя тот, кто стоял в поле, ни за что не смог бы увидеть меня в крошечном темном окне. Но пока я пыталась убедить себя в этом, фигура высоко подняла руку и помахала мне. Эта рука была какая-то… не такая. Пальцы слишком длинные и кривые. Они напомнили мне оленя, которого принесли братья Макналли. Его рога, переплетавшиеся между собой, тонкие и искореженные. Я замерла, вспомнив неразборчивое бормотание Сайруса на суде: «Только… Ее руки… Вот они были очень странные. Не такие… Не такие, как должны быть». Это была она. Серебристая женщина Сайруса. Та самая, которую он видел в таверне в ночь пожара. Которую видел только он. А теперь и я. Внезапно она сорвалась с места и пронеслась по полю с нечеловеческой быстротой, будто кусок марли, сорванный порывистым ветром. Я моргнула, пытаясь уследить за ней, но фигура уже исчезла, как будто ее и не было. Поднялся ветер, ударил в окно, зашелестел листвой деревьев и заставил Колокольчики зазвенеть. Сосны. Неужели она прячется где-то там, в лесу? С какой целью? Сайрус увидел ее, а на следующий день погиб. Неужели она хочет мне навредить? Я улеглась на спину и принялась разглядывать древесные узоры на потолочных балках, выискивая среди них лица и пытаясь придумать объяснение случившемуся. Мне хотелось надеяться, хотелось верить, что она не существует. Но это было маловероятно, учитывая, что Сайрус Дэнфорт не только видел ее, но и разговаривал с ней. Если она существует и прячется где-то в лесу, как мне следует поступить? Не обращать внимания? Или отправиться искать ее? Я чуть не рассмеялась. Лес раскинулся на много миль, покрывая все пять гор, а может, и больше. Найти что-то в этом темном буреломе было бы невозможно. Но… Уитакер. Он знал лес намного лучше меня и обладал навыками следопыта. Он мог мне помочь, в этом я не сомневалась. Я кивнула сама себе. Теперь, когда у меня был хоть какой-то план, мне стало спокойнее. Я снова закрыла глаза, надеясь, что быстро провалюсь в сон. Но что-то по-прежнему не давало мне покоя. Какая-то тяжесть настойчиво покалывала затылок. Я никак не могла отделаться от ощущения, что за мной наблюдают. Я перевернулась лицом к выходу, и мне стало немного легче от вида пустого проема. Мой взгляд упал на Сейди. Из-под сгиба ее локтя торчала тряпичная кукла. В хаосе, случившемся после ее дня рождения, я совсем забыла о шоколадном торте и подарке Эбигейл. «Не Эбигейл, – сонно напомнила себе я. – Никакой Эбигейл нет». Но кто-то ведь сделал эту страшную куклу и оставил ее для Сейди. Зачем? В памяти снова возник непрошеный образ женщины, помахавшей мне с поля. Может, это ее рук дело? Темно-красные стежки злобно смотрели на меня. Как бы голос разума ни убеждал меня, что это просто крестики, вышитые нитками, я была уверена, что кукла на меня пялится. Не думая, я выхватила ее у Сейди и бросила под кровать. Кукла стукнулась о половицы с удивительно весомым звуком, намного громче, чем я ожидала. Я осторожно опустилась на матрас, опасаясь, что вот-вот раздастся тихий топот чудовищного существа, вырвавшегося на свободу. Но я так ничего и не услышала, а когда снова открыла глаза, в окно светило солнце. Его золотистые лучи прогнали и развеяли мои ночные кошмары. Я сразу поняла, что Сэмюэль ушел. В доме уже стало легче без его угрюмого присутствия. Я спустилась вниз и резко остановилась на кухне, в ужасе и замешательстве уставившись на царивший там бардак. Я не сразу поняла, что сделал Сэмюэль, но когда увидела рамки, с которых неровными движениями были срезаны соты, ко мне наконец пришло осознание. Ночью он прокрался на пасеку и обчистил зимние запасы пчел. Я быстро сосчитала рамки. В каждом улье должно было остаться по шестьдесят фунтов меда, чтобы они протянули до весны. Он забрал слишком много. Ужасно много. У меня в груди похолодело от ужаса. Я начала перебирать рамки, выискивая клейма. Папа всегда помечал рамки каждого улья, чтобы легко было отделить их в случае болезни. Я не знала, что хуже: если Сэм лишил один рой всех зимних запасов или если он нахватал рамок из разных ульев, впустив холод и погубив всех пчел. Я насчитала три разных клейма и представила наш двор, усыпанный жутковатым конфетти из мертвых пчел. Глупо. Как он мог поступить так глупо? Сгоревшие поля и подступающие холода не дадут пчелам шанса наделать новых запасов. Все эти месяцы нам придется подкармливать пчел смесью из воды и… сахара. Из моей груди вырвался смех, горький и едкий. У нас не было сахара. У Макклири тоже. Если бы я прочитала такое в пьесе, то сочла бы ее неправдоподобной. Я опустилась на колени посреди беспорядка, устроенного Сэмюэлем, и сложила руки, моля Господа, чтобы обоз вернулся с запасами сахара. На фоне всеобщего бедствия нехватка сахара казалась мелочью, и я боялась, что они просто не подумают об этом. Я молилась, снова и снова шепча свою просьбу, как будто многократное повторение могло привлечь более пристальное внимание Господа, а слезы ручьем текли по щекам, заглушая молитву. Словно прорвало плотину, выбило все заслонки, и теперь река тревоги и страха, которую я сдерживала с ночи пожара, грозила увлечь меня на дно. Судорожно всхлипывая, я склонилась еще ниже и прижалась лицом к половицам, желая остудить жгучую боль и малодушие. Не знаю, как долго я пролежала в таком положении, но в конце концов мой разум начал выстраивать план действий. Нужно привести себя в порядок, пока не проснулись сестры. Мерри и Сейди не должны увидеть меня в таком состоянии. Из взрослых у них теперь никого, кроме меня, не осталось. Нужно быть сильной. Ради них. Я приподнялась, утерла слезы и начала считать вдохи, пока сердце не перестало болезненно колотиться. Поморгав, я уставилась на беспорядок, который требовалось убрать. Весь ужас невыполнимой задачи тараном ударил меня в грудь и, всхлипнув, я снова разрыдалась. 17 Дно ульев было усыпано мертвыми пчелами. Мы выгребали их по мере возможности и ссыпали в ведро, чтобы унести подальше от пасеки. Пчелы любили жить в чистоте и всегда уносили мертвых и умирающих подальше от колонии, чтобы предотвратить распространение болезней. Я не представляла, сколько пчел-гробовщиков потребуется, чтобы расчистить улей после такого мора, и хотела облегчить им работу. Если гробовщики еще остались. Вред, причиненный ульям, оказался намного больше, чем я ожидала. Днем, когда потеплело, мы с Мерри и Сейди наскоро соорудили шатер из парусины и зажгли фонари, чтобы внутри все согрелось. Так обычно не делалось, но я не придумала лучшего способа проверить ульи. От того, что мы обнаружили, мне хотелось заплакать. В одном улье могло находиться несколько десятков тысяч пчел. Из-за неосторожности Сэма мы потеряли не менее половины населения тех ульев, которые он открыл. А если мы не сможем сделать для них подкормку, то потеряем еще больше. Каждый рой, который мы проверяли, встречал нас раздраженным гудением. Пчелы были не рады нашему вторжению. Я боялась, как бы они не напали на нас, решившись на новые жертвы, чтобы защитить матку. Мы принесли с собой дымарь, но я не спешила пустить его в ход, опасаясь, как бы температура в улье не упала, если пчелы перестанут дрожать. Папа бы точно знал, что делать. Я чувствовала себя так, будто все приходится выдумывать на ходу. В особенно тяжелую минуту я опустилась до крайнего эгоизма и пожалела, что он сейчас с мамой, а не с нами. Я не могла справиться со всем этим в одиночку. – Нужно как-то добыть для них сахарные лепешки, – сказала я, закрывая последний улей с мрачной решимостью и отгоняя от себя предательские мысли. – Неужели сахара совсем не осталось? – спросила Мерри, сев на землю и прикрыв замерзшие ноги юбками. Мы решили пока не убирать шатер после осмотра, надеясь, что ульи снова согреются. – Мы купили последний мешок, оставшийся у Макклири. Остатки этого сахара я потратила на торт для Ребекки. Сейди поморщилась, срывая пожухшие травинки: – А она его даже не попробовала. Я постаралась не думать о драгоценном сахаре, размазанном по крыльцу Дэнфортов. Я уже не могла вернуть его, как и былую дружбу. Похоже, и то и другое погибло безвозвратно. – Как думаешь, не пора убирать? – спросила Мерри, кивком указывая на самодельный шатер. – Не знаю. Возможно. – Я не помню, чтобы папа хоть раз такое делал. А вы? – сказала Сейди, с сомнением глядя на парусину. – Папа никогда не оказывался в таком положении, – процедила я. – Если пчелам так теплее, может, не будем убирать? – Она начала выводить какие-то узоры на ткани. – Тогда пчелы не смогут вылететь наружу, когда понадобится. – А зачем им лететь на холод? Мне хотелось завыть от досады. Что бы я ни делала, все было не так. И отвечать за то, как мы справимся с этой ситуацией, буду только я. Никто не осудит Сейди, даже если пчелы все до единой умрут от голода. Никто не ждет, что Мерри придумает решение проблемы. Я не хотела брать на себя такую ответственность. Она легла на грудь ужасной тяжестью, когтями вцепилась в горло и сдавливала его, пока я не испугалась, что задохнусь. Одно дело заботиться о сестрах, совсем другое – добавить к ним пчел и других животных на ферме. Все это было уже слишком, и я чувствовала себя недостаточно взрослой, чтобы справляться в одиночку. Почему, почему, почему Сэмюэль оставил мне все эти проблемы и ушел? – Думаю… думаю, можно убирать. – Я постаралась говорить решительно, не выдавая своих внутренних колебаний. – Давайте сначала погасим фонари, а потом снимем парусину. Мерри не сдвинулась с места. Ей явно не хотелось прощаться с искусственным теплом. – А сколько им нужно сахара? Я пожала плечами: