Она тоже теплая. Затем я смотрю на мертвый экран телефона и вспоминаю то текстовое сообщение. Как от него скрутило живот. Три мерцающие серые точки. КТО ЭТО? И снова я думаю о том, кто они такие. Мертвые люди в самолете, и человек на другом конце линии, и владельцы самолета. Я пыталась игнорировать этот вопрос, прислушаться к советам Марка, но здесь, в одиночестве, на жарком пыльном чердаке, я не могу перестать о них думать. Кто они такие? Я просматривала российские новостные сайты, но ничего не нашла. Патрик — один из них? Или Марк прав? Может, он — сотрудник СО-15 под прикрытием? И это он звонит мне и оставляет молчаливые сообщения? Меня недавно едва не затошнило от мысли, что звонить могла и Холли. Отправлять безмолвные отчаянные послания из места, где она оказалась, возможно, даже вернувшись в Англию. Но потом я вспоминаю тихий бормочущий голос, отвечавший официанту в одном из сообщений. И к тому же у Холли нет моего номера, так что это точно не она. Мои мысли все время возвращаются к владельцам самолета. Звонили ли мне они? Марк уверен, что нет. Но, возможно, они нашли айпи-адрес отеля. И отправились туда. И убили Шарпов — но остановились ли они после этого? Как долго они будут продолжать свои поиски? Что в сумке и ее содержимом представляет для них ценность? И тут я с поразительной ясностью осознаю: они все еще ищут нас. А я здесь одна. Я думаю о Марке, который уехал от меня на такси. А вдруг нас и правда разыскивают? Возможно, они поняли, что убили не ту пару. А теперь я в доме совершенно одна. Я так старалась опередить полицию, превратить нашу находку в настоящие деньги, что совершенно забыла о вполне реальной вероятности того, что меня найдут люди, у которых мы ее стащили. Реальность стучится в дверь, готовая выстрелить мне в голову. Я думаю о задней двери, которую шесть дней назад обнаружила открытой. Теперь я одна, сама по себе. И я не хочу умирать. Мне нужно выяснить, с чем я имею дело. Мне нужно выяснить, кто на меня охотится. И с этой мыслью я спускаюсь вниз с чужим телефоном в руке, натягиваю пальто и выхожу из дома. Пришло время снова его включить. Где-нибудь в безопасном месте. В многолюдном месте. Добравшись до Лестер-сквер, я зигзагами двигаюсь сквозь толпы людей, направляясь в сад в ее центре. Нахожу группу иностранных студентов, приехавших по обмену, которые разговаривают по мобильным или играют на них в игры, обедая на траве. Я останавливаюсь как можно ближе к ним и включаю телефон. Он медленно просыпается. Экран светится белым. Появляется логотип «Эппл». Потом домашний экран. Я даже не пытаюсь переключить его на авиарежим. Позволяю ему поймать сигнал. И он ловит: палочек сигнала становится пять. Понимаете, я рассчитываю вот на что: Лестер-сквер — самая многолюдная площадь в Европе. Я читала о ней в интернете, прежде чем выключить собственный телефон, когда стояла возле входа в нашу станцию метро. На Лестер-сквер за день бывает больше людей, чем в любой другой точке Европы. В среднем 250000 человек за день. И когда я вхожу в сад, я вижу, что он переполнен людьми с телефонами, которые проходят мимо, погрузившись в свои беседы, опустив головы, что-то набирая и ища на экранах. Здесь 109 камер видеонаблюдения, но хотела бы я посмотреть, как кто-то вычислит на Лестер-сквер конкретного человека с конкретным телефоном. Нас тут просто не счесть. Я прячусь у всех на виду. Позволяю айфону поймать сигнал: им это ничем не поможет. Экран оживает. Текстовые сообщения загружаются в телефон. Их два. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ВСЕ ЕЩЕ В СИЛЕ СВЯЖИТЕСЬ СО МНОЙ Они пришли с того же номера, что и прежние. С номера человека, который знает, что кто-то забрал сумку. Но я не понимаю, что означает это сообщение. Какое предложение? Я прокручиваю список вверх, но вижу только старые эсэмэс, которые уже читала на Бора-Бора. Потом я замечаю маленький красный кружок над иконкой звонков. Проверяю журнал. В нем два пропущенных звонка с того же номера, поступивших уже после того, как сумка оказалась у нас и я отправила то нелепое сообщение с Бора-Бора. Два пропущенных звонка… И одно сообщение в голосовой почте. Я сажусь на скамейку, жму на иконку голосовой почты и подношу телефон к уху. Первый голос, который я слышу, — это голос автоматической системы оповещения. Женский, говорит на языке, которого я не понимаю. Восточноевропейский? Русский. Потом раздается долгий сигнал. И связь. Я слышу тишину замкнутого пространства, наверное, комнаты, и кто-то ждет у трубки возможности заговорить. Затем звучит спокойный низкий голос. Мужской. Он говорит по-английски, но с акцентом, который мне трудно определить: «Вы получили предыдущее сообщение. Предложение в силе. Свяжитесь с нами». Конец записи. Я понятия не имею, о чем речь. Какое предыдущее сообщение? Какое предложение? Голос системы снова что-то вещает на русском. А затем возвращается мужской голос. Сохраненное сообщение. То самое, предыдущее. «У вас есть нечто, принадлежащее нам. Мы бы хотели это вернуть». Я чувствую, как воздух застревает в горле. «Я не знаю, как вы сумели заполучить это, не важно на данном этапе, но вернуть это нам — в ваших же интересах», — говорит он. А я вдруг понимаю, что кто-то уже слушал это сообщение, вот почему оно не помечено как новое. Я вспоминаю о приоткрытой задней двери, я думаю о холодной руке Патрика в моих теплых пальцах, я думаю о СО-15, о Саймоне и Эдди. Кто-то был на нашем чердаке? Кто? Но потом я сознаю, что на самом деле прослушать это мог только один человек. Потому что незнакомец из телефона, если бы он действительно нас искал, не стал бы вламываться в наш дом и слушать собственное сообщение. А если бы это был старший инспектор Фостер и люди из СО-15, они немедленно забрали бы все найденное как улики. И если бы кто-то, связанный с Эдди, услышал это, разве Эдди заплатил бы нам два миллиона, когда мог просто забрать бриллианты? Нет, и правда — никто другой не мог побывать на нашем чердаке. А это значит, что не только у меня есть секреты. Марк слушал голосовую почту. «Мы вас вознаградим. Возмещение нашедшему за беспокойство». Я оглядываю площадь, и сердце бьется у меня в груди. Это безумие, я знаю, но я чувствую, что кто-то снова за мной наблюдает. Я рассматриваю лица в толпе, но никто, похоже, мной не интересуется, никто на меня не смотрит. Я вдруг чувствую себя очень одинокой, затерянной в море незнакомцев. В себя я прихожу от звука того же голоса: «Если флешка у вас, свяжитесь со мной. По этому номеру. Предложение: два миллиона евро». Евро. Это значит, что он находится в Европе, правда? Или он знает, что мы живем в Европе. А знает ли он, что мы в Британии? Скорее всего, он проследил телефонный сигнал, когда Марк включал телефон. И сейчас уже наверняка в курсе, что мы в Лондоне. «Сумма вознаграждения не обсуждается. Если вы можете предоставить то, что нам нужно, мы произведем обмен. Нас не интересуете вы, нам нужна только флешка. Однако только вы будете решать, станете ли вы помогать нам ее получить или нет. Свяжитесь со мной». Конец сообщения. Флешка? Я совершенно забыла о ней. И ни одного упоминания о деньгах из сумки. Ни слова о бриллиантах. Им нужна только флешка? Больше, чем деньги, чем бриллианты? Что, черт возьми, может быть на этой флешке? У меня никак не получается сделать вдох. А хочу ли я это знать? Вот же черт. Я выключаю телефон. На всякий случай. Мало ли что. Почему Марк не рассказал мне об этом? Почему он вообще решил включить телефон? И где он его включал? Конечно, он куда более осторожен, чем я. Наверняка он тоже отправился куда-то в людное место. Он ведь умный. Но почему? Зачем он включал телефон? И тут я понимаю. Он слишком боялся, что нас выследят. Еще бы он не боялся. После того что случилось с Шарпами, он чувствовал свою ответственность за их смерть. Он знал, что это был не несчастный случай, и это его испугало. Вот он и притворялся, ради меня. Марк может быть очень убедительным, когда захочет. Так что он проверил телефон. Проверил, чтобы узнать, не ищут ли нас после этого. Оказалось, что ищут, и он решил держать информацию при себе. Чтобы защитить меня. Чтобы я не испугалась до истерики. От чувства вины у меня начинает жечь в груди. Просто не верится, что Марк все это пережил в одиночестве. При том, что я так безрассудно носилась по Лондону. А потом я понимаю, что в этом, наверное, и причина, по которой он мне ничего не сказал. Он не желал, чтобы я знала об этом предложении. Он отдавал себе отчет, что я захочу произвести обмен, и теперь, размышляя об этом, я сознаю: да, да, я хочу. Потому что, если осуществить все правильно, если умело воспользоваться ситуацией, нас ждет огромный выигрыш. Остановиться все равно уже нельзя, останавливаться небезопасно. Если мы не отдадим им то, чего они хотят, они никогда не перестанут нас искать. И я знаю, что Марк не сказал мне о голосовой почте именно потому, что это явно глупая идея. И я знаю, что глупая, потому что они не выяснили точно, где мы находимся, иначе уже забрали бы у нас флешку. Глупая потому, что нам больше не нужны деньги. А я глупая потому, что во все это вляпалась, и теперь, прослушав голосовую почту, я больше всего на свете хочу заключить эту сделку. Они могут не знать, где мы, но продолжат искать, а я хочу, чтобы они остановились. И я хочу еще два миллиона евро. Марк так хорошо меня знает, лучше, чем я сама знаю себя, вот почему он ничего мне не сказал. Потому что я наверняка поступила бы безрассудно. Как сказано в сообщении? «Нас не интересуете вы, нам нужна только флешка. Однако только вы будете решать, станете ли вы помогать нам ее получить или нет». Это угроза? Не совсем. Предупреждение: мы им не нужны, им нужна только их карта памяти. Но если мы не облегчим им задачу, это вполне может стать угрозой. Стоп, стоп, стоп. Два миллиона евро? Что за хрень может быть на той флешке? Этот вопрос подстегивает меня, пока я мчусь с Лестер-сквер обратно к нашему чердаку в северной части Лондона. 34 Четверг, 29 сентября Прекрасная дама в беде Я поднимаю изоляцию, вытаскиваю теплый пакетик и открываю его. Флешки внутри нет. Ее просто нет. Тот предмет, который я раньше трогала через пластик, оказался длинным пустым футляром. Сама флешка из него исчезла. Совсем. Я смотрю на пакет, не в силах в это поверить. Что это значит? Я стою на чердаке, запыхавшаяся, после того как бежала от метро, пот струится по коже, я отчаянно хватаю воздух ртом. Куда она делась? За ней уже приходили? Нет, они не могли. Иначе забрали бы и телефон. Они с нами что-нибудь сделали бы. Я напоминаю себе о том, что, кроме меня и Марка, в доме никого не было. Это наверняка Марк. Как он поступил? Он ее выбросил? Или перепрятал? На тот случай, если я прослушаю сообщения и попытаюсь ее найти. Я включаю свой телефон и смотрю на время. Он уже должен быть в самолете. Я до него не дозвонюсь. Ощутив новую волну тошноты, я опускаюсь на одну из чердачных балок. Нужно было себя поберечь. Меньше бегать. Я снова смотрю на экран телефона. И пишу ему. Я ПРОСЛУШАЛА ГОЛОСОВУЮ ПОЧТУ! ПОЧЕМУ ТЫ МНЕ НЕ СКАЗАЛ? ГДЕ ОНА? Я смотрю на сообщение, задержав палец над кнопкой «отправить». Нет, нет, это неправильно. Слишком злобно. Как будто я в панике. У него наверняка были серьезные причины ничего мне не говорить — и я сама ему о многом не рассказала. Я удаляю сообщение. И набираю вместо него… МАРК, ПОЗВОНИ МНЕ, КОГДА ПРИЗЕМЛИШЬСЯ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ХХХ Я нажимаю «отправить». Так-то лучше. Объясниться он может и позже. Ему пришлось спрятать флешку на случай, если я попытаюсь сделать какую-нибудь глупость. Я думаю о том, где она может быть. Думаю о том, знает ли он, что на ней за информация. Я тоже хочу знать, что там. Флешка наверняка где-то в доме. Ей больше негде быть. Я начинаю со спальни. Обыскиваю его обычные тайники. Мы живем вместе уже четыре года, и я вполне уверена, что мне известны они все. Я проверяю ящик его столика у кровати, маленький сейф внутри. Код — дата его рождения, но внутри ничего, кроме иностранной валюты. Я заглядываю под матрас с его стороны — когда-то он прятал там билеты на концерт Патти Смит, купленные к моему дню рождения, — ничего. Я роюсь в карманах пальто его дедушки, проверяю шкаф, потом старые обувные коробки на верхней полке. Затем перехожу в ванную, проверяю набор для бритья в дальнем углу шкафчика, его стол, его старый брифкейс — ничего, ничего, ничего. Он хорошо ее спрятал. Или, может, забрал ее с собой. Может, он вообще мне не доверяет. Но я знаю, что он не стал бы брать флешку с собой, не стал бы рисковать, помня, что такие вещи легко теряются. Если он спрятал ее от меня, она здесь, где-то в доме. И вот тогда я начинаю злиться. Я переворачиваю дом вверх тормашками. Обыскиваю каждый дюйм. Вытаскиваю все. Высыпаю рис из пакетиков, разоряю кровати, проверяю подкладки, занавески, сумки.