Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 18 из 66 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он вышел на улицу, не догадываясь о том, что за ним из темно-зеленого фургона, припаркованного на расстоянии пятидесяти метров, между двумя уличными фонарями, наблюдают два полицейских офицера, и со свойственным ему целеустремленным видом двинулся в сторону центра. Елена попыталась восстановить спокойствие и чувство независимости, возвращаясь к столу доктора Аккерман, которая была поглощена записями; она не слишком преуспела в этом, постепенно ее затапливала все возраставшая тревога, вызванная незнанием того, что ее ждет дальше. Наконец доктор отвлеклась от своих бумаг, и наступила страшная пауза, прежде чем голова Аккерман приподнялась и Елена попыталась угадать по выражению ее лица, что ее ожидает. Ни на что хорошее она не надеялась. — Я думаю, будет лучше всего, если вы проконсультируетесь у специалиста. «Что бы это могло значить?» — подумала Елена, но на самом деле она уже понимала, о чем идет речь. — А что думаете вы? Еще одна пауза, за время которой Елена успела пролистать в своем воображении целые компендиумы медицинских диагнозов. — Не могу сказать точно… «Но?» — …но кое-какие признаки вызывают у меня беспокойство. Но Елена была не из тех, кого могла успокоить расплывчатая терминология. — То есть? Аккерман ответила не сразу. «Да сколько же еще таких пауз мне придется выдержать?!» — Это может быть рак, — неуверенно промолвила она и дальше затараторила с такой скоростью, словно плотина, сдерживавшая ее, была прорвана: — Но даже если это раковая опухоль, то пока все симптомы не внушают опасений. Опухоль сравнительно небольшая, и нет никаких признаков того, что она успела куда-нибудь распространиться. «И все же рак». В голове Елены теснился миллион вопросов, но она задала всего один: — И что будет дальше? — Я пошлю факс в Западную Королевскую больницу. Я знаю там одного хирурга и сделаю все возможное, чтобы он осмотрел вас как можно раньше. — Завтра? — Елена различила отчаяние в собственном голосе, и ей стало неловко, но даже эта неловкость не смогла заглушить нараставший в ней страх. Впрочем, ответа, который бы полностью ее удовлетворил, она так и не получила. — Я постараюсь. И, выходя из отделения, Елена поняла, что правдивость страшного диагноза не приносит ей облегчения. — Джон? Джон? Лекция закончилась, и Айзенменгер с Милроем начали пробираться сквозь толпу, устремившуюся к выходу. С точки зрения Айзенменгера, в докладе не содержалось ничего выдающегося — он был перегружен слайдами, хаотически испещренными красными, зелеными и желтыми точками, которые благодаря ловкости обращения со статистикой превращались в более крупные расплывчатые мазки того же цвета. Айзенменгера утешало лишь то, что ему удалось усвоить кое-что из сказанного. Услышав свое имя, он обернулся, как и Милрой, стоявший рядом. Через толпу будущих и состоявшихся исследователей к ним пробиралась знакомая фигура. — Исаак! Рад тебя видеть! Заметить Исаака Блументаля было несложно, поскольку он на голову возвышался над окружающими. — И я рад тебя видеть, Джон, — откликнулся он, пожимая руку Айзенменгеру. Затем он повернулся к Милрою, и улыбка его слегка поблекла. — Здравствуй, Уилсон, — произнес он со сдержанностью, которая прозвучала почти как оскорбление. — Здравствуй, Исаак, — с такой же светской улыбкой ответил Милрой. — Я тебя не видел три года. Что ты здесь делаешь? — продолжил Блументаль, поворачиваясь к Айзенменгеру, пока их взаимная антипатия с Милроем не стала еще более очевидной. — Только что приступил к работе на отделении гистопатологии, — ответил Айзенменгер, не проявляя ни малейшего интереса к отношениям между Милроем и Блументалем. — Серьезно? Я слышал, что они ищут временного сотрудника, но даже представить себе не мог, что они убедят тебя пригубить из этой чаши с ядом. Блументаль кинул взгляд на Милроя и вновь вернулся к Айзенменгеру, который вдруг понял, что ничего не знает о происходящем здесь. — Ваше учреждение тоже не назовешь пристанищем райских птичек, — состроив гримасу, огрызнулся Милрой. — Пригубляют на отделении порядочно, но особого яду я там не почувствовал, — опережая ответ Блументаля, пробормотал Айзенменгер. Блументаль улыбнулся, Милрой пропустил замечание Айзенменгера мимо ушей, но оно по крайней мере как-то разрядило обстановку. — Ну, поскольку вы знакомы, а мне пора домой, оставлю вас наслаждаться обществом друг друга, — произнес Милрой и присоединился к уже редевшей толпе, двигавшейся мимо них. — Может, пойдем выпьем? — спросил Блументаль. Айзенменгер вспомнил пустой дом, который ждал его возвращения, и согласился. — Вот и хорошо. И вслед за Блументалем он двинулся по дорожке к небольшому, но, судя по всему, уютному бару, расположенному в переулке прямо напротив входа в медицинскую школу. Блументаль заказал две пинты лучшего горького пива и отнес их к маленькому угловому столику, за которым устроился Айзенменгер. Паб состоял из одной небольшой комнаты, стены которой были украшены рисунками лошадей и скачек восемнадцатого-девятнадцатого веков. По-видимому, его основными посетителями были студенты-медики, медсестры и прочий медицинский персонал. — Кажется, я уловил какую-то напряженность между тобой и доктором Милроем? Блументаль рассмеялся. У него был большой привлекательный рот, а его смешливые глаза выдавали природное добродушие. Его улыбка, обнажавшая ряд прекрасных, симметрично расположенных зубов, вызывала у дантистов сердцебиение; казалось, они уходят в бесконечность, и Айзенменгер даже подозревал, что они соединяются где-то в основании черепа и обнимаются своими эмалированными ручонками. — Ну, я думаю, ты не хуже меня знаешь, что между диагностами и судмедэкспертами всегда существовало соперничество. Несмотря на то, что отделения судебно-медицинской и диагностической патологии тесно связаны между собой, они были разделены в Западной Королевской больнице, что неизбежно приводило к конкуренции между ними. — Неужто? И все дело только в этом? Блументаль снова рассмеялся, однако на этот раз это был довольно короткий и менее добродушный смешок. — Возможно, не только, — вздохнул он. — Знаешь, ты оказался не в лучшем отделении. Айзенменгер пожал плечами: — Я там всего на несколько месяцев. — Да-да, бедная Вики, — откликнулся Блументаль. Айзенменгер уже было собрался отхлебнуть пива, но сказанное Блументалем было настолько многозначительным, что он остановился. — Что ты имеешь в виду? Блументаль пожал плечами и сделал глоток из своей кружки. — Ну давай, Исаак, продолжай, раз уж начал. Девушка за стойкой уронила стакан. Она была юной и очень красивой — возможно, студентка или медсестра, — и Айзенменгер задумался, сочтет ли хозяин ее привлекательную внешность достаточной компенсацией за понесенный убыток. — На самом деле я ничего точно не знаю, Джон; у меня нет конкретных фактов для выдвижения обвинения. — Но?.. — не унимался Айзенменгер. Блументаль с театрально-заговорщицким видом склонился ближе. Он не стал оглядываться по сторонам, чтобы убедиться в том, что его никто не подслушивает, но это был единственный штамп, которым он пренебрег. — Я же говорю, что ничего не знаю, так… только слухи. — Ну тогда расскажи мне о слухах. — Ну, во-первых, в последнее время на отделении резко увеличилось количество медицинских ошибок. — Допущенных Викторией? Блументаль снова пожал плечами. — Откуда я знаю. — И прежде чем Айзенменгер успел подвергнуть это сомнению, поспешно продолжил: — А потом у них там какие-то таинственные отношения между начмедом и Уилсоном Милроем. — Какое отношение они имеют к Виктории? Блументаль, как утка, нырнул в свое пиво. — Милый мой, ты что, не знаешь? Начмед Джеффри Бенс-Джонс ее муж. — Понятно. — Начмед и Милрой не слишком ладят между собой, впрочем, Милрой и профессор тоже не в восторге друг от друга. — А хоть к кому-то Милрой испытывает симпатию?
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!