Нормально. — И… шипохвостые скаты. Возможно. Тоже нормально. Они — как манты в нашей лагуне, только меньше размером. — И черепахи. Замечательно, я люблю черепах. — И возможно, но не обязательно — и, знаешь, даже если мы увидим их, нет причин волноваться, они держатся на расстоянии, все будет нормально, — там могут быть тигровые акулы. О. Мой. Бог. Даже я о них знаю. Это настоящие акулы. Большие акулы. От четырех до пяти метров в длину. И теперь мне не очень-то хочется спускаться. Я смотрю на Марка. Он смотрит на меня, и слышен только плеск волн о корпус нашей яхты. Он смеется. — Эрин? Ты мне веришь? — Да, — неохотно говорю я. — Они могут подплыть к тебе, но не причинят тебе вреда, о’кей? — Он удерживает мой взгляд. — О’кей, — киваю я. О’кей. «Просто дыши. Это все, что тебе нужно делать, — говорю я себе. — Дыши. Это как в бассейне. Все будет точно так же, как в бассейне». Мы заканчиваем экипироваться и соскальзываем в воду. Приятно снова проверять с Марком экипировку друг у друга. Безопасно. А еще на него очень приятно смотреть. Он ловит мой взгляд. Ты в порядке? Я киваю. Я в порядке. А затем мы уходим под воду. И медленно погружаемся. Мои глаза прикованы к Марку, я следую за каждым его сигналом, за каждым движением. Потом Марк указывает вперед, и я замечаю его. Я могла рассмотреть затонувший корабль и сверху, сквозь воду, с нашего катера, но теперь мне не мешают волны, и я вижу его безупречно четко, прямо перед нами. Мы погружаемся. По мере того как мои глаза адаптируются к освещению, я начинаю замечать рыб, снующих мимо пузырьков воздуха, которые поднимаются от нас к поверхности. Я прослеживаю взглядом уплывающую от нас рыбу и вижу, как она присоединяется к косяку в тени нашей яхты, целой колонне мерцающего и кружащегося серебра. Я оглядываюсь на Марка. Он контролирует наше погружение, ведет его мягко и медленно. Без резких движений. Он проверяет, все ли со мной в порядке, потом смотрит на наручный компьютер, и взгляд его предельно сосредоточен. Мы погружаемся на пять метров и зависаем для взаимной проверки. Марк жестом спрашивает: «О’кей?» «О’кей», — жестом отвечаю я. У нас все хорошо. Он дает сигнал продолжать погружение. И делает все настолько идеально по инструкции, что я не могу сдержать улыбку, несмотря на загубник регулятора кислорода. Я в надежных руках. Я смотрю вниз и вижу кораллы на скалистых выступах в добрых пяти метрах под нами. Снова смотрю вверх. Поверхность теперь в десяти метрах, ярко мерцает над головой. Я смотрю на Марка. Зависнув в синеве. Вне времени. Он оглядывается на меня и улыбается. Мы погружаемся. Периферийным зрением я замечаю движение. Не объект, лишь смену цвета на глубине, на самом краю видимости. Я поворачиваю голову и сосредотачиваюсь на смутной синеве за нами. Изо всех сил напрягая зрение, я вглядываюсь в темную воду. И тогда я вижу их. Повсюду вокруг нас. Я вижу их одну за другой. И с каждой новой тенью мое сердце пропускает удар. Дозы адреналина выбрасываются в кровь. Они буквально кишат в этой воде. Они описывают широкие круги над обломками, ныряют за риф и появляются из-за него. Их вытянутые тела невесомо парят в сине-голубой атмосфере. Плавники, жабры, пасти, зубы. Скользят, как океанские лайнеры. Акулы. Огромное множество акул. И моей центральной нервной системе все равно, к какому виду они относятся, нервная система реагирует сама по себе. Я не дышу. Мои мышцы застыли, как в кошмаре, когда не можешь закричать. Я смотрю на Марка. Его взгляд быстро оценивает их, оценивает угрозу. Мне удается поднять руку, я в ужасе оттого, что движение может привлечь их внимание. Я жестом спрашиваю: «О’кей?» Рука бесконтрольно дрожит. Марк вскидывает руку: «Подожди». Он окидывает взглядом воду вокруг нас. Я смотрю вверх. Пятнадцать метров до поверхности. Дыши, Эрин! Дыши, чтоб тебя. Я втягиваю воздух. Прохладный чистый воздух из баллона. Выдыхаю медленно и спокойно. Я смотрю, как пузырьки моего выдоха убегают к поверхности. Хорошо. Молодец, Эрин. Марк оборачивается ко мне в воде: «О’кей». Все хорошо. Он улыбается. Мое тело расслабляется. Они безопасны. Мы в безопасности. Я оглядываюсь на них. Ощущение примерно такое, как на поле со стадом крупного рогатого скота. Они так огромны. Есть смутное беспокойство оттого, что они в любую минуту могут напасть на тебя. Нацелиться на тебя. Потом я замечаю их плавники. Кончики плавников — не черные и не серебристые. Они серые. При такой перспективе сложно судить, я не могу понять, насколько они далеко. Но они большие. Они очень большие. Серые рифовые акулы. Они знают, что мы здесь. Они нас видят. Но все будет хорошо. Они не причинят нам вреда. Они не нападут. Все нормально. Мы возобновляем спуск. Проплываем мимо большого косяка желтых и серебристых рыб в шесть футов высотой, очень плотного. Когда мы достигаем дна, Марк дает сигнал следовать за ним к останкам корабля. Он не так уж далеко впереди, покоится на океанском дне. По мере того, как мы приближаемся, его очертания становятся все четче. Я смотрю верх, на косяки рыб и акул над нами. Колонна рыб — буквально кафедральный собор из рыб — кружит в чистейшей воде. Вау! Я оглядываюсь на Марка. Он тоже это видит. Нам не нужны слова, он тянется ко мне сквозь воду и пожимает мою обтянутую перчаткой руку. После погружения мы обедаем на пустом острове, подведя катер так близко к берегу, как только возможно. Мы стаскиваем костюмы и плаваем голышом на отмелях, загораем на пустом пляже. Когда мы снова поднимаемся на борт и отправляемся к Бора-Бора, уже близится вечер. Марк стоит за штурвалом, сосредоточившись на водной глади. В это время суток обратный путь до отеля может занять больше часа. Мне приходится то и дело закрывать глаза, потому что ветер бросает волосы мне в лицо, усталость пронизывает все тело, так что я едва не засыпаю. Светящийся зеленый кружок GPS еле ползет к красной отметке. Мои веки начинают закрываться. Не знаю, заснула ли я, но, открыв глаза, понимаю, что звук мотора определенно изменился: мы замедляем ход. Я смотрю вверх, на Марка. Мы еще не вернулись к Бора-Бора. Вокруг ничего нет, только океан тянется на бесконечные мили во всех направлениях. А потом я вижу то же, что и он. Бумага. В воде, вокруг нас. Листы белой бумаги. Мы приближаемся к пятну из бумаги примерно в десять метров шириной: я не могу определить, что это: журналы, счета или документы, потому что со страниц смылись чернила, оставив темные нечитаемые пятна. Бумаги липнут к поверхности воды, как пленка к коже. Марк смотрит на меня. Что это? Мы оба оглядываем горизонт. На нем нет ничего, кроме синевы. Возможно, это просто мусор? Мы останавливаемся в центре пятна. Наш катер находится в середине гигантского круга плавающей бумаги. Марк выключает мотор. Это по-своему прекрасно. Мы — как инсталляция современного искусства посреди Тихого океана. Я тянусь через борт и вытаскиваю из воды мокрый лист. Надписи растворяются прямо у меня на глазах, как только я его поднимаю, чернила стекают по мокрой белизне. Кто знает, о чем тут было написано? Но вряд ли о чем-то важном, иначе бумага не оказалась бы здесь. Верно? Возможно, ее принесло сюда штормом. Я изучаю черные потеки, сползающие по белым страницам. Даже если это и было важно, теперь уже нет. Мы с Марком обмениваемся взглядами, и тишина сгущается вокруг нас. Это странно. Внезапно у меня появляется безумная мысль о том, что мы умерли. Возможно, мы умерли, и это чистилище. Или сон. Тишину нарушает громкий звук «бум!» по нашему борту. И еще один. Бум! Бум! Волны размеренно стучат чем-то о борт нашей яхты. Мы смотрим в сторону шума, но, что бы там ни было, мы не можем это увидеть. Бум! Бум! Марк хмурится, глядя на меня. Я пожимаю плечами. Я тоже не знаю, что это такое. Но что-то в его внешности — в напряженных плечах, в осанке — заставляет мою кровь заледенеть. Происходит что-то скверное. Марк считает: происходит что-то скверное. Бум! Бум! Уже настойчивее. Бум! Бум! Марк движется в направлении шума. Бум! Бум! Он опирается на борт, широко расставив руки, затем резко вдыхает и наклоняется вперед. Теперь он не двигается. Бум! Бум! Застыв на месте, он смотрит вниз, на то, что там стучит. Бум! Бум! А затем он наклоняется и очень осторожно опускает руку. Рука исчезает из виду. Бум. Бу… С напряженным выдохом Марк перетаскивает пропитанный водой предмет на палубу. Тот приземляется с глухим хлюпающим звуком. К нему прилипли несколько мокрых листов бумаги. Мы стоим и смотрим на него. Это черная спортивная сумка длиной почти метр. Она слишком большая для обычной сумки, с которой ходят в спортзал, но слишком маленькая для туристического рюкзака. Она определенно хорошего качества, но при этом на ней нет ни лейблов, ни надписей. Марк наклоняется, чтобы рассмотреть ее. Ярлыка нет. Адреса владельца тоже. Он ищет застежку, черную на черном и почти незаметную, и находит ее. Застежка пристегнута к обвязке сумки матовым черным кодовым замком. Ха! Ладно. Там явно нечто ценное. И явно не мусор, так ведь? Марк смотрит на меня. Стоит ли ее открывать? Я киваю. Он пытается вырвать змейку вместе с замком и всем прочим. Та не поддается. Он пробует снова. Я пожимаю плечами. Я тоже хочу открыть сумку, но… Он проверяет ткань вокруг застежки. Натягивает ее. Та не поддается. В результате Марк только вздергивает сумку вверх с фиберглассовой палубы, и мокрая ткань хлопает по ней. В сумке явно лежат какие-то вещи. Я могу различить очертания жестких угловатых предметов, которые двигаются внутри, когда Марк пробует ткань на прочность. Затем он резко прекращает это занятие. — Может, стоит подождать, — говорит он. Голос у него напряженный и встревоженный. — Тот, кому она принадлежит, судя по всему, не хочет, чтобы в нее заглядывали. Правильно? Да, думаю, не хочет. Но в данный конкретный момент желание увидеть, что там, внутри, очень велико. Хотя Марк прав. Несомненно, прав. Она не наша, не нам ее открывать, так ведь? — Можно мне? — Я жестом указываю на сумку. Я просто хочу взять ее в руки, пощупать. Может, я сумею опознать предметы по весу или форме. Как рождественские подарки в упаковке. — Конечно, давай. — Он отходит, пропуская меня. — Она тяжелее, чем кажется, — замечает он, как только я берусь за ручки. И он прав. Вид обманчив, она тяжелая. Я медленно поднимаю ее, и сумка повисает на уровне моих лодыжек. Мокрая и тяжелая. Ощущается как… Как будто там…