— Почему же он так сказал? Рогер пожал плечами. — Не имею понятия. Он ведь не принимал всерьёз ничего из того, что говорила Бритт-Мари. — Почему? Рогер поёрзал на стуле. — Он с каждым из нас обходился как с куском дерьма, — негромко произнес Рюбэк. — Но больше всех доставалось ей. Он засадил её за бессмысленное перекладывание бумажек, а когда наконец позволил Бритт-Мари присутствовать на совещаниях, то ей вменялось вести протокол, чтобы потом начисто его перепечатывать. Когда она осмеливалась выдвинуть собственную теорию или внести предложение, он рубил всё это на корню. Не потому что теории никуда не годились, а только по той причине, что исходили от неё. — Но почему? Рогер медленно покачал головой. — Потому что она была новенькой? — предположила Ханне. — Я тоже был новичком. — Потому что она была очень молода? Или потому, что она — женщина? Рогер встретился взглядом с Ханне. — Фагерберг из старой гвардии. Он считал, что женщинам в полиции не место. Во всяком случае, у него в отделе. А мы, все остальные… мы предали её. Мы не заступились за неё, когда должны были это сделать. — Не так просто пойти против начальника. Рогер вздохнул и снова покачал головой. — Ты должна знать, что я много об этом думал. Если есть что-то в жизни, что мне хотелось бы изменить, так это именно оно. Я должен был вступиться за Бритт-Мари. Тогда, возможно, ей не пришло бы в голову тайком начинать собственное, параллельное расследование. — Что, прости? Рогер долго молчал, прежде чем снова заговорить, словно заблудился в переулках собственной памяти. — Мы этого никогда не обсуждали, но мне известно, что она составляла списки горожан, проживавших вблизи Берлинпаркен. Вероятно, она пыталась выявить потенциальных жертв. У убийцы ведь были довольно специфические предпочтения: обе жертвы были молоды и воспитывали детей в одиночку. Я полагаю, Бритт-Мари искала женщин, подходящих под этот критерий. — Могла она нащупать какой-то след? Как считаешь? Её исчезновение связано с Болотным Убийцей? — Возможно. Нельзя упускать из виду тот факт, что её исчезновение совпало по времени с активным этапом расследования дела Болотного Убийцы. Несмотря на то, что Фагерберг отравлял ей жизнь и у неё были проблемы в семье. Наверное, тебе стоит пообщаться с её мужем. Вроде бы его зовут Бьёрн. Бьёрн Удин. Ханне сделала в своём блокноте пометку. — Как ты думаешь, что произошло с Бритт-Мари? — спросила Ханне. Рюбэк вновь потерянно покачал головой. — Если б я только знал. Я надеюсь, что она улетела на Мадейру. Это была её мечта. А моя мечта — чтобы она действительно сидела там, в бунгало на берегу, и смотрела на море. Он замолчал. — Ты можешь запросто ко мне обращаться, если появятся ещё вопросы, — сказал он, наконец. — Я так и сделаю, — пообещала Ханне, захлопнув блокнот. Они распрощались, и Ханне покинула Рюбэка, который остался одиноко сидеть за столиком. 26 На следующий день Ханне отчиталась о проведенной с Рогером Рюбэком беседе. Линда слушала заинтересованно, а Лео молча разминал в руках свой вечный снюс. Что касается Роббана, то чем больше рассказывала Ханне, тем глубже становилась складка на его лбу, а шрам, пересекавший щеку, постепенно наливался тёмно-красным. Проводить опрос фигурантов, равно как и назначать встречи в кафе для обсуждения хода расследования не входило в обязанности Ханне — так прокомментировал её рассказ Роббан. Он ещё добавил, что Ханне должна была прежде всего поставить его в известность о своих намерениях, а самое важное — ей ни в коем случае не следовало отправляться на встречу в одиночку. Полицейская служба — это служение закону. А Ханне, помимо всего прочего, даже не являлась сотрудницей полиции. И хотя встреча с супругом Бритт-Мари тоже представлялась Роббану хорошей идеей, он подчеркнул, что на данный момент у Госкомиссии были гораздо более срочные дела. К примеру, необходимо было определить круг общения Ханнелоры Бьёрнссон и составить карту её передвижений за время, предшествовавшее убийству, а также при содействии участковых и постовых полицейских продолжать операцию «обход жильцов» — и всё это только для начала. — Кстати говоря, не закончила ли ты предварительное профилирование преступника? — поинтересовался Роббан. Ханне, однако, не поддалась на эти провокации и нос не опустила, тем более, она чувствовала, что нащупала какую-то важную нить. И в конце концов ей удалось даже получить благословение Роббана на то, чтобы они с Линдой вдвоём разыскали Бьёрна Удина. — И нам, вероятно, нужно подумать о поиске потенциальных жертв, по примеру Бритт-Мари, — предложила Ханне. — Честно говоря, мы уже проверили, — отозвался Роббан. — Вот только дома вблизи Берлинпаркен кишмя кишат одинокими мамашами. Вряд ли в округе найдется хоть один малыш, у которого в наличии есть ещё и папа. — Ладно, — сдалась Ханне. — По крайней мере, это мы прояснили. После совещания Роббан снова пребывал в лучезарном настроении, словно высказанное им недовольство было лишь одиноким облачком на горизонте, которое теперь унесло ветром. — Ты не могла бы мне поподробнее рассказать о профилировании, когда выдастся минутка? — спросил он, положив руку на плечо Ханне. — Может быть, как-нибудь на неделе, после работы? — Запросто, — ответила Ханне. Лео задержался в конференц-зале. Его собранные в хвост жидкие тёмные волосы неопрятно свисали на шею. Взгляд, брошенный им через плечо в сторону Ханне, прежде чем та исчезла за поворотом коридора, был долгим и мрачным. Блёклое зимнее солнце освещало укрытый снежным одеялом Стокгольм, когда во второй половине дня Ханне покинула полицейское управление. Воздух был прозрачен и чист, и Ханне шла домой пешком всю дорогу от самого острова Кунгсхольмен. На Хамнгатан Ханне замешкалась, сомневаясь, но всё же решила сходить в «Галлериан», на месте которого когда-то была улица Норра Смедьегатан. В современном торговом центре стенка к стенке теснились украшенные к Рождеству бутики. Ханне осмотрелась: вокруг царили светлый камень, нержавеющая сталь, крупные стеклянные вставки — ничто здесь не напоминало ни о старинных зданиях, когда-то стоявших на этом месте, ни о людях, их населявших. Ханне продолжила свой путь с неясной тоской в груди: виной тому были настроившие Ханне на меланхолический лад размышления об изменении облика города, о бренности сущего и о жертвах Болотного Убийцы. Но уже на подходе к площади Нюбруплан солнечный свет и рождественское убранство на деревьях и фонарных столбах заставили все невесёлые мысли Ханне рассеяться. Придя домой, Ханне отправилась на короткую прогулку с Фрейдом, растопила камин и заварила чай. Затем, когда за окном на Стокгольм стала опускаться тьма, села за проверку контрольных работ. Около семи позвонила Миа с рассказами о новом доме в стране басков. Он стоял на холме, откуда открывался потрясающий вид на Бискайский залив. Ханне должна туда приехать, заявила Миа. Сама она собиралась отправиться через неделю и остаться там на два месяца. Миа заверила Ханне, что ей там будут более чем рады. Они поболтали немного о том о сём, да в общем обо всём, кроме того, что действительно занимало мысли Ханне. Ибо расследование дела Болотного Убийцы было темой определённо конфиденциального характера. — Я не могу тебе сказать конкретно, над каким делом работаю, — расплывчато ответила она на вопрос Мии. — Но это дело об убийстве. Или о нескольких, зависит от того, как на это посмотреть. — Боже, как это, должно быть, захватывающе. Хотелось бы мне иметь такую работу. — Нет, не хотелось бы, — со смехом отозвалась Ханне. — Ты же боишься в киоск выйти с наступлением темноты. — Дело не в темноте. Дело в… не знаю. Насекомых, которые там прячутся. — Насекомых? Сейчас середина зимы. — Не прикидывайся, ты понимаешь, что я имею в виду. У Ханне мелькнула мысль, что доведись Мии узнать, за каким зверем её собеседница вела охоту, она предпочла бы встретиться со всеми пауками в мире, лишь бы не столкнуться однажды в тёмном лесу с Болотным Убийцей. На следующий вечер с врачебного конгресса в Майами вернулся Уве. Он устал, страдал от смены часовых поясов и пах потом, но, несмотря на всё это, Ханне, встречавшая мужа в прихожей, одарила его долгим поцелуем. — Я соскучилась, — промурлыкала она, зарываясь носом в его подмышку, где запах пота, разумеется, ощущался еще сильнее. Уве что-то невнятно промычал и взъерошил её длинные волосы. Потом отстранил её от себя и окинул её фигуру внимательным взглядом с головы до пят. — Красавица Ханне, — проговорил он с необычайно печальным видом. — Ты тоже неплохо выглядишь, — отозвалась Ханне, забирая у него дорожную сумку, чтобы отнести в спальню. — Я и сам могу разобрать вещи, — заявил Уве, когда Ханне уже потянула за молнию. Ханне послушно оставила сумку и присела на кровать. — Интересно было? Уве принялся доставать из сумки грязную одежду и складывать её в плетёную корзину для белья, которая стояла у письменного стола. — Весьма.