У Малин выдался в самом деле дерьмовый день. Будил её презирала, а Ханне до сих пор не нашлась. Тот факт, что её запечатлела видеокамера в Эстертуне, не упрощал задачу, а скорее наоборот. Да, Малин решила, что заслужила сигаретку. Она подумала об Эрике Удине, который встречался с Ханне за сутки до её исчезновения. Случайность ли это? Малин в это не верила — так или иначе, все эти события были взаимосвязаны. Она представила себе, как Эрик в одиночестве сидит, разглядывая золотые кольца, которые столько лет пролежали под гаражом в Эстертуне, пока на поверхности проходила равнодушная к ним жизнь. Малин представила, как Эрик кладёт кольца на свою мозолистую ладонь, а потом убирает их в карман грубых рабочих штанов, словно это карамельки, которые он решил приберечь на завтра. Эрик производил странное впечатление, но Малин не могла бы объяснить почему. Он был погружён в печаль, но его печаль была необычной. Он словно был истерзан ускользающим и вновь наползающим отчаянием. Это отчаяние пряталось за его загорелой кожей, и лишь бегающий взгляд выдавал его. Это была какая-то безымянная, невыплаканная боль. А ещё этот дом. Складывалось впечатление, что ты возвращаешься на тридцать лет назад во времени: сахарница из прессованного хрусталя, кружевная скатерть. Старомодная мебель, цветочные гардины с оборками. «Почему он остался там?» — думала Малин, туша окурок о фонарный столб. «Почему просто не продать дом и не переехать в квартиру?» Перед мысленным взором Малин вновь возникла Ханне. Она стояла в лучах солнца в парке Хумлегорден. Ветер развевал её волосы, и на губах играла искренняя улыбка. Глаза её блестели, и блузка была отглажена. «Мы отыщем тебя», — подумала Малин. «И возьмём Болотного Убийцу». Андреас обнял Малин, когда она вернулась домой. — Ты курила, — констатировал он, озабоченно наморщив лоб. — Адский выдался денёк, — в своё оправдание ответила Малин. И рассказала мужу обо всех событиях минувшего дня. Андреас изо всех сил старался окружить её заботой. Он заварил чай, и заверил Малин, что Отто сыт, и что перед сном он поменял сыну подгузник. Андреас слушал не перебивая, а когда Малин замолкала, осторожно задавал вопросы. Потом он распахнул окно, впуская в дом все ароматы тёплой летней ночи. Он даже разрешил Малин выкурить ещё сигарету, если ей захочется. Андреас всё делал правильно, но тяжесть, сдавливавшая грудь Малин, не отпускала. Что-то зажало её, словно в тисках, не давая даже заплакать. — Наплюй на Будил, — сказал Андреас. — Завтра она об этом и не вспомнит. — Ты так думаешь? Андреас промолчал. Вместо ответа он снова наморщил лоб и поглядел в открытое окно. — Что Ханне делала в Эстертуне? — спросил он. — Да, это вопрос на миллион. Может быть, она поехала туда по собственной инициативе. Может быть, она встретила кого-то, кто её туда привёз. — Но кого? Кто вообще знал о том, что вчера она должна была быть в Стокгольме? — Никто, — ответила Малин, но тут же исправилась: — Или… Берит же знала. И, вероятно, Эрик Удин, потому что он приезжал к ней в Ормберг за день до этого. — Вы что, не можете отследить её мобильник? — У неё нет мобильного. Они замолчали. Где-то в темноте послышались приближающиеся шаги, звук которых затем растворился в ночи. Издали, со стороны шоссе, доносился шум дороги, да где-то лаяла собака. — Вы должны собрать эту мозаику, — сказал Андреас. — Возможно, вам следует обратиться в СМИ, разместить её фото. Кто-то должен был её видеть. — Мне казалось, ты в декретном отпуске, — вздохнула Малин. Андреас тихонько рассмеялся. — Бывших полицейских не бывает. Пойдем, пора ложиться. И они пошли в спальню. Малин осторожно ступала между валявшихся на полу подушек и игрушек, но всё равно случайно задела ногой пустую бутылочку, которая укатилась к самому порогу. Когда она добралась до кровати, Андреас бережно снял с неё одежду и откинул одеяло в сторону. — Ложись, — прошептал он, и Малин не стала протестовать, а сделала, как велел муж. 48 — Ты знакома с Нахид? — спросил Манфред. Малин покачала головой и поздоровалась с молодой стройной женщиной, которая сидела перед компьютером рядом с Манфредом. — Нахид Свенссон, — представилась та, смахивая прочь упавшую на лицо прядь длинных чёрных волос. — Нахид — лучший специалист по регистрам и базам данных в Управлении, — пояснил Манфред. Нахид улыбнулась шире, чем требовалось. — Он так шутит. Но я правда думаю, что всё это круто. — Какая удача! — воскликнула Малин, притащила один из стульев для посетителей к столу и тоже села. — Мы подумали, — заговорил Манфред. — Что начать стоит с выборки мужчин, которые проживали в Эстертуне в середине семидесятых и в восьмидесятых. Малин кивнула. — Если исходить из того, что в 1974-м ему должно было быть как минимум шестнадцать, то родился он в 1958-м или раньше. — А если это всё-таки тот же человек, что в сороковых? — спросила Малин. — В таком случае он тоже попадает в критерии поиска. Мы же ищем мужчин, рождённых в 1958-м и ранее, из числа проживавших в Эстертуне на момент совершения убийств в семидесятых и восьмидесятых. Но если убийца — тот, кто действовал в сороковых, велика вероятность, что он уже давно мёртв. Малин снова кивнула. — И сколько получается таких? — Посмотрим, — ответила Нахид. — Мне нужен один день. Если получится очень много, можно будет сузить критерии поиска. Но вы в любом случае получите общий список, с которого можно будет начать. А если никого не найдёте, потом можно будет снова расширить критерии. Нахид встала и взяла под мышку свой ноутбук. — Тогда я приступаю. — Зажги! — сказал Манфред. Малин кивнула ей на прощание, и Нахид упругой походкой зашагала по коридору. Манфред откинулся в своём офисном кресле, соединил руки в замок, сложил их на своём большом животе и посмотрел на Малин. — Как ты? — Ничего, — отозвалась она, сознавая, что всё совсем не так хорошо, как хотелось бы. — Хм, — промычал Манфред. — Послушай, мы разгребём это дерьмо, — ободряюще произнёс он чуть погодя. Малин снова кивнула. — Есть что-нибудь новое о Ханне? — Нет, — со вздохом отозвался Манфред. — Её не нашли больше ни на одной записи с камер. И никто из водителей автобусов и такси, которых опросили коллеги, её не вспомнил. Манфред медленно покачал головой.