— Ладно. Вот что нам известно. Она смотрит с уверенностью человека, придерживающегося официальной линии. Наверняка она проходила через это уже десятки раз, не спала всю ночь. Я это вижу. По ее взгляду. За эти годы я брала интервью у множества разных людей, и она явно не впервые перемывает те же кости. А теперь делает это снова, для нас. — Итак, я встретила Холли, забрала ее, как вы поняли, с черного хода тюрьмы примерно в восемь утра двенадцатого сентября. Это было семь дней назад. Прошлую неделю она в основном провела в квартире. Смотрела телевизор, спала. Не думаю, что в тюрьме ей удавалось как следует поспать. Она была истощена. Затем, позавчера, в субботу, мы договорились заскочить домой к Шинед — это ее подруга с работы, раньше была парикмахершей, — чтобы та привела в порядок волосы Холли. Она, Холли, все печалилась по поводу того, что стало с ее мелированием в тюрьме, и Шинед сказала, что покрасит ее бесплатно. Вот мы и поехали. Я купила ей новую одежду — «Адидас», знаете, они его сейчас любят. — Она улыбается, как мать, которая знает своего ребенка. — И Холли переоделась. А потом мы отправились в «Нандо», поесть курицы. Ей ужасно хотелось в «Нандо». Она твердила об этом не умолкая. Ну, понимаете, в тюрьме с едой особого выбора не было. Она была худой как спичка, когда приехала домой. Вы же ее видели, сами знаете. В общем, она любила бывать в «Нандо». В этот раз заказала себе половину цыпленка и по одному виду каждого гарнира. Счастья было до небес. Потом мы приехали домой, и она сказала, что хочет сделать несколько звонков с ноутбука, поэтому пошла в свою комнату, и довольно долго ее не было, а потом мы посмотрели несколько старых серий шоу Кардашьян на повторе. Она очень устала и отправилась спать около девяти. Все было, как обычно. Она казалась счастливой. Словно снова стала прежней. А когда вчера утром я зашла в ее комнату, ее там не оказалось. Она взяла с собой только несколько вещей. Не оставила ни записки, ничего. Но я сказала Энди, одно она взяла: нашу фотографию, где мы с ней вместе. Ту, которая была у нее в тюрьме. Она всегда держала эту фотографию возле кровати. Ей нравилось это фото. Она говорила, что смотрит на нее и радуется каждый раз, когда скучает по мне. А такие вещи она говорила очень редко, так что я запомнила. — Мишель смотрит на нас. Больше ей сказать нечего. Таков ее взгляд на историю. — Вы знаете, куда она могла пойти? — спрашиваю я. Она смотрит себе в кружку и хмыкает. — Нет, ничего конкретного. Есть только догадка. Полиция ее рассматривает, и, честно говоря, я не знаю, сколько они мне об этом расскажут. Энди работает в СО-15[22], а из них очень сложно что-то вытянуть. Вы знаете об этих отделах? Борьба с терроризмом, все такое. Это так неожиданно, что я едва удерживаюсь от смеха. С большим трудом. Фил оглядывается на меня. СО-15. Черт возьми! Я всматриваюсь в лицо Мишель, но оно ничего не выражает — только отстраненность и усталость. Она не шутит. Я качаю головой. Нет. Я ничего не знаю о контртерроризме, естественно. — Я просто… Мне очень сложно поверить, что моя Холли в чем-то подобном замешана. Она никогда ни во что не ввязывалась, никогда даже не упоминала Бога или любого рода религию. Энди милый, но тут он ошибается. Я верю ему, но… Я не знаю, пусть он просто ее вернет, это самое главное. Только это имеет значение. Мишель выхватывает мятую пачку из кармана, выуживает из нее сигарету. Я мельком вспоминаю о тесте на беременность, о синем кресте, когда зажигалка щелкает и крошечную комнату наполняет свежая волна дыма. Мишель смотрит через стол на нас обоих, подается вперед на локтях. — Холли не особенно умная девочка, понимаете. Очень норовистая, это да, но она легко поддается влиянию. Так всегда было. Это из-за соперничества. Боевитость такая. «Я круче тебя, я могу это сделать лучше, чем ты». Понимаете? А «это» может быть чем угодно. Хоть действие на спор, хоть поджог автобуса, что угодно. Ей нравится драма. Она просто рисуется. Вот и все. Она всегда такой была. Только в последнее время все стало опасней. Чем старше она становится, тем дальше готова зайти. Я знаю, что это, наверное, моя вина. Ее отец был не лучшим примером, а потом она связалась с Эшем… простите, с Ашаром и его бандой. Это странно; Ашар в школе был таким хорошим мальчиком. Милая турецкая семья. Я как-то встретила его маму. И просто не понимаю… Возможно, мне стоило уделять ей больше времени. Но кому-то нужно было работать, а ее папаша определенно не собирался. — Она замолкает, понимая, что разговор ушел не туда. Она потерялась в собственных катакомбах и тянет нас за собой. Ее нужно вывести обратно к свету. — Холли ушла одна? — спрашиваю я. — Или с кем-то? — Это следующий вопрос, по логике вещей. Но мне кажется, что я уже знаю ответ. — С Эшем… Ашаром, — быстро поправляется она. Я киваю. Теперь все начинает складываться. Эш был тем самым приятелем Холли, который тоже отличился в истории с автобусом. И в голосе Мишель сейчас звучит не вина, а самооправдание. Она ни в чем не виновата. Что она могла сделать, чтобы остановить их? Это все Холли и Эш. С ее точки зрения, вина разделена пополам. Дети просто балуются… Угроза, с ее точки зрения, нереальна. Хотя двое детей на этот раз могли слегка заиграться. Конечно же, невозможно не вмешаться в то, что происходит. Кусочки мозаики складываются в картину, как детали в «Тетрисе». Я уверена, что Энди из СО-15 посвятит нас в них, когда приедет. Но, без сомнения, не позволит нам его снимать. Нам нужно заснять как можно больше, пока он не приехал, и это тоже очевидно. Пока нас не попросили прекратить съемку. Я встаю и начинаю деловито распоряжаться, меняя атмосферу в захламленной квартире. — Мишель, сейчас нам нужно осмотреть ее комнату. Поснимать там. — Это не вопрос. Я не спрашиваю ее разрешения. Мой режиссерский мозг включился, а для фильма нам нужно больше, как можно больше всего, что я только сумею уловить и схватить. Поверьте, я не хочу пользоваться ее состоянием, но Мишель уже показала, что верит авторитету и повинуется властям. Если она решит, что это к лучшему, мы получим то, что нам нужно. А нужно нам заснять комнату Холли, и это видео у нас будет. Я намеренно удерживаю ее взгляд чуть дольше необходимого. Она отводит глаза. И это срабатывает. Она послушно поднимается. — Да, да, конечно. Полиция там уже все обыскала, и они забрали все ее фотографии, так что, думаю, вам вполне можно туда заходить и делать, что нужно. — Она смотрит на меня, ища одобрения, поддержки. Она хочет знать, что полезна. Что она не создает проблем, как Холли. Мишель ведет нас из кухни по коридору. Фил бросает на меня взгляд, который, как я понимаю, должен быть обвиняющим. Ему это не нравится. То, что я сейчас сделала. Это на меня не похоже. Это жестоко. Ну и к черту. Я не уверена, что сегодня меня волнуют подобные вещи. Я не чувствую себя собой. Чтобы это ни значило. Я даже больше не уверена в том, кто я такая. Возможно, я умерла в Тихом океане вместе с Салли Шарп. Комната у Холли маленькая. Подростковая. Простая. Фил медленно обводит ее камерой. Журнальные постеры расклеены по стенам. Модели с жесткими взглядами сжимают флаконы духов. Сексуальность. Деньги. Блестящие стикеры. Дохлые мухи на подоконнике. Томный взгляд Гарри Стайлза[23] с постера. Плакаты с Канье[24]. Плакаты с «Ву-Танг Клан»[25]. Показуха. Опасность. Всё — отголоски старого сумрачного Кройдона, всё дотюремного периода, и лица на плакатах выгорели, почти пять лет глядя в пустую комнату. Но я ищу тут другие вещи. И чувствую, что и Фил тоже. Пусть даже он не одобряет мои методы, но я знаю, что он думает о том же, что и я: есть ли в этой комнате что-нибудь религиозное? Хоть что-нибудь? Я высматриваю такие детали, но не вижу их. Стопка книг у кровати. Книга о моде авторства Виктории Бекхэм, ушастая книга о Гарфилде, «Сила Настоящего», «Маленькая книжечка спокойствия»[26]. Последнюю я меньше всего ожидала увидеть среди книг Холли. Хотя почему бы и нет? Проблеск самопознания? Или подарок желающей добра матери? Это уже не важно. Похоже, она даже не открывала эти книги о самопомощи. Хотя кто я такая, чтобы судить? Я тоже их не читала. И, как бы то ни было, происходящее вовсе не связанно с этими книгами. Потому что это не учебники по терроризму. И тут я понимаю: мы ничего здесь не найдем. Холли было всего восемнадцать, когда она жила в этой комнате. Здесь только реликвии того, какой она была. Но сейчас ей двадцать три. Она выросла и изменилась. Пять лет, проведенных в тюрьме, меняют человека. Кто знает, что могло произойти с ней за это время? Вот посмотрите на меня: моя жизнь изменилась всего за девять дней. Я стала воровкой и лгуньей. И бог знает, кем я стану через пять лет. Надеюсь только, что не заключенной. Снова звонят в дверь, и мы с Филом смотрим на Мишель. Она кивает и выходит, чтобы открыть дверь Энди. Фил опускает камеру. — Ты что-нибудь видишь? — шепчет он. Теперь в его глазах та же настойчивость. Для него этот документальный фильм внезапно стал очень интересным. Он уже чует награды в будущем. — Нет. И не думаю, что мы здесь что-нибудь найдем, Фил. Она вернулась всего на неделю, потом ушла. Нам нужно искать в других местах. «Фейсбук», «Твиттер», все такое. Но Холли не идиотка — по крайней мере, больше не идиотка. Если здесь что-то и есть, это будет непросто найти. Я снова оглядываю комнату, но на этот раз я оказываюсь права, никаких зацепок в ней нет. Выйдя в коридор, мы видим у входной двери Мишель, которая тихо разговаривает с коренастым мужчиной. Энди. Он меньше ростом, чем я представляла, но привлекательный. В том, как он поворачивается к нам навстречу, сквозит харизма, он блещет триумфальной улыбкой: наверное, поэтому он и получил свою работу. Энди умеет нравиться людям. Мишель права, он вызывает доверие. По моим прикидкам, ему чуть за пятьдесят. Полностью сохранившаяся шевелюра. Почти неуловимый аромат дорогого мыла. Мне придется быть предельно осторожной. Он, похоже, очень хорош в своем деле: с Мишель он играет как опытный профи. Осмелюсь предположить, что этот Энди — один из победителей по жизни. Для Энди, наверное, все пути усыпаны розами. Ну что ж, давай, Энди. Давай сделаем это. Я не отправлюсь в тюрьму. Я не проиграю эту битву. Я провожу рукой по своему пальто, чтобы мягко коснуться живота. «Все хорошо. Мамочка о тебе позаботится». Я надеваю свою игровую личину, когда он шагает к нам, улыбаясь. — Эрин, Фил, я детектив, старший инспектор Фостер. Зовите меня Энди. Рад с вами обоими познакомиться и благодарю за то, что подождали. — Он крепко пожимает наши руки. Мы проходим в гостиную Мишель, оставив камеру в коридоре. Фил больше не снимает. Фил, Мишель и я садимся на диван, а старший инспектор Энди устраивается лицом к нам на низком кожаном пуфе по другую сторону захламленного кофейного столика. — Итак, я не знаю, сколько вам рассказала Мишель, но Холли находилась на испытательном сроке после освобождения. Она нарушила правила, уйдя из дома. И еще больше нарушила их, покинув страну, — спокойно заявляет он. Дерьмо. Это чуть более серьезно, чем я надеялась. Я не думала, что все зайдет так далеко. Холли сбежала из страны? Он продолжает: — Это первое. Нарушение испытательного срока, впрочем, отдельная проблема. Главная же проблема, с которой мы столкнулись на данный момент и которая больше всего нас заботит, это то, что Холли сейчас, возможно, пытается пробраться в Сирию в компании Ашара Фарука. Судя по всему, таков ее план. Ее и этого Эша. Мы знаем, что четырнадцать часов назад в аэропорту Станстед она села в самолет до Стамбула. У нас есть запись с камер видеонаблюдения, на которой они оба выходят из аэропорта в Стамбуле и садятся в автобус. Могу смело сказать, что мы обеспокоены. Так что вот как обстоят дела. — Его тон становится серьезным, деловым. Сирия. Это не шутки. И жуткая правда заключается в том, что происходящее — это влажная мечта любого документалиста. События меняют запланированную структуру повествования. Рай для того, кто снимает. Но я определенно не чувствую этого, сидя здесь. Я вижу, насколько хороша может быть история. Я вижу это, но чувствую только ужас. Огромная волна ужаса несется на меня с жуткой скоростью. Все это реально. Холли сделала нечто очень плохое. И спровоцировала полноценное расследование. В которое я вовлечена. Мы все в него вовлечены. А у меня на чердаке, под изоляцией, спрятан пакет с бриллиантами. Который будет выглядеть весьма компрометирующее, если полиция решит обыскать наш дом. Очень компрометирующее. И каждой клеточкой своего тела я хочу, чтобы Холли вбежала в эту дверь, вот прямо сейчас, злая и недовольная, и была с нами самую малость груба. — Наша работа проста, — продолжает старший инспектор Фостер. — Вначале нам нужно выяснить, где Холли, убедиться, что она в безопасности, и по возможности вернуть ее домой. Затем выяснить, с кем она связалась, когда она присоединилась к радикалам в тюрьме и как ей удалось покинуть Соединенное Королевство. Такова информация, в которой я на данный момент заинтересован. Ну и каким образом, по его мнению, мы можем с этим помочь? — А теперь я хочу быть откровенным: что касается самой Холли, до нынешнего момента она не сделала ничего плохого. Нарушение правил испытательного срока — это весьма мелкий проступок по сравнению с другими вещами, которые сейчас на кону. Мы не заинтересованы в том, чтобы наказывать Холли за побег. Куда важнее доставить ее домой и поговорить с ней о том, что происходит. О том, как она сумела получить свои документы, свои контакты. Мы пытаемся ей помочь, ей и другим девушкам, попавшим в похожую ситуацию. Поверьте мне на слово: то место разительно отличается от их представлений о нем. Там нацелены на молодых девушек, проблемных девушек, им обещают золотые горы, а когда девушки добираются туда, уже слишком поздно менять решение, они в ловушке. Холли довольно скоро это выяснит, если уже не выяснила. Им наплевать на девушек, они лишь трофеи. Расходный материал. — Энди смотрит на Мишель, удерживает ее взгляд. — Именно поэтому мы должны вернуть ее домой как можно скорее. Мишель заметно бледнеет. Ее рука сама тянется к карману с сигаретами; она забыла, что оставила пачку на кухонном столе, и отчего-то при мысли об этом мне становится невероятно грустно. — А теперь, Эрин… — Старший инспектор поворачивает свой дальний свет в мою сторону. — Мы не знали, что вы будете снимать сегодня утром. Полагаю, Холли не сообщила об этом своей матери. Мы разговаривали с ребятами из тюрьмы Холлоуэй насчет вашего интервью с Холли. Его, понятное дело, никто пока не видел, но нам было бы очень интересно с ним ознакомиться. Я думаю, у вас может оказаться единственная актуальная запись с Холли. Не считая записей с камер видеонаблюдения, что, если быть честным, мало чем может нам помочь. У нас уйма отделов, которым не терпится увидеть, что у вас есть. Запись ведь все еще у вас? Я киваю. — Ее не редактировали. На данный момент у нас только сырой материал. Я даже сама его не пересматривала, так что не могу сказать, есть ли там что-то интересное с вашей точки зрения… — Это не проблема, — прерывает меня он. И протягивает мне визитную карточку. Старший инспектор Эндрю Фостер. Номер телефона и электронный адрес. — Перешлите мне то, что у вас есть, как можно скорее. — Без проблем. Я беру визитку и демонстративно кладу ее в карман. Полицейские меня нервируют. Всегда нервировали. Я вижу, как он всматривается в мое лицо, ищет что-то, хоть что-нибудь, в чем можно углядеть вину. Я отчаянно пытаюсь казаться равнодушной. Энди оборачивается к Филу: — Вы не присутствовали на интервью в Холлоуэе, верно? Вы никогда лично не встречали Холли? — Нет, никогда не видел Холли. Завтра я встречаюсь с Алексой, — совершенно спокойно отвечает Фил. Впрочем, он-то не связан с авиакатастрофой, двумя убийствами, кражей, обманом и сокрытием ценностей. По-моему, худшее, что сделал Фил в своей жизни, — это выкурил пару косячков. Или загрузил что-нибудь нелегально из интернета. Взгляд старшего инспектора снова смещается на меня. — Ах да, ваш документальный фильм. — Он улыбается. Я не вполне понимаю, что означает его улыбка. — Напомните, кто в нем еще задействован? Он знает. И почти наверняка проверяет меня. Я выдерживаю его взгляд. — Эдди Бишоп из Пентонвилля, Алекса Фуллер из Холлоуэя и Холли, — перечисляю я. Все это записано, и у меня есть бумаги, способные это доказать. Энди чуть заметно кивает. Хорошая выборка. И я знаю, что выборка хороша. Он снова поворачивается к Филу. — Вы, Фил, в общем-то, можете быть свободны, если хотите. Мне нужна только Эрин. Я не хочу задерживать вас дольше необходимого. Так что можете спокойно убегать. Фил смотрит на меня. Я киваю: «Все будет хорошо». Уходя, он оглядывается, вскинув брови. Это было странное утро. Наш документальный фильм может оказаться чем-то большим, чем мы представляли изначально. Я это знаю. И Фил тоже знает. Поэтому он примется тралить все социальные сети и медиаплатформы, где могла отметиться Холли, со своего «Макбука», как только отыщет ближайшее кафе с вай-фаем. Энди отправляет прочь и Мишель, якобы пожелав выпить еще чашку ее отвратительного кофе. Как только она выходит, он подается ко мне, опираясь локтями в колени, и становится еще более серьезным. — Итак, Эрин, во время интервью с Холли вы что-нибудь заметили? Что угодно, что показалось вам необычным, странным? Она хоть что-нибудь при вас упоминала? Без своей улыбки он кажется старше. Кажется более потрепанным, уставшим, больше похожим на детектива, какими я их себе представляла. Я мысленно возвращаюсь к интервью, взятому два месяца назад. С тем же успехом мог пройти и год, учитывая, сколько всего с тех пор случилось. Заметила ли я то, что могло бы намекнуть на ее побег на Ближний Восток? Заметила или нет?