Первые сто пятьдесят километров от Керчи до Феодосии пролетели вдоль безжизненного берега Керченского полуострова всего за три дня — повезло с попутным ветром. В Феодосии облазили развалины Византийской крепости, посетили дом-студию Айвазовского. Прохаживаясь по набережной, узнавали знакомые по своему времени дворцы и радовались, что здесь еще полным-полно свободной земли. Федотов даже нашел место, где будет стоять пятиэтажка, в которой поселится его друг Андрюха Коптев. Впрочем, поселится ли? И будут ли в этом мире пятиэтажки? До Коктебеля тащились двое суток. Точнее, дойдя до мыса Киик-Атлома, дальше против встречного ветра не выгребли. Зато переночевав перед мысом, к полдню следующего дня были в Коктебеле. На вопрос где можно приобрести коньяк «Коктебель», местные только удивлялись: «Мы делаем только вина, попробуйте нашу мадеру, лучше нигде не найти». Выходит, дата — 1879 на логотипе в мире переселенцев привирала. Так и шли. Отчаливали с первыми лучами солнца, причаливали к берегу ближе к полдню — в жару махать веслами дело дурное. Днем детвору было не выгнать из воды, не отставали от них и взрослые. Но если выходцы из XXI века щеголяли в плавках, то их женщины уходили подальше. Лишь греки неодобрительно крутили усами. По пути любовались дикой природой и редкими рыбацкими деревушками. По вечерам, под крымское вино, звучали стихи Багрицкого и песни иного мира, среди которых было много военных. Из Севастополя пути переселенцев разошлись. Мишенин с семейством отправился в Одессу и далее на чужбину. Зверев с Федотовым в Москву. Уезжать из России Нинель категорически отказалась, но Федотову за его молчание о предстоящей войне досталось. Катерина же так ничего и не узнала. Спустя два месяца началась война. Глава 2 Война Июль-сентябрь 1914 г. Война началась строго по регламенту, в том смысле, что сразу после ее объявления, народ с воодушевлением ринулся громить германской посольство, а потом с еще большим патриотизмом занялся венскими булочными и немецкими колбасными. Последнее как раз понятно — грабануть торговую точку гораздо приятней, нежели выламывать с крыши германского посольства громадных бронзовых тевтонов. Темные. Случись такое в XXI веке, «просвещенный» народ тут же все отволок в металлолом, а здесь мало что коней не тронули, так еще и тевтонов утопили в Мойке! И не лень же было пыхтеть. К слову сказать, досталось и евреям, чьи фамилии напоминали немецкие, и, черт побери, их грабили даже с большим энтузиазмом. По крайней мере, так утверждали газеты. * * * Вот кресло, удобное кожаное кресло. Таких в огромном зале Таврического дворца без малого шестьсот. Ряд белых колонн у президиума, но кажется сейчас они оттенка неизвестности. Эти колонны видели Екатерину, теперь созерцают однодневное заседание Госдумы «По поводу войны, от 26 июля 1914 года». Позже заседание назовут историческим и чрезвычайным, и непонятно, почему таковым оно не было названо сразу, ведь уже прошла неделя, как Германия объявила России войну, а позавчера к ней присоединилась Австро-Венгрия. Зверев обежал взглядом зал. На хорах от приглашенной публики не протолкнуться, как бы не грохнулись. В обычно пустующей правительственной ложе полный аншлаг. Разложив по плечам бакенбарды, на думцев властно взирает премьер-министр Горемыкин, рядом с ним Председатель Госсовета Толубеев, за ними министр иностранных дел Сазонов. На породистых лицах то особое выражение, которое всегда бывает у людей, отирающихся у высшей власти. Рядом с Сазоновым человек с невыразительным лицом и хитрыми глазами по имени Барк Петр Львович. Фейс-контроль для министра финансов вторичное, главное уметь считать деньги. Из ложи иностранных представителей за происходящим внимательно наблюдают посол Франции Морис Палеолог, посол Англии сэр Чарльз Бьюкенен, и представитель Бельгии Конрад де Бюиссере. Послов понять можно. Бельгия уже под тевтонским сапогом. Не далее как неделю тому назад Германия объявила войну Франции, а спустя три дня Николай II получил от Мориса Палеолога паническую ноту: «…Французская армия должна будет вынести ужасный удар 25 немецких корпусов. Умоляю Ваше Величество отдать приказ своим войскам немедленно начать наступление. В противном случае французская армия рискует быть раздавленной». Угу, то мы дружно пакостим России, то ждем от нее помощи и стабильности, которую сами же подрываем. С другой стороны, согласно предвоенным планам Россия должна была вступить в войну одновременно с французами, но обязательств своих не выполнила и формулу: «…Умоляю Ваше Величество отдать приказ своим войскам немедленно начать наступление…» можно прочитать иначе: «Союзнички хреновы, вы чё тормозите?» Вот только не надо преувеличивать степень влияния подобных петиций. Оно несравненно меньше фантазий, царящих в головах уря-патриотов. Эти придурки все ляпы России, взваливают то на подлого Кайзера с его золотом для большевиков, то на вечно гадящую «англичанку». И попробуй скажи, что в своих бедах Держава виновата сама, а противников надо просто правильно учитывать — визгом изойдут. Зверев помнил, как около 2004-го года, господин Сатаров отмывал вечно ужравшегося Ельцына. Мол, в Беловежье мы хотели избавиться от Горбачева и балласта, а после воссоединиться, но пообещавшие поддержку американцы нас обманули и запретили восстанавливать Союз. Эх, ребята-демократы, обмануть можно только деревенских дурачков. Между тем, перед открытием Думы было оглашено приветственное слово Императора: «Приветствую Вас в нынешние знаменательные и тревожные дни, переживаемые всей Россией. Германия, а затем Австрия объявили войну России…». Дальнейшее сплошное бла-бла-бла, зато с твердой верой в победу. Думцы слушают стоя. У большинства на лицах неподдельный восторг, впрочем, такой и разыграть не трудно. Как и полагается, после речи монарха в зале разразился шквал рукоплесканий, переходящих в нескончаемые овации. Так будет написано в стенограмме заседания думы и эта форма благополучно перекочует в Советский официоз. Впервые наткнувшись на такие комментарии, Зверев долго ржал — ремарки в скобках о бурных аплодисментах, он искренне считал изобретением большевиков. В ответном слове председатель Думы Родзянко, поведал слушающим его думцам, о чувстве восторга и гордости, с которым вся Россия внимала слову Русского Царя, и опять все вокруг рукоплескали и кричали ура. Покрикивал и Зверев — выделяться низяя. Столь же пафосно вставили свои пять копеек Горемыкин и Сазонов. Оба цветасто долдонили «ни о чем», и подозрительно долго доказывали, что откажись Россия от войны, она бы потеряла право именоваться Великой державой. Судя по министерской экспрессии, мысль не ввязываться в войну, зато славно навариться, мелькала, но… не срослось. Возобладало привычное — как же мы будем спокойно взирать, если все вокруг дерутся?! Нас не поймут. На их фоне выступление министра финансов, прозвучало деловым отчетом. Министр сообщил, что уже двенадцатого июля, т. е. на следующий день после ультиматума Сербии, эмиссары российского госбанка оказались в Берлине и вывели из Германии около четверти миллиарда золотых рублей. Барк просил думцев одобрить запрет обмена казначейских билетов на золото, и дать добро на эмиссию казначейских билетов на сумму в полтора миллиарда. Все разумно и все логично. Выступающие в прениях единодушно призывали коллег отказаться от распрей и сплотиться против подлого врага. О готовности к войне молчок. Зверев с наслаждением слушал выступающего от трудовиков будущего начальника временного правительств, господина Керенского: «…Тяжкое испытание пало на родину и великая скорбь охватила всю страну. Тысячи и тысячи молодых жизней обречены на нечеловеческие страдания, нищета и голод идут разрушать благосостояние сиротеющих семей трудящихся масс населения. Мы непоколебимо уверены, что великая стихия российской демократии вместе со всеми другими силами дадут решительный отпор нападающему врагу! — судя по аплодисментам, текст думцам нравится, — Русские граждане! Помните, что нет врагов среди трудящихся классов воюющих стран… …Между тем, власть наша, даже в этот страшный час не хочет забыть внутренне распри: не дает она амнистии боровшимся за свободу и счастье страны… …Крестьяне и рабочие, все кто хочет счастья и благополучия России, в великих испытаниях закалите дух ваш, соберите все ваши силы и, защитив страну, освободите ее». Керенский есть Керенский, сперва о тяжкой доле трудящихся, потом о несчастных братьях за бугром, а в финале и вовсе о войне до победного конца, зато свобода уехала «на потом». Но надо отдать должное — даже в такой день лягнуть режим не сдрейфил. Прибалтийский немец, барон Фелькерзам, изливался в верности: «Имею честь заявить, что исконно верноподданное немецкое население Прибалтийского края всегда готово встать на защиту престола и отечества… по примеру наших предков мы готовы жертвовать жизнью и имуществом за единство и величие России». Слушая овации, Димон мысленно написал ремарку: «В центре, слева и справа, бурные аплодисменты и возгласы браво». От латышей и эстонцев «фрицу» вторил и тут же вставлял шпильки, господин с чисто эстонской фамилией Гольдман: «…У нас много претензий к нашим прибалтийским немцам, но мы не будем теперь с ними спорить. Когда пройдут грозные и тяжелые дни отечества, тогда мы представим это вашему рассмотрению, и я глубоко убежден, что при новом солнце мира уже не будет тех предрассудков…». О здешнем отношении «унтерменьшей» к своим баронам, Зверев уже знал, но полагал, сегодня промолчат. Не промолчали. В его истории на смену баронам пришли большевики, потом их сменили новые бароны, и так будет из века в век. От Ковно выступил Фридман: «… В великом порыве, поднявшем все племена и народы России, евреи выступают на поле брани плечом к плечу со всеми народами. В исключительно тяжелых правовых условиях жили и живем мы евреи и, тем не менее, всегда были верными сынами отечества… Еврейский народ исполнит свой долг до конца». В отличии от немцев, напомнить о готовности пожертвовать своими состояниями, господин Фридман, наверное, «позабыл». Ему вторил поляк Яронский: «… Пусть пролитая наша кровь, и ужасы братоубийственной для нас войны приведут к соединению разрозненного на три части польского народа…». Меньше всего аплодисментов получил представитель РСДРП, меньшевик Владимир Хаустов. Тридцатипятилетний токарь уфимских железнодорожных мастерских, оказался единственным, прямо выступившим против мировой бойни: «…Пролетариат воюющих стран не смог помешать возникновению войны и разгулу варварства, который он несет. Но мы убеждены, что… пролетариат найдет средства к скорейшему прекращению войны… Мы высказываем глубокое убеждение, что эта война окончательно раскроет глаза народным массам Европы на действительный источник насилий и угнетений, от которых они страдают, и что теперешняя вспышка варварства будет в то же время и последней». Чем дольше Зверев вслушивался в речи, тем отчетливее за фасадом призывов к единению проступали страсти, готовые разорвать империю, прояви она хоть малейшую слабость. Известные даты мировой истории пока не изменились, что, впрочем, естественно, т. к, влияние переселенцев на мировую политику ничтожно. Зато в России изменения солидные, чего только стоят заводы переселенцев, в основном построенные на деньги западных элит и налогоплательщиков. Некоторые даты уже наверняка сместились. Не было в прежней истории СПНР. И не важно, что новые социалисты в революционном смысле не буянят. Сам факт появления новой фракции в Госдуме явление уникальное, оттянувшее на себя часть политического бомонда справа и слева. Аналогично обстоит дело с Железным Дровосеком, ядовито откликающегося на злободневные политические темы. Критическая масса в сознании российской интеллигенции пока не преодолена, но некоторые политики, да и просто трезвомыслящие люди, начинают аргументировать мемами Дровосека. А это значит — процесс пошел, и теперь требуется только время, чтобы новые политико-философские финтифлюшки внедрились в сознание «самостоятельно мыслящий» части населения. Сегодня особенный день, сейчас новые социалисты впервые заявят о своей позиции и, следовательно, ввяжутся в Большую Игру. По здравому размышлению, этот шаг Зверев поручил совершить Михаилу Самотаеву — в конце концов, это его мир, и ему за него бороться. С первого ряда хорошо видно, как по-особому легко и уверенно Самотаев взбежал на трибуну. Так могут двигаться только сильные, раскрепощенные и уверенные в себе люди, и это обстоятельство внесет свою толику в восприятие сказанного. Даже эти шаги к победе отрабатывалось не менее тщательно, чем сама речь. Что касается содержательной части, то важно было не скатиться в ерничество по поводу излияния верноподданнических соплей, и, одновременно, показать неуместность восторгов. Заставить правительство пахать не удастся. Это из сказки. Задача в другом — немного отрезвить думских говорунов и продемонстрировать болевые точки. Для этого в выступлении должны прозвучать реверансы в адрес «заслуживших уважение». О промахах надо промолчать, но свое видение высказать четко и однозначно. Послы на этом этапе должны отметить деловитость и отсутствие фанатизма. С ними будет своя игра, но это позже. — Господа депутаты, — четко и размеренно начал Михаил, — как сказал один поэт: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Да, Россия страна мирная, и не мы начали эту войну. Несмотря на все усилия нашего дипломатического корпуса, нам объявлена война, и сейчас настал час обнажить оружие! В выступлениях ораторов, мы услышали долгожданный призыв к единению, которого всем нам давно не хватало. Отдельно хочу поблагодарить минфин за оперативность и от имени СПНР рекомендую увеличить эмиссию вдвое. На это заявление зал откликнулся одобрительными аплодисментами. Еще бы, единение сегодня сама востребованная тема. В жилу пошел и призыв увеличения финансирования. — Как говорит латинская поговорка: «Предупрежден — значит вооружен». В этом плане я искренне благодарен ораторам, рискнувшим обозначить наши болевые точки. Надо понимать — именно по ним нанесет удар противник. Эта тема слишком значительная, чтобы сегодня ее раскрывать, тем более предлагать меры противодействия, зато здесь и сейчас надо озвучить аспекты, не затронутые ни предыдущими ораторами, ни правительством, но, тем не менее, имеющими исключительную важность. Наверное, я не открою большого секрета, сообщив, что несколько лет подряд мне довелось руководить боевыми действиями, протекающими вдали от рубежей нашей родины. Михаил впервые обозначил то, о чем с восторгом (а порою с неприкрытой злобой) писалось в периодических изданиях всего мира, и отчего до сего момента он категорически открещивался. — Так сложилось, что я был волен выбирать любое современное оружие и самостоятельно корректировать тактику, что заставило меня усомниться в справедливости существующего сегодня взгляда на быстротечность предстоящих войн. По моей инициативе, центральным комитетом нашей партии была создана комиссия, оценивающая перспективы и характер предстоящей войны. Были привлечены офицеры с боевым опытом русско-японской компании, известные финансисты, представители деловых кругов, ученые историки и социологи. В своем анализе они учитывали финансовый, промышленный, демографический и исторический потенциалы воюющих сторон в условиях общемирового конфликта, когда в смертельной схватке схлестнуться, многомиллионные армии передовых стран, вооруженные самым совершенным оружием. Согласно выводам комиссии, первое, с чем столкнутся противоборствующие стороны, это ужасающее по эффективности воздействие артиллерии и пулеметного огня. Очень скоро каждому военному станет очевидно, что тактика наступающих колонн обернется непозволительно большими потерями, и если немедленно не закопаться в землю по уши, то такого любителя поглазеть на окружающий пейзаж, ждет гарантированное уничтожение. Так будет положено начало тактике позиционной войны с ее глубокоэшелонированной обороной, фортификационными сооружениями, и сплошными линиями окопов длиной во многие тысячи верст. Прорыв такой обороны будет делом исключительно затратным. Потери наступающей стороны могут десятикратно превосходить таковые у обороняющихся. Попутно хочу отметить, что применив элементы тактики окопной войны, мне удалось существенно снизить боевые потери в своих подразделениях, а для прорыва укреплений противника наиболее эффективным средством оказалась тяжелая артиллерия. При подготовке выступления, Звереву стоило больших усилий убедить Михаила не комплексуя, все взять на себя, обозначившись сильным и решительным командиром, каковым он в действительности являлся. О применении тяжелой артиллерии Михаил слукавил — в ее эффективности он убедился на полигоне под Питером, где вместо арт. огня калибром шесть и более дюймов, рвались заранее размещенные заряды. Зато сейчас Самотаев почувствовал, как зал ловит каждое его слово. Не всем его выступление нравится, от некоторых слушателей исходила волна зависти вперемежку с яростью. От бывших вояк веяло спесью, но большинство слушало затаив дыхание и эта реакция воодушевляла. — Хочу отметить еще одну существенную особенность — стратегической целью позиционной войны станет не разгром армий противника в полевых кровопролитных сражениях, а демографическое и экономическое его истощение. Это то новое, в чем всем нам предстоит столкнуться в ближайшем будущем. Отсюда следует первый вывод — эта война продлится много дольше, нежели себе представляют сегодняшние гении из эпохи наполеоновских войн, а потери окажутся существенно выше. Самое главное, теперь трудности войны лягут не только на армию, но и на тыл, и чем скорее мы это поймем, тем с меньшими потерями одолеем врага. Поднявшийся в зале ропот был ожидаем, и Михаил, подняв руки, принялся успокаивать зал: — Уважаемые коллеги, я не призываю вас верить мне на слово, но не так часто России объявляют войну две мощнейшие империи мира, чтобы с легкостью отмахиваться от критики. Выждав положенные секунды, Михаил продолжил: — На мой взгляд, к такому положению дел уже сейчас надо готовить и армию, и тыл, переводя экономику на военные рельсы. Попросту говоря, нам нужна тотальная милитаризация страны!