Не зная, куда себя деть от такого неожиданного приступа, я начал размазывать слезы по щекам, думая, что это поможет их скрыть, но Лев, конечно, сразу все заметил. – Ну прости, прости, пожалуйста, – чуть ли не взмолился он. Чем больше Лев извинялся, тем сильнее я начинал плакать, а он пугался и винил себя еще больше. Он, видимо, подумал, что я плачу из-за тех побоев, мол, вспомнил и расплакался, но дело было вовсе не в этом. Я не знал, как ему объяснить, что со мной происходит. Это было как очищение, как умыться холодной водой в жаркий день, как выпить таблетку от головной боли и почувствовать, что она помогает. Вот про что были эти слезы. Повернувшись ко Льву, я обнял его за шею, ткнулся мокрым носом в воротник рубашки. Шепотом проговорил: – Все нормально. Лев растерянно замер. – Можно тебя обнять? – неуверенно спросил он. Я кивнул. Вокруг меня тепло сомкнулись папины руки, и я расслабился. Отцепившись от его шеи, я сел рядом, вплотную, и опустил голову Льву на плечо. Мы молчали какое-то время, только я изредка всхлипывал в тишине. Лев тяжело вздохнул. – Давай уже сразу за всё. Чем еще я тебя обидел? Я ответил почти не думая: – Своими рейдами в начальной школе. Когда ты все вытаскивал из рюкзака и проверял по отдельности каждую тетрадь и каждый учебник. – Это тебя обижало? – Тут не подходит такое слово. Просто как будто… Как будто у тебя нет ничего личного. Ты даже слово «лох» на полях тетради написать не можешь, потому что ничего тебе не принадлежит. Все, что ты имеешь, проходит через постоянные проверки ревизора. – Мики, ну это же… – Нет, это не ерунда! – перебил я его, заранее зная, что он скажет. – Я приходил из школы в три часа дня, а в пять часов вечера приходил ты, и у меня было всего два часа в день на жизнь, а дальше – просто сидеть в своей комнате, делать уроки и не знать, придешь ты сегодня перетряхивать мои вещи, выдергивать листочки из тетради и заставлять меня переписывать сочинения, или у тебя будет хорошее настроение и ты типа забудешь. Честное слово, это даже хуже, чем бить. Потому что удар когда-нибудь заканчивается, а этот психологический террор как будто не имел конца, повторялся изо дня в день и в конце концов стал всей моей жизнью. Пока я говорил, даже не заметил, как выбрался из его объятий и отъехал на другой край скамейки. Испугавшись, что наболтал лишнего, я испуганно поднял глаза на Льва. Он смотрел с прохладной отстраненностью, но, кажется, без злости. – А ты только это помнишь? – наконец спросил он. – Хорошее тоже помню, – ответил я. – Но хорошее не ранит и не болит. – А у тебя, значит, болит? – Болит. – Я не думал, что для тебя это так травматично. У многих и похуже бывало. Мне сразу вспомнился наш разговор со Славой, тогда, много лет назад, когда Лев впервые меня ударил. Как Слава говорил почти то же самое, наверное, даже его словами. Обида по-новому колыхнулась во мне, и я ответил нарочито спокойно, так же, как тогда Славе: – Я не «многие». Я – другой. Лев долго молчал, глядя на меня. Я зябко поежился под его пристальным взглядом. Все думал: сейчас у него лопнет терпение и он сорвется. Но папа вел себя по-непривычному спокойно. Подавшись вперед, Лев негромко проговорил: – Мики, я облажался, но я уже ничего не смогу изменить в том, что делал раньше. Прости. Я медленно повернулся к нему, не веря своим ушам. Смущенно пожал плечами. – Ладно. – Я не умею воспитывать детей. Это признание растрогало меня. Я подвинулся к нему поближе. – Это ничего. Ты же знаешь, у многих и похуже бывало. – Единственный, на кого я равнялся, – мой отец. Лишь бы не быть таким, как он, вот и всё. А в итоге все равно получилось как у него. Все, что я знал про отца Льва: он его бил, он был козел, он умер, и это хорошо. Я решительно возразил: – Нет, у тебя получилось лучше. – Я все время на него оглядывался, – продолжал Лев. – Мол, подумаешь, пару ударов, да по сравнению со своим отцом я гений педагогики. А теперь ты вырос и говоришь, что я тоже был мудаком… – Я не сказал, что ты был мудаком! – Но подумал же, да? – Меня удивляло, как он спокойно рассуждает об этом. – Теперь, если у тебя будут свои дети, ты будешь думать обо мне: лишь бы не как у этого мудака. Наделаешь какой-нибудь собственной тупости, и твои дети будут считать мудаком тебя. Ну и мрак. Я, засмеявшись, ткнулся лбом в его плечо. Вспомнил, как несколько лет назад Лев готов был расстаться со Славой, лишь бы не извиняться передо мной, а теперь – вот этот разговор. Может, он и прав, может, если у меня будут дети, я и правда о чем-то подумаю: лишь бы не как у него. Но есть достоинства, которые будет глупо у него не перенять: например, умение признавать ошибки и просить за них прощения. Я хотел сказать «Я возьму от тебя лучшее», но не успел. Слава своим появлением ворвался в наш разговор. – Миленько смотритесь, – произнес он, подходя ближе. – Выписка у заведующего, – отчеканил я. Слава скинул куртку с плеч, бросил ее на скамейку рядом со мной. Глянул на Льва. – А ты зачем здесь? Мог бы и не ждать. – На тебя хотел посмотреть. Это теперь чуть ли не единственное место, где я могу это сделать. – Посмотрел? – Да, отлично выглядишь. Слава ничего не ответил, даже взгляда на него не бросил. Когда он направился в сторону длинного коридора, Лев негромко окликнул его: – Слав… Он остановился. – Что? – Заверни по дороге к психологу, возьми у нее визитку. – Какую визитку? – Скажи, что ты мой муж. Она поймет. Казалось, Слава хотел спросить что-то еще, но, замешкавшись, промолчал. Не знаю, о чем он тогда подумал, но я бы на его месте все простил. Ярик Наконец-то мне вернули телефон. Прочитал 246 пропущенных сообщений от Майло. В основном вот такие: «Чувак, ты как?» «Неужели тебе все еще держат взаперти?» «Твои родители чертовски последовательные». «Нет, это уже не смешно, тебя заперли в подвале или что?» «Надеюсь, тебя не убили». Ну и все в таком духе. Я ему ответил, что провел несколько дней в наркодиспансере и что звучит это хуже, чем было на самом деле. Он поздравил меня с тем, что я живой. Еще новость из жизни на воле: пришлось вернуться в школу. Мои одноклассники все такие же придурки с мозгами питекантропов, а я уже и забыть успел, каково это, когда все разговоры сводятся к сиськам и членам (члены они обсуждают чаще, чем сиськи, вот что интересно). И конечно, мне неизбежно пришлось встретиться с Яриком, а это еще хуже, чем со всеми остальными одноклассниками вместе взятыми, учитывая, на какой ноте мы расстались. Долгая история, но год назад у нас были отношения, целый месяц – с февраля по март. Так уж вышло: он по мне сох как дурак, а я… Ну я просто всё рассчитал.