– Если он вообще проснется, – добавил Мэт. – Ранд, – спросил Ивин, – менестрель здесь? – Увидишь, – со смехом ответил Ранд. Ясное дело, Ивин все равно не поверит, пока собственными глазами не увидит менестреля. – Рано или поздно он спустится из своей комнаты. По ту сторону Фургонного моста раздались радостные возгласы, и когда Ранд увидел, что послужило поводом для них, он уже засмеялся от всей души. К мосту, сопровождаемый беспорядочной толпой деревенских – от седовласых стариков до только-только научившихся ходить малышей, – двигался высокий фургон, который тащила восьмерка лошадей. Округлый парусиновый верх был увешан снаружи множеством узелков и котомок, смахивающих на гроздья винограда. Наконец-то прибыл торговец. Чужаки и менестрель, фейерверк и торговец. Судя по всему, намечался самый лучший Бэл Тайн из всех. Глава 3 Торговец Под перестук гремящих горшков фургон торговца прогрохотал по тяжелым балкам Фургонного моста. По-прежнему окруженный толпой деревенских и пришедших на праздник фермеров, торговец остановил лошадей перед гостиницей. Со всех сторон к громадному фургону с большими, выше человеческого роста, колесами стекался народ, все взоры были прикованы к торговцу, сидевшему с вожжами в руках. Человека в фургоне – бледного, щуплого мужчину с костлявыми руками и большим крючковатым носом – звали Падан Фейн. Фейн, всегда улыбающийся и смеющийся, словно над ему одному известной шуткой, каждую весну, сколько помнил себя Ранд, являлся в Эмондов Луг со своим фургоном и упряжкой. Дверь гостиницы распахнулась, едва только восьмерка, позвякивая сбруей, остановилась, и, предводительствуемый мастером ал’Виром и Тэмом, появился Совет деревни. Члены Совета вышагивали нарочито медленно, даже Кенн Буйе, в сопровождении нетерпеливых воплей всех прочих, требовавших кто булавок, кто кружев, кто книг или еще доброй дюжины видов всевозможных товаров. Толпа неохотно расступалась, пропуская процессию, и тут же поспешно смыкалась за нею. Адресованные торговцу возгласы не смолкали. Большинство сбежавшихся к фургону требовало новостей. С точки зрения жителей деревни, иголки, чай и тому подобное – не более чем половина груза в фургоне. Столь же, если не более, важно любое слово извне, известия из мира за пределами Двуречья. Одни торговцы просто рассказывают, что знают, вываливая все сразу в одну кучу и предоставляя деревенским самим в этой куче разбираться. Из других почти каждое слово приходилось вытягивать чуть ли не клещами, они разговаривали нехотя и без особой вежливости. Фейн, однако, говорил охотно, зачастую с подковырками, и истории свои заводил надолго, делясь разнообразными подробностями, превращая рассказ в представление, вполне сравнимое с представлением менестреля. Он просто наслаждался всеобщим вниманием, расхаживая с гордым видом, словно петух, ловя на себе взгляды слушателей. Ранду пришло в голову, что Фейну не доставит особой радости узнать, что в Эмондовом Лугу оказался настоящий менестрель. Торговец, с нарочитой тщательностью занявшийся привязыванием поводьев, уделил Совету и селянам одинаковое внимание, которое при всем желании вообще трудно было назвать вниманием. Фейн небрежно кивнул всем и никому в отдельности. Он улыбался, ничего не говоря, и рассеянным взмахом руки приветствовал тех, с кем был особо дружен, хотя его дружеские отношения всегда отличались необычайной сдержанностью и никогда не заходили дальше похлопываний по спине. Все громче становились просьбы рассказать о новостях, но Фейн не торопился, перекладывая какие-то предметы у сиденья, пока напряженное ожидание толпы не достигло такого накала, к которому он стремился. Лишь Совет хранил молчание, в соответствии с достоинством, приличествующим его положению, только облако табачного дыма выдавало нетерпение членов Совета. Ранд и Мэт втиснулись в толпу, подбираясь к фургону как можно ближе. Ранд наверняка остановился бы где-то в середке, не вцепись ему в рукав Мэт, который, ужом пробираясь между собравшимися у гостиницы селянами, и вытянул друга прямо за спины членов Совета. – Я уж подумал, что ты весь праздник проторчишь на ферме, – перекрывая гам, выкрикнул Перрин Айбара. На полголовы ниже Ранда, курчавый подмастерье кузнеца был коренастым, с широкой грудью, словно полтора человека в обхвате, с могучими, под стать самому мастеру Лухану, плечами и руками. Перрин легко бы протолкался через столпотворение, но это было не в его характере. Он пробирался между людьми с осторожностью, не забывая извиняться, хотя на него вряд ли кто обращал внимание – оно целиком было отдано торговцу. Но Перрин все равно извинялся и старался никого не толкнуть, когда прокладывал себе дорогу сквозь толпу к Ранду и Мэту. – Представляете, – сказал он, когда наконец добрался до них, – Бэл Тайн и торговец, оба вместе. Держу пари, что и фейерверк будет. – Да ты и четверти всего не знаешь, – засмеялся Мэт. Перрин с подозрением оглядел его, затем вопросительно посмотрел на Ранда. – Это верно! – крикнул Ранд, затем взмахнул рукой на увеличивающуюся толпу и гаркнул во весь голос: – Потом! Я объясню все позже… Потом, я сказал! В этот же миг Падан Фейн поднялся с сиденья фургона, и толпа сразу притихла. Последние слова Ранда громом прокатились в полнейшей тишине, застигнув торговца с поднятой рукой, в драматической позе и с открытым ртом. Все изумленно воззрились на Ранда. Костлявый низенький человек в фургоне, который уже приготовился своими первыми словами приковать к себе все взоры, пронзил Ранда колючим, испытующим взглядом. Ранд вспыхнул, ему страшно захотелось стать ростом с Ивина, чтобы не возвышаться над толпой. К тому же его приятели неловко подались в сторону. Всего год прошел с тех пор, как Фейн впервые стал признавать их за мужчин. Обычно у Фейна не находилось времени для кого-то чересчур юного, чтобы купить у него какой-нибудь товар по хорошей цене. Ранд надеялся, что в глазах торговца он не скатится вновь до уровня детишек. Громко откашлявшись, Фейн одернул тяжелый плащ. – Нет, не потом, – заявил торжественно торговец, снова воздев руку. – Сейчас я расскажу вам. – Широким движением руки он словно разбрасывал слова над толпой. – Вы думаете, только у вас, в Двуречье, беды? Во всем мире беды: от Великого Запустения и к югу, до Моря штормов, от океана Арит на западе до Айильской пустыни на востоке. И даже дальше. Зима оказалась куда более жестокой, чем вы даже можете вообразить, такой холодной, что от мороза у вас кровь стыла в жилах и трещали кости? Да-а! Зима оказалась холодной и жестокой везде. В Пограничных землях вашу зиму назвали бы весной. Но весна не приходит, говорите вы? Волки убивают ваших овец? Наверно, волки нападали и на людей? Дела обстоят именно так? А теперь вот что. Весна запаздывает везде. Везде волки, алчущие любой плоти, в которую можно впиться клыками, будь то овца, корова или человек. Но есть вещи похуже, чем волки или зима. Есть те, кто был бы рад, если б ему грозили только ваши маленькие неприятности. Падан Фейн сделал драматическую паузу. – Что может быть хуже волков, убивающих овец и людей? – спросил громко Кенн Буйе. Остальные согласно загудели. – Люди, убивающие людей! – откликнулся торговец зловещим тоном. Его ответ вызвал потрясенный шепот, который стал явственнее, когда он продолжил. – Я хочу сказать, что это – война. В Гэалдане – война! Война и безумие. Снег в Даллинском лесу красен от людской крови. Воронами и криками воронов полно небо. Армии идут к Гэалдану. Государства, великие рода и великие мужи посылают солдат на бой. – Война? – Язык мастера ал’Вира с трудом справился с непривычным словом. В Двуречье никто никогда не имел ничего общего с войной. – Почему они затеяли войну? Фейн ухмыльнулся, и у Ранда появилось чувство, что тот насмехается над жителями деревни, отрезанной от мира, и над их неведением. Торговец склонился к мастеру ал’Виру, словно бы желая поделиться с ним некой тайной, но шепот его, предназначенный не только мэру, был услышан всеми: – Поднят стяг Дракона, и собираются войска, чтобы выступить против него. Или поддержать его. Один долгий вздох пронесся над всеми собравшимися, и Ранд невольно вздрогнул. – Дракон! – застонал кто-то. – Темный свободен и в Гэалдане! – Не Темный, – прорычал Харал Лухан. – Дракон – это не Темный. И вообще, это – Лжедракон! – Давайте послушаем, что скажет мастер Фейн, – повысил голос мэр, но не так-то просто оказалось утихомирить всех. Со всех сторон кричали люди, мужчины и женщины, стараясь перекричать друг друга. – Ничем не лучше Темного! – Мир-то Дракон разломал? – Он все начал! Он – причина Времен безумия! – Ты пророчества знаешь? Когда возродится Дракон, худшие кошмары покажутся тебе самыми нежными мечтаниями! – Он еще один Лжедракон. Он должен им быть! – Да какая разница? Вспомни последнего Лжедракона. Он тоже развязал войну. Погибли тысячи, разве не так, Фейн? Он осадил Иллиан. – Злые времена! Двадцать лет никто не объявлял себя Возрожденным Драконом, а теперь – уже третий за последние пять лет. Злые времена! Одна погода чего стоит! Ранд обменялся взглядами с Мэтом и Перрином. Глаза Мэта сверкали от возбуждения, но Перрин обеспокоенно хмурился. Ранд помнил истории о тех людях, что называли себя Возрожденными Драконами. Даже если все они оказывались потом Лжедраконами, погибая или бесследно исчезая, не исполнив ни одного из пророчеств, все равно они успевали содеять немало зла. Войны сокрушали целые государства, города и села предавались огню. Мертвые устилали телами землю, как листья осенью, беженцы забивали дороги, словно овцы – маленький загончик. Так рассказывали торговцы и купцы, и в Двуречье никто, обладающий здравым смыслом, не сомневался в этом. Как говаривали некоторые, когда вновь родится подлинный Дракон, миру настанет конец. – Прекратите! – закричал мэр. – Тихо! Хватит чесать языки и тешить свое воображение. Пусть мастер Фейн расскажет нам об этом Лжедраконе. Шум начал стихать, но Кенн Буйе молчать не намеревался. – Это на самом деле Лжедракон? – спросил кровельщик угрюмо. Мастер ал’Вир, опешив, заморгал, затем накинулся на Буйе: – Не будь старым дураком, Кенн! Но тот уже вновь распалил толпу. – Он не может оказаться Возрожденным Драконом! Да поможет нам Свет, он не может им быть! – Ты старый дурак, Буйе! Тебе что, этих бед мало? – Следующим еще Темного назови! Да ты одержим Драконом, Кенн Буйе! Хочешь на нас беду накликать? Кенн вызывающе обвел взором стоящих вокруг себя, пытаясь смутить взглядом сердито уставившихся на него, и возвысил голос: – Я не слышал, чтобы Фейн говорил о Лжедраконе. А вы слышали? Протрите глаза! Есть где-нибудь всходы, что поднялись хотя бы до колена? Почему до сих пор зима, когда с месяц как положено быть весне? – (Раздались гневные возгласы, чтобы Кенн попридержал язык.) – Я молчать не буду! Хоть мне и не по нраву этот разговор, но я не стану прятать голову под корзину, когда люди из Таренского Перевоза придут резать мне горло. И я не стану попустительствовать забавам Фейна. Говори ясно, торговец. Что тебе известно? А? Этот человек – Лжедракон? Если Фейн и был встревожен новостями, что он принес, или смущен ссорой, причиной которой стал, то ничем этого не показал. Он лишь пожал плечами и почесал нос худым пальцем. – Мм, насчет этого… кто может сказать, пока это не кончится и не случится? – На секунду он умолк, растянув губы в своей таящей секрет ухмылке и обежав взглядом лица людей, столпившихся вокруг, будто раздумывая, как на них подействует то, что он скажет, и найдут ли они это занятным. – Я знаю, – произнес Фейн нарочито небрежным тоном, – что он обладает Единой Силой. Другие же – нет. И он может ее направлять. Земля разверзается под ногами его врагов, крепкие стены рушатся от его голоса. Молнии являются на его зов и бьют, куда он укажет. Вот что я слышал, и слышал от людей, которым верю. Воцарилось гробовое молчание. Ранд взглянул на своих друзей. Перрину новости вовсе не нравились, но Мэт по-прежнему выглядел возбужденным. Тэм, на вид лишь чуть-чуть менее спокойный, чем обычно, потянул мэра поближе к себе, но не успел он ничего сказать, как прорвало Ивина Финнгара. – Он же сойдет с ума и погибнет! В сказаниях мужчины, которые направляют Силу, всегда сходят с ума, а потом чахнут и умирают. Только женщины могут управлять ею. Разве он этого не знает? Ивин едва увернулся от затрещины. – Хватит тебе об этом, мальчишка! – Кенн потряс узловатым пальцем перед лицом Ивина. – Выкажи надлежащее почтение старшим и оставь это дело взрослым. Убирайся отсюда! – Полегче, Кенн, – проворчал Тэм. – Мальчик всего-навсего любопытен. Незачем так кипятиться. – Не веди себя как ребенок, – добавил Бран, – и хоть сейчас вспомни, что ты член Совета. С каждым словом Тэма и мэра морщинистое лицо Кенна наливалось кровью, пока наконец не стало почти багровым. – Да вы понимаете, о каких женщинах говорит этот сопляк?! Нечего на меня хмуриться, Лухан, и ты не смотри так, Кро. Это порядочная деревня приличного народа, и уже плохо то, что Фейн тут вещает о Лжедраконе, который использует Силу, а тут еще этот одержимый Драконом мальчишка приплел сюда и Айз Седай. Кое о чем вовсе не стоит говорить, и мне нет дела до того, позволят или нет этому шуту-менестрелю рассказывать те сказки, что взбредут ему в голову. Это и неуместно, и неприлично! – Никогда я не видел, не слышал и не нюхал ничего такого, о чем нельзя было бы говорить, – сказал Тэм, но Фейн еще не закончил свою речь. – Айз Седай уже в этом замешаны, – громко заговорил торговец. – Их отряд поскакал из Тар Валона на юг. Если он владеет Силой, то никто, кроме Айз Седай, не одолеет его, они с ним будут сражаться и попытаются его одолеть, и в одной из битв одолеют. Если одолеют. Кто-то в толпе громко застонал, и даже Тэм и Бран встревоженно обменялись хмурыми взглядами. Толпа разбилась на тесные группки, а некоторые поплотнее закутались в плащи, хотя ветер к этому времени уже стихал. – Конечно же, его одолеют! – выкрикнул кто-то. – Да, их всегда в конце концов били, этих Лжедраконов.