— А когда сможешь? — Скоро, — отвечает она. — Если мы когда-нибудь доберемся до Лондона, я все тебе расскажу. — А мы доберемся? Она вздыхает и убирает со лба волосы. — Пока не знаю. Пока что у меня нет денег. У тебя и Стеллы нет паспортов. Плюс собака. Это все так… — Отец, — говорит Марко, отсекая ее. — Позвони ему. — Только не это! — Мы можем встретиться где-нибудь в кафе. Тогда он будет вести себя смирно. — Марко. Мы даже не знаем, где твой отец. Возникает странное молчание. Она чувствует, как ее сын нервно ерзает, снова зарываясь лицом в шерсть собаки. — Я знаю, где он. Она снова резко поворачивается и в упор смотрит на него. Марко зажмуривается, затем снова открывает глаза. — Он забирал меня из школы. — Когда? Марко пожимает плечами. — Пару раз. В конце учебного года. — И ты не сказал мне? — Он велел мне не говорить тебе. — Черт побери, Марко! — Она лупит кулаками по земле. — Что произошло? Куда он тебя отвозил? — Никуда. Просто гулял со мной. — А еще? — Что еще? — Что он сказал? Чем он сейчас занимается? — Ничего такого. Просто он в отпуске. Со своей женой. — И где он сейчас? — Все еще здесь. Он здесь на все лето. В доме. — В доме? — Да. — Боже, Марко! Почему ты не сказал мне раньше? — Потому что я знал, что ты распсихуешься. — Я не распсихуюсь. Посмотри на меня. Я совершенно спокойна. Я всего лишь сижу здесь на жесткой, мокрой земле под эстакадой, и нам негде спать, а в это время твой отец всего в миле отсюда и купается в роскоши. С какой стати мне психовать? — Извини, — сердито произносит он. — Ты сама говорила, что больше не желаешь его видеть. — Это было, когда я не спала под эстакадой. — Значит, ты хочешь увидеть его снова? — Я не хочу его видеть. Но я должна что-то придумать. И он единственный вариант. По крайней мере, он может дать денег, чтобы я могла вернуть свою скрипку. — О да, потому что тогда мы разбогатеем, верно? Люси невольно сжимает кулаки. Ее сын имеет привычку облекать неприятные вещи в слова, а затем хлестать ее ими по лицу. — Сейчас середина июля. Все школы в Англии и Германии закрываются на каникулы. Здесь будет вдвое больше туристов. Мы быстро заработаем денег, чтобы добраться до Англии. — Почему ты не хочешь попросить отца оплатить нам дорогу? Тогда мы просто взяли бы и поехали. Я очень хочу в Лондон. Я хочу уехать отсюда. Просто попроси его дать нам денег. Почему ты не можешь это сделать? — Потому что я не хочу, чтобы он знал, что мы уезжаем. Никто не должен об этом знать. Даже бабушка. Ты понял? — Понял, — кивает Марко. Он угрюмо насупился и опустил голову, и она видит спутанные волосы на его затылке. Они спутались за неделю, когда они остались без крова. Ее сердце пронзает жалость к сыну. Она легонько сжимает пальцами его худую шею. — Потерпи, мой прекрасный мальчик, — говорит она, — мне очень жаль. Завтра мы увидим твоего отца, и тогда все образуется, клянусь. — Да, — огрызается он, — но наша жизнь больше не будет нормальной. Ведь так? Так, думает она про себя. Скорее всего, не будет. 6 Первой появилась Берди. Берди Данлоп-Эверс. Моя мать где-то когда-то познакомилась с ней. На какой-то тусовке. Берди играла на скрипке в поп-группе под названием Original Version и ее имя, как мне кажется, было на слуху у любителей музыки. Один сингл едва не занял первую строчку, и группа дважды попала в хит-парад Top of the Pops. Не скажу, что меня интересовали такие вещи. Я никогда не был любителем поп-музыки, а обожествление знаменитостей меня раздражает. Она сидела на нашей кухне и пила чай из одной из наших коричневых кружек. Я даже вздрогнул, когда увидел ее там. Женщина с длинными редкими волосами до пояса, в мужских брюках с ремнем, полосатой рубашке и подтяжках, в длинном сером пальто и зеленых перчатках с обрезанными пальцами. На фоне нашего дома она смотрелась инородным телом, подумал я. Люди, которые приходили в наш дом, обычно носили сшитые на заказ костюмы и атласные платья, они источали ароматы дорогих духов и лосьона после бритья от Кристиана Диора. Когда я вошел, Берди взглянула на меня, и я увидел маленькие голубые глазки с тонкими карандашными линиями бровей над ними, твердую линию рта, плохо сочетавшуюся с мелкими зубами, довольно слабый подбородок, который, как будто прогнулся под унылостью ее лица. Я подумал, что гостья могла бы улыбнуться, но она этого не сделала. — Генри, — сказала моя мама, — это Берди! Та самая, о которой я тебе рассказывала, из поп-группы. — Привет, — поприветствовал я. — Привет, — ответила Берди. Я не смог сразу разобраться в ней. Интонация у нее была, как у моей школьной директрисы, но выглядела она как обычная бродяжка. — Группа Берди хочет снять в нашем доме поп-видео! — сообщила моя мама. Признаюсь честно, в этот момент мне пришлось слегка симулировать безразличие. Я сделал каменное лицо и, ничего не сказав, молча подошел к столу и потянулся к тарелке с булочками и печеньем — моему ежедневному перекусу после школы. Я взял два печенья и налил себе стакан молока. И лишь после этого поинтересовался: — Когда? — На следующей неделе, — сказала Берди. — Мы уже выбрали место, но их вроде как залили соседи сверху или что-то в этом роде. В общем, подлянка. Пришлось все отменить. — И поэтому я сказала: «Приходите, посмотрите на наш дом и скажете, что вы думаете», — продолжила моя мама. — И вот я здесь. — И вот она здесь. Я небрежно кивнул. Я хотел спросить, когда они придут, и могу ли я не ходить в школу в этот день, чтобы чем-то помочь, но тогда я не сделал этого, да и впоследствии никогда не проявлял энтузиазма к чему бы то ни было. Поэтому я, как обычно, методично окунул печенье в молоко и молча его съел. — По-моему, здесь самое то, — сказала Берди, обводя жестом кухню. — Даже лучше, чем в том, другом месте. Просто идеально. Думаю, надо будет подписать пару бумажек. — Она закатила глаза. — Ну вы понимаете, случаются отказы и все прочее. На тот случай, если мы спалим ваш дом. Или одна из ваших лосиных голов свалится на кого-то из нас и убьет насмерть. Типа того. — Да, да, — сказала моя мама так, как будто всю свою жизнь только и делала, что подписывала отказы от претензий за несчастные случаи со смертельным исходом. — В этом есть смысл. И, очевидно, мне нужно сначала обсудить это с мужем. Но я знаю, он будет счастлив. Ему нравится ваша музыка. Я подозревал, что это неправда. Моему отцу нравились песни болельщиков регби и скабрезные оперы. Но ему нравились суета и внимание окружающих, и он любил свой дом, и поэтому любой, кому нравилось его жилище, всегда был здесь желанным гостем.