– Это… это невозможно. – Ранд добрел до окна и уставился на деревню, на людей среди развалин. – Я не верю, что это случилось, это просто невозможно. – Что-то на Лужайке привлекло его взгляд. Он всмотрелся и понял, что это почерневший обрубок весеннего шеста. Веселый Бэл Тайн, с торговцем, и с менестрелем, и с чужаками. Ранда передернуло, и он отчаянно замотал головой. – Нет. Нет, я простой пастух! Темному незачем мною интересоваться. – Он приложил много сил и средств, – мрачно сказал Лан, – чтобы провести так много троллоков, не подняв шума и тревоги, так далеко – от Пограничных земель до Кэймлина и дальше. Хотел бы я знать, как это им удалось. Неужели ты веришь, что они пришли всего лишь затем, чтобы спалить несколько домов? – Они еще вернутся, – добавила Морейн. Ранд открыл было рот, чтобы возразить Лану, но замечание Морейн остановило его. Он повернулся к ней: – Вернутся? Вы не можете их остановить? Как прошлой ночью, хотя вас и застали врасплох? А теперь вам известно, что они здесь. – Возможно, – ответила Морейн. – Я могла бы послать в Тар Валон за некоторыми сестрами, но им потребуется время на нелегкий путь сюда. Мурддраал тоже знает, что я здесь, и, вероятно, нападать не станет – по крайней мере, в открытую, – нуждаясь в подкреплении: нужны еще мурддраалы и побольше троллоков. С призванными Айз Седай и Стражами троллоков можно будет отогнать, хотя сколько для этого понадобится сражаться, я не знаю. Перед мысленным взором Ранда пробежали картины: весь Эмондов Луг – огромное пепелище. Пылают фермы. И Сторожевой Холм, и Дивен Райд, и Таренский Перевоз. Кругом пепел и кровь. – Нет, – произнес он и почувствовал, как внутри что-то оборвалось – как будто он не удержал чего-то. – Поэтому-то я и должен ехать? Троллоки не вернутся, если меня здесь не будет. – Последняя кроха упрямства заставила его прибавить: – Если они в самом деле явились за мной. Брови Морейн приподнялись, как будто она удивилась тому, что его в этом еще не убедили. – Ты хочешь держать пари, поставив в заклад свою деревню, овечий пастух? – спросил Лан. – Все свое Двуречье? Упрямство Ранда тут же улетучилось. – Нет, – вновь сказал он и опять ощутил внутри какую-то пустоту. – Перрину и Мэту тоже придется уйти, да? – Покинуть Двуречье. Оставить дом и отца. По крайней мере, Тэму должно стать лучше. По крайней мере, ему нужно услышать от отца, что все сказанное на Карьерной дороге – вздор. – Мы могли бы, наверное, отправиться в Байрлон или даже в Кэймлин. Я слышал, что в Кэймлине людей больше, чем во всем Двуречье. Там мы будем в безопасности. – Ранд попробовал засмеяться, но смех прозвучал совершенно неискренне. – Бывало, я мечтал о том, чтобы повидать Кэймлин. Никогда не предполагал, что все может обернуться таким вот образом. Повисло долгое молчание, потом заговорил Лан: – Я бы не считал Кэймлин безопасным местом. Если ты так сильно нужен мурддраалу, то до тебя доберутся и там. Стены – не преграда для Получеловека. А ты будешь круглым дураком, если не веришь, что ты очень им нужен. Ранд думал, что у него такое подавленное настроение – дальше некуда, но после слов Лана он еще больше пал духом. – Есть безопасное место, – негромко произнесла Морейн, и Ранд навострил уши. – В Тар Валоне ты будешь среди Айз Седай и Стражей. Даже в ходе Троллоковых войн войска Темного опасались атаковать Сияющие Стены. Единственная попытка штурма обернулась их величайшим поражением, самым тяжелым за все то время. И Тар Валон хранит знания, которые мы, Айз Седай, собирали со Времени безумия. Некоторые отрывки даже датируются Эпохой легенд. В Тар Валоне, и только там, ты сможешь узнать, что нужно от тебя мурддраалу. Почему ты нужен Отцу Лжи. Это я обещаю. Путешествие в Тар Валон – просто немыслимо. Путешествие туда, где вокруг него будут Айз Седай. Да, Морейн исцелила Тэма – или, по крайней мере, выглядело так, что она это сделала, – но куда деваться от всех этих сказаний? И так-то не очень уютно себя чувствуешь, когда рядом в комнате одна Айз Седай, а каково будет в городе, где они везде?.. И она все еще не назвала цену за все. Цена была всегда – так говорится в преданиях. – Как долго проспит мой отец? – наконец вымолвил Ранд. – Я… Мне нужно с ним поговорить. Нельзя, чтобы он проснулся и увидел, что меня нет рядом. – Ему почудилось, будто он услышал, как облегченно вздохнул Лан. Юноша пытливо взглянул на него, но лицо Стража ничего не выражало. – Не стоит его будить до нашего отъезда, – сказала Морейн. – Я думаю, отправиться нужно вскоре после наступления темноты. Даже единственный день промедления может стать роковым. Будет лучше, если ты оставишь ему записку. – Уезжать на ночь глядя? – с сомнением заметил Ранд, и Лан кивнул. – Получеловек очень скоро сможет обнаружить, что мы уехали. Нам незачем облегчать ему задачу. Ранд возился с одеялами. До Тар Валона путь неблизкий. – В таком случае… В таком случае лучше я пойду разыщу Мэта и Перрина. – Я сама займусь этим. – Морейн проворно поднялась на ноги и с неожиданно вновь обретенной энергией набросила свой плащ на плечи. Она положила руку на плечо юноше, и тот с огромным трудом сдержался, чтобы не отстраниться. Морейн не сжимала его плечо, но хватка была железная – так палка с рогулиной надежно удерживает змею. – Будет лучше, если этот разговор останется между нами. Понимаешь? Если кто-то из тех, кто нарисовал клык Дракона на двери гостиницы, узнает о наших планах, они могут доставить нам кучу неприятностей. – Да, я понимаю. – Ранд облегченно перевел дыхание, когда она убрала руку. – Я попрошу миссис ал’Вир принести тебе поесть, – продолжила Морейн, как бы не замечая его реакции. – Потом тебе нужно поспать. Даже после отдыха тебе сегодня ночью предстоит тяжелая поездка. Дверь за ними закрылась, и Ранд остался стоять, глядя на Тэма – глядя, но ничего не видя. До самой этой минуты он не осознавал, что Эмондов Луг тоже часть его души, как и сам он – часть Эмондова Луга. Он понял это именно сейчас, потому что чувствовал, как мучительно и больно расставание с родной деревней, – его словно разрывали на части. Но он должен покинуть Эмондов Луг. Его ищет Пастырь Ночи. Это невозможно – он всего-то фермер, – но пришли троллоки, и в одном Лан прав: Ранд не может рисковать деревней, понадеявшись на то, что Морейн ошибается. Он даже не может никому сказать, от Коплинов наверняка хлопот не оберешься, прослышь они хоть что-то подобное. Ему придется поверить Айз Седай. – Не разбуди его ненароком, – сказала миссис ал’Вир, когда мэр, войдя, закрыл за собой и за женой дверь. От накрытого полотенцем подноса, который она держала в руках, распространялись соблазнительные запахи горячей еды. Миссис ал’Вир поставила поднос на сундук подле стены, затем решительно потянула Ранда прочь от кровати. – Госпожа Морейн сказала мне обо всем, что ему нужно, – тихо проговорила она, – и она не упоминала, что ты от истощения должен свалиться Тэму на макушку. Я принесла тебе немножко поесть. Давай-ка, чтобы не остыло. – По-моему, не стоило ее так называть, – сварливо заметил Бран. – Правильнее бы – Морейн Седай. Она могла рассердиться. Миссис ал’Вир любя шлепнула мужа по щеке: – Предоставь мне беспокоиться об этом. У нас с нею был долгий разговор. И говори потише. Если разбудишь Тэма, то за это ответишь мне и Морейн Седай. – Она подчеркнуто выделила голосом титул Морейн, отчего требование Брана стало чуть ли не смешным. – Так, вы двое, не путайтесь у меня под ногами. – Нежно улыбнувшись мужу, миссис ал’Вир повернулась к Тэму. Мастер ал’Вир расстроенно глянул на Ранда: – Она – Айз Седай. Половина женщин в деревне ведут себя так, словно она из Круга женщин, а оставшиеся – словно она троллок. Ни одна из них, похоже, не понимает, что, когда рядом Айз Седай, нужно быть осмотрительнее. Мужчины все время на нее косятся, но они-то хоть не делают ничего такого, что может разозлить ее. «Осмотрительнее», – подумал Ранд. Еще не поздно быть осмотрительнее. – Мастер ал’Вир, – медленно произнес он, – вы не знаете, на сколько ферм напали? – Пока я слышал, что только на две, считая и вашу. – Мэр помолчал, нахмурившись, затем пожал плечами. – Судя по тому, что здесь случилось, вряд ли, наверное, этим все ограничится. Мне бы порадоваться, но… Ладно, еще до исхода дня мы, скорей всего, услышим и узнаем больше. Ранд вздохнул. Нет смысла спрашивать, чья была вторая ферма. – Здесь, в деревне, они… Я хочу сказать, ничего не было такого, что подсказало бы, зачем они сюда пришли? – Зачем, мальчик? Не знаю, ради чего они заявились, может, просто для того, чтобы убить всех нас. Все было так, как я рассказывал. Загавкали собаки, а Морейн Седай и Лан бегали по улицам, затем кто-то закричал, что загорелся дом мастера Лухана и кузница. Запылал дом Абелла Коутона – это странно; он же почти в центре деревни. Так или иначе, но троллоки были среди нас, были везде. Нет, не думаю, что они пришли за чем-то. – Он коротко хохотнул и замолк, бросив опасливый взгляд на жену. Та не отводила взгляда от Тэма. – Сказать по правде, – продолжил мастер ал’Вир тихо, – они, кажется, пришли в замешательство, как и мы. Сомневаюсь, чтобы они обрадовались, обнаружив тут Айз Седай или Стража. – Да уж вряд ли, – ухмыльнулся Ранд. Если Морейн сказала правду об этом, то, скорей всего, правду она сказала и об остальном. Ранд подумал было о том, чтобы спросить совета у мэра, но мастер ал’Вир явно знал об Айз Седай не намного больше, чем любой другой в деревне. Кроме того, ему не очень хотелось рассказывать даже мэру о том, что он знает, – о том, что происходит, по словам Морейн. Он не был уверен, чего боится больше – того, что его поднимут на смех, или того, что ему поверят. Юноша провел большим пальцем по рукояти меча Тэма. Его отец побывал во внешнем мире; и он должен знать об Айз Седай больше, чем мэр. Но если Тэм на самом деле бывал вне Двуречья, тогда, быть может, его слова в Западном лесу… Юноша с силой провел руками по волосам, разгоняя эту вереницу мыслей. – Тебе нужно поспать, парень, – сказал мэр. – Да-да, нужно, – присоединилась к нему миссис ал’Вир. – Ты же почти валишься с ног. Ранд удивленно уставился на нее. Он даже не заметил, когда она отошла от его отца. Да, ему нужно поспать; и от этой мысли он зевнул. – Можешь прилечь на кровать в соседней комнате, – сказал мэр. – Там уже камин разожгли. Ранд посмотрел на отца. Тэм по-прежнему спал глубоким сном, и юноша снова зевнул. – Я бы здесь остался, если не возражаете. Пока он не проснется. Решение этого вопроса мэр предоставил миссис ал’Вир: уход за больным – ее дело. Она поколебалась и согласно кивнула. – Но ты не будешь его будить, пусть он проснется сам. Если ты потревожишь его сон… Ранд попытался было сказать, что будет выполнять все ее распоряжения, но слова потерялись в очередном зевке. Миссис ал’Вир с улыбкой покачала головой: – Ты-то точно уснешь сразу же. Если хочешь остаться, то подвинься поближе к огню. И перед сном выпей немного говяжьего бульона. – Обязательно, – сказал Ранд. Он готов был согласиться со всем, лишь бы остаться в этой комнате. – И я не стану его будить. – Да уж прослежу, чтобы не разбудил, – сказала миссис ал’Вир твердым, но добродушным голосом. – Я принесу тебе подушку и пару одеял. Когда в конце концов дверь за четой ал’Вир закрылась, Ранд подтащил единственный в комнате стул к кровати, поставив его так, чтобы можно было смотреть на Тэма, и устроился на нем. Миссис ал’Вир была права, говоря, что ему надо вздремнуть, – при каждом зевке у него трещали челюсти, – но пока еще засыпать ему нельзя. Тэм в любую минуту может проснуться, и, скорей всего, ненадолго. Нужно подождать. Он морщился и вертелся на стуле, рассеянно отодвигая эфес меча подальше от ребер. Ранд постоянно возвращался к запрету Морейн что-либо рассказывать кому бы то ни было, но, в конце концов, это же Тэм. Это… Он решительно сжал челюсти. «Мой отец. Моему отцу я могу рассказать все». Ранд поерзал немного и откинул голову на высокую спинку стула. Тэм – его отец, и никто не может приказать ему говорить или не говорить со своим отцом. Ему просто нужно подождать и не заснуть, пока не проснется Тэм. Ему просто нужно… Глава 9 О чем рассказало Колесо Ранд бежал, сердце бешено колотилось, и он в смятении оглядывал окружающие его со всех сторон голые холмы. В эту местность весна не опоздала, – сюда она вообще никогда не приходила, да и не придет. На этой промерзшей земле, хрустевшей под сапогом, не росло ничего, даже клочка лишайника не было видно. Ранд протиснулся между валунов высотой в два его роста, припорошенных слоем пыли, словно на них никогда не падала ни единая капля дождя. Солнце – распухший кроваво-красный шар – немилосердно палило, сильнее, чем в самый жаркий летний полдень; его лучи жгли глаза, оно словно застыло на месте в опрокинутом свинцово-сером котле неба, где на горизонте клубились и перекатывались пронзительно-черные и серебристо-серые облака. Но от крутящегося облачного водоворота не чувствовалось даже самого слабого порыва ветра, и, несмотря на зловещее солнце, воздух обжигал зимним холодом. На бегу Ранд то и дело оглядывался через плечо, но преследователей своих не видел. Лишь унылые холмы да черные зубья гор, над многими из которых курились плюмажи темных дымов, сливающиеся вверху с беспорядочно крутящимися облаками. Хоть погоню он и не заметил, но услышал ее: следом несся вой, грубые, азартно улюлюкающие голоса, предвкушающие скорую кровавую развязку вопли. Троллоки. Все ближе, а силы на исходе. В отчаянном броске Ранд вскарабкался на вершину острого, как нож, гребня горы и со стоном упал на колени. Скальная стена тысячефутовым утесом отвесно обрывалась в громадное ущелье. Бледная туманная дымка окутывала дно каньона, по ее плотно-серой поверхности прокатывались мрачные волны, набегая и разбиваясь об утес внизу, но гораздо медленнее, чем двигались бы любые неторопливые океанские валы. На мгновение клубы тумана наливались красным, будто под ними вспыхивали и угасали громадные языки пламени. В невидимых глубинах долины рокотал гром, в сумраке высверкивали молнии, устремляясь порой вверх, к небу. Но не сама долина отняла у Ранда силы и наполнила его душу безысходностью. Из самой середины клубящихся паров вздымалась гора, гора выше любой из Гор тумана, что он видел, гора столь же мрачная, как потеря всех надежд. Именно этот унылый каменный пик, кинжалом вонзившийся в небеса, стал источником опустошенности и отчаяния. Он никогда не видел ее прежде, но узнал. Воспоминание о ней ускользнуло от него, словно ртуть, едва он попытался ухватить его, но воспоминание об этой горе было с ним. Он знал: эта память – с ним.