Теперь Деннис Каллен руководствовался лишь дерзким безрассудством. План его действий был прост, и он прекрасно его осуществил. Он с разбегу набросился на склонившегося человека и повалил его наземь. Позднее он вспоминал, что столкновение с этим типом напоминало удар о кирпичную стену, однако он добился желаемого результата. Человек потерял равновесие, скатился вниз и упал в воду. Освобождение Айзенменгера произошло мгновенно. Лезвие отскочило в сторону, сделав рваный порез под его нижней челюстью, и исчезло. Он погрузился под воду, одновременно услышав приглушенный всплеск справа, и почувствовал, что захлебывается в грязной речной воде — грудь у него сдавило, а в животе начало нарастать чувство тошноты. Он замолотил руками и, откашливаясь, всплыл на поверхность. Почти сразу он увидел протянутую руку и услышал хриплый голос: — Вылезайте. Быстрее! Айзенменгер дрожал от холода — он промок до нитки, разрез на горле болел и пульсировал. Он сидел за обеденным столом Денниса Каллена и пил горячий шоколад, отвечая на вопросы констебля Фишера, а его спаситель сидел напротив с нахмуренным видом. — Вы уверены, что это был Мартин Пендред? — Нет, я не могу в этом поклясться, — покачал головой Айзенменгер. Фишер почесал бровь карандашом. — Но ведь вы сказали… — Мне показалось, что это Пендред. Но я не могу утверждать это с уверенностью… Я не встречался с ним четыре года, да и тогда, во время суда над его братом, я видел его лишь мельком. Однако этот человек был похож на Мелькиора. Фишер достал папку и вынул из нее фотографию. — Это он? Айзенменгер кивнул, к вящему удовлетворению Фишера, тут же занесшего это показание в свой блокнот. — Где вы его увидели? — На Макардл-стрит. — И последовали за ним к реке? Айзенменгер помедлил, прежде чем дать утвердительный ответ. Более опытный или более проницательный следователь заметил бы это, но Фишер не мог похвастаться ни тем ни другим. — Где он на вас напал. — Страшное зрелище. — Мнение мистера Каллена было выслушано с вежливым интересом, но записывать его констебль Фишер не стал. — Интересно, а зачем он на вас набросился? — Фишер снова почесал бровь карандашом. Айзенменгер пожал плечами: — Наверное, ему не понравилось, что я за ним иду. Фишер задумался и счел это вполне вероятным, что и подтвердил медленным и серьезным кивком. — Ну, я думаю, пока мы можем этим ограничиться, доктор Айзенменгер, — промолвил он. Айзенменгер допил шоколад и поставил кружку с изображением Уинстона Черчилля на стол. — Прекрасно, — устало произнес он. Фишер поднялся: — Вам придется сделать официальное заявление. Вы сможете завтра зайти в участок? — В какое время? — Когда вам будет удобно. — А я? — Деннис Каллен явно был обижен выказанным ему пренебрежением. — А что вы? — Констебль Фишер проявил полное отсутствие дипломатической гибкости. — А от меня вы не хотите получить официальное заявление? Первым желанием Фишера было отказаться от этого предложения, однако предусмотрительность взяла в нем верх. Благодаря работе с Гомером он усвоил, что документальных свидетельств много не бывает. — Да, — нехотя согласился он. — Пожалуй, вы тоже можете сделать заявление. — Я благодарю вас за то, что вы сделали, мистер Каллен, — добавил Айзенменгер, еще больше увеличивая удовольствие последнего. — Я понимаю, что мне никогда не удастся отблагодарить вас в полной мере. Айзенменгер встал, и это движение заставило его снова ощутить, насколько мокра его одежда. Полотенце, на котором он сидел, промокло насквозь. — Может, я подвезу вас, доктор Айзенменгер? — предложил Фишер. — Если хотите, можете переночевать здесь, на диване, — вставил хозяин. Но, как ни соблазнительно было это предложение, Айзенменгер отказался. Кроме того что он был мокрым, у него болела грудь, и он хотел остаться один. И мистер Каллен неохотно отпустил его вместе с Фишером. Его машина находилась в нескольких кварталах от этого места, и, когда Фишер довез его до нее, он сел за руль и направился к дому. Он решил, что Елену лучше не беспокоить. Его волновало несколько вещей, происшедших за этот вечер. Во-первых, что делал Пендред у дома Елены, когда он его встретил? У него был такой вид, словно он следил за ним, хотел к нему подойти, но с какой целью? Чтобы наброситься на него, как он и сделал под мостом? А если так, то зачем ему это было нужно? Может, он хотел отомстить? Айзенменгер сыграл не очень значительную роль в осуждении его брата, и тем не менее он внес свою лепту. Однако он был уверен, что занимал отнюдь не первую строку в списке для отмщения. К тому же было что-то странное в том, что сначала Мартин пытался к нему подойти, а затем бросился прочь. С чем это было связано? Он покачал головой и вздохнул. Перед ним стояло слишком много противоречивых вопросов. Он свернул к своему дому, остановился и вышел из машины. Но стоило ему вставить ключ в дверной замок, как в голове возник новый вопрос, не менее обескураживающий. Что за слово прошептал ему на ухо Пендред, когда держал его за голову, намереваясь перерезать ему горло? Он чувствовал, что это было что-то очень важное, но, сколько он ни старался, в памяти его ничего не проступало. Получив отчет Фишера, Гомер тут же бросился к карте. — Полторы мили от кладбища, — с задумчивым видом обронил он и, повернувшись к Райту, добавил: — Что ты думаешь? С точки зрения Райта, это ровным счетом ничего не значило. — Не знаю, сэр, — осторожно ответил тот. Гомер кивнул: — Зачем ему понадобился Айзенменгер? И зачем он на него набросился? Райт оглянулся по сторонам в поисках ответа: — Месть? Гомер скорчил гримасу: — Возможно, но почему он не напал на него прямо на улице? Почему сначала направился к нему, а потом развернулся и побежал? — Вероятно, он хотел увести его с хорошо освещенного участка в более темное и безлюдное место. Это объяснение понравилось Гомеру. — Да, — решил он. — Тут вы, наверное, правы, сержант. Звонок Беверли Уортон выдал противоречивые чувства, которые она испытывала по отношению к Айзенменгеру. Она позвонила ему ночью, сразу после того, как он вернулся домой и еще не успел снять мокрую одежду. Ее хрипловатый голос возродил в нем прежние эмоции и связанное с ними чувство вины, но это не помешало ему ощутить, что она пребывает в состоянии крайнего напряжения. Когда он поинтересовался, с какой целью она хочет с ним встретиться, она сначала отмалчивалась, а затем из нее хлынул целый поток слов, словно потребность в общении одержала верх над сдержанностью и замкнутостью. «Они бросают меня на растерзание волкам, Джон». И этот штамп почему-то не вызвал у него раздражения. А когда он спросил, что она имеет в виду, она ответила: «Дело Пендреда. Они видели газетные заголовки и теперь грозят отстранить меня от работы. Это будет конец, если Гомер докажет, что я ошиблась». Она не плакала, и в ее голосе не слышалось сдерживаемых рыданий, однако назвать его спокойным было нельзя. И тем не менее он не сразу ответил. Возможно, это было жестоко, но он сделал это неосознанно. Пока она дожидалась его ответа, он судорожно размышлял, насколько разумно снова вступать в отношения с Беверли Уортон. — Ты помнишь, Джон, что это я вытащила Елену из огня? — в гробовой тишине промолвила она.