Де Горт мысленно усмехнулся. Видимо, вариант подкупить привратницу пожилая Прийма даже не рассматривала. — И что, в обители мужчины никогда не появляются? — Нет, откуда же им тут взяться? — снисходительно улыбнулась монахиня, а потом добавила, нахмурив седые брови: — Разве что… В прошлом году у нас несколько месяцев гостил отец Себалд, преподавал историю Шареса. Очень образованный молодой мужчина. С ним так приятно было вести беседы долгими зимними вечерами за чашечкой чая. Мэдок хотел бы услышать, что отцу Себалду было под девяносто. Но слова про молодого мужчину развеяли эту надежду и заставили с новой, яростной силой полыхнуть в душе пламя гнева. Или, может, это была ревность? Герцог пока еще не сумел до конца в себе разобраться и понять, какие же шерты правят бал в его сердце. — Расскажите о нем, — потребовал он, сворачивая на боковую дорожку, что вела вглубь сада. К досаде хальдага, монахиня о священнике почти ничего не знала. Отец Себалд предпочитал не делиться с прислужницами богини историями из своей жизни. Больше слушал, чем говорил, позволяя истосковавшимся по общению с внешним миром монахиням самим вести разговоры. Какое имя носил в миру? К какому принадлежал роду? В ответ Прийма лишь разводила руками, отчего кровь в хальдаге все сильнее вскипала от ярости. Но приходилось сдерживаться и спокойным, ровным голосом, чтобы не напугать пожилую женщину, задавать вопрос за вопросом. Обычно чести стать служителями богини удостаивались младшие сыновья знатных магических родов. Те, у которых магия почти не проявилась и которые не могли рассчитывать на наследство. По законам Харраса все богатство рода переходило к первенцам магов. Среди хальдагов мальчики со слабо выраженным даром тоже встречались, хоть и очень редко. Сыновья в семьях Истинных и без того рождались нечасто, в основном богиня награждала Стальных дочерями, но если уж появлялись, то зачастую отличались еще большей силой, чем их родители. — Кто его сюда прислал и почему? — Если мне не изменяет память, отец Себалд прибыл к нам по распоряжению архиепископа Даронского, — спрятав сухие кисти в широких рукавах своего одеяния, отчиталась монахиня. — А почему именно к нам, то мне неведомо, ваше всемогущество. Его высокопреосвященство велел принять отца Себалда, мы повиновались. Мэдок нахмурился. Архиепископ Даронский занимал в Харрасе высокое положение, был вхож во многие знатные дома, со многими старшими лордами Стального круга водил дружбу. С каждой минутой де Горт все больше укреплялся в подозрении, что не было никакого мальчика из деревни. Зато был подосланный священник. Кем? Неизвестно. Неизвестно, кто именно действовал через Даронского. И открыто его не спросишь. Не тот это человек, которому можно задавать прямые вопросы. Хальдаг не спеша шел по заснеженному саду, заложив руки за спину, сопоставляя скудные имеющиеся у него факты. Кто-то явно хотел, чтобы его наиной стала Филиппа. Для этого сначала «убрали» Шиллу, потом позаботились о том, чтобы он не смог выкупить подходящего возраста девушку с Чистой кровью и был вынужден обратить внимание на сиротку. Супруги Вейтеры нуждались в деньгах и с радостью согласились отдать Филиппу. Могли ли они иметь отношение к истории со священником? Надо будет проверить. Еще один вопрос, который не давал де Горту покоя, и не давал — это еще мягко сказано, буквально выворачивал его душу наизнанку: зачем было соблазнять Филиппу, лишать ее невинности? Явно не потому, что девчонка запала этому Себалду в душу. Наверняка имелся другой, веский и важный мотив. Должно быть, таким образом молодой священник (или кем бы он ни был) пытался привязать ее к себе, влюбить в себя, чтобы потом использовать в своих целях, как марионетку. Использовать против него, Мэдока. Хальдаг и сам не понял, что царапнуло сильнее: осознание, что, возможно, пригрел у себя на груди змею, готовую в любой момент укусить и впрыснуть в него яд, или предположение о влюбленности Филиппы. Вот почему она его к себе не подпускает. Не потому, что не желает становиться его женой или асави. Она в принципе не желает становиться его, принадлежать ему, делить с ним постель. Просто потому, что уже успела разделить ее с каким-то ублюдком. «Найду — выпотрошу гада», — пообещал себе хальдаг. Вслух же поинтересовался: — Могу я осмотреть его комнату? Если монахиня и удивилась просьбе Стального лорда, то виду не подала. Послушно кивнула и повела гостя к бесформенной серой громаде, которой представлялась обитель в наползающем со всех сторон тумане. Как Мэдок и предполагал, осмотр кельи ничего не дал. Скромная обстановка небольшой комнаты не хранила даже следа присутствия здесь самозванца. А в том, что священник — самозванец, герцог ни минуты не сомневался. — Он не рассказывал, где служит? Куда должен был отправиться после того, как закончил… преподавать, — последнее слово хальдаг чуть ли не выплюнул, — у вас? — Ничего не рассказывал, ваше всемогущество, — понуро опустила голову монахиня. — Как уже сказала, отец Себалд не любил о себе распространяться. Очень осмотрительно с его стороны. Значит, придется искать другие пути к самозванцу и к тому или тем, кто за ним стоит. С вариантом спросить пятую наину в открытую герцог решил повременить. Пусть заговорщики, если таковые имеются (а они наверняка имеются, интуиция об этом разве только не кричала), будут уверены, что его всемогущество пребывает в счастливом неведенье. А он тем временем с девчонки глаз не спустит, будет следить за каждым ее шагом, да какое там… за каждым вздохом интриганки! Хальдаг усмехнулся. Даже интересно, что они задумали и на что пойдет Филиппа, чтобы навредить ему. Будет действовать из любви к Себалду или мстить за мать? Скорее всего, все вместе. Покидал герцог обитель с твердым намерением вывести мерзавку на чистую воду. Больше он не позволит себе о ней думать, не впустит эту девицу ни в свои мысли, ни уж тем более в свое сердце. При его появлении Гертруда приникла к земле, разрешая хозяину забраться в седло, крепко ухватиться за поводья и, только дождавшись приказа, оттолкнулась от промерзшего камня и взмыла в небо. Следовало возвращаться в столицу, к наинам. Узнать, как прошло испытание, оказать им помощь, если понадобится, а также уделить внимание другому важному вопросу: наконец всерьез заняться выбором жены. Он ведь почти не присматривался к своим невестам… Последнее время все его мысли занимала одна Филиппа, но отныне все будет иначе. Ему нужна достойная спутница жизни, так почему бы не уделить внимание той же леди ле Фэй. Узнать ее поближе. Во всех смыслах. Эту ночь он проведет с ней. Я честно пыталась заесть горечь страха, подкатившую к горлу после слов наины, сладким бисквитом — не вышло. Ну, то есть бисквит из меня чуть не вышел, стоило представить его всемогущество в Царсе, рыскающим в поисках несуществующего мальчика. Или того хуже — в обители. Тоже рыскающим. Выспрашивающим, выискивающим… А вдруг у них там завалялась какая-нибудь фотка Филиппы?! Тьфу ты, портрет этой пропавшей цыпы! Подумав так, покосилась на вейра, вальяжно разлегшегося на моей постели. Еще немного, и я начну выражаться, как этот четырехлапый циник. Вон уже отдельные словечки проскальзывают в мыслях. Морс явился ко мне в спальню, когда я заканчивала плескаться в ванной. Понятное дело, ни о каком расслаблении при свечах больше речи не было. Я чувствовала себя одним тугим комком нервов, и даже ароматная пена в сочетании с горячей водой и нежнейшим кремом не смогли справиться с этой проблемой. Какой-то части меня хотелось как можно скорее отсюда смыться. Одеться тепло, напихать в ридикюльчик блестящих побрякушек, не так давно презентованных мне де Гортом, и до свиданья, счастливо оставаться. Вот только что-то подсказывало — исчезнуть не удастся. Не зря же меня уже дважды пометили. Радовало, что хотя бы еще ни разу не пои… В смысле не отлюбили, как планировали. А вдруг сегодня ночью все-таки отлюбят?! Хотя лучше уж это, чем быть раскрытой. Я даже согласна на самую аморальную ночь аморалии (на все что угодно!), только бы Мэдок не узнал, что его невеста — нэймесса. Я не могла усидеть на месте, поэтому металась из угла в угол, то и дело прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам. Выглядывая в окно и ожидая возвращения хальдага. Желая, чтобы скорее вернулся и пытка неизвестностью закончилась, и в то же время мечтая, чтобы вообще не возвращался. «Свет очей моих, ты перестанешь мельтешить перед глазами?» — Морс широко зевнул и продолжил следить за мной лазерным прицелом своего вампирского взгляда. — Не перестану. Я волнуюсь, и мне страшно. «Да не паникуй ты. Это ведь не тебя Мэд отправился убивать, — вроде как успокоил меня вейр, решивший, что я не нахожу себе места из-за деревенского любовника. — Покалечит пару-тройку пастухов и успокоится». — Как у тебя все просто! — фыркнула я, продолжая наматывать круги по спальне. «И все-таки, сиротка, рассказывай, кто этот смертник. Мне же интересно». — От передозировки любопытством дог даже приподнялся на лапах, а потом снова плюхнулся на кровать, подмяв под себя добрую половину моих подушек. Видите ли, он все еще слаб и на полу лежать ему жестко. Другое дело лежать там, где не сложилось полежать у де Горта. Это цитируя слова Морса. — Морс, успокойся! «А как насчет этого: с друзьями всем делятся и ничего не скрывают?» — А как насчет того, что друзей поддерживают в сложных ситуациях? «Один ноль в пользу цыпы, — прокомментировал вейр, после чего безнадежно вздохнул: — А чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? Поддерживаю тебя, отвлекаю. Вот успокоиться предлагаю, потому что ничего страшного не случилось. Мэд пропсихуется и снова станет до противного скучным и благородным. Вот увидишь». Знал бы он, из-за чего я на самом деле переживала, не занимался сейчас глупыми философствованиями, а, скорее всего, загрыз бы меня на радость своему хозяину. — Хорошо, если так, но… — Окончание фразы застряло в горле, потому что в тот самый момент снаружи послышались быстрые, уверенные шаги. Фрисо передвигается бесшумно, словно сотканный из воздуха. Наины и служанки тоже. Кормилица хальдага ступает медленно и грузно, а значит… Прежде чем я успела метнуться к кровати, чтобы спихнуть с нее вейра и притвориться спящей, дверь распахнулась, явив моему взору его всемогущество собственной персоной. Я так и осталась стоять, где стояла, встречая Стального максимально невинным взглядом. Не Филиппа я? Да что за глупости вы говорите! Я самая что ни на есть стопроцентная наина. Де Горт прошел в комнату. — Филиппа, — начал, сканируя меня взглядом, отчего сердце едва не ухнуло в пятки. А спустя мгновение с надеждой замерло. Раз не набрасывается с вопросом, кто я такая, раз назвал меня ее именем, значит, все в относительном порядке. Хвала Созидательнице! Не знаю, что тогда на меня нашло. Наверное, сказалось нервное напряжение, в котором я варилась с самого утра. По телу пробежал холодок, заставляя кожу покрыться мурашками, и я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, начала раздеваться. Чувствуя тяжелый, пронизывающий взгляд хальдага, сбросила на пол тяжелый парчовый халат и потянулась к завязкам ночной сорочки, более чем решительно настроенная отправить ее следом за халатом. — Вы что творите? — удивился Истинный, наблюдая за тем, как я с самым сосредоточенным видом стягиваю с плеч тонкий шелк. — А вы разве не за тем явились? — Я растерянно приостановилась. — Не за тем, Филиппа, — отчеканил он резко, при этом гипнотизируя взглядом две стратегически важные выпуклости на моем теле. — Вы уверены? — выразила я вполне логичное сомнение. — Более чем!