Средина июля - средина августа 1914 г. В предвечерней балтийской мгле вторую подводную лодку в ее маскировочной окраске почти не видно, хотя до нее едва ли два кабельтова. Тем более не слышна работа двигателя. Да и как его услышишь, если подводный выхлоп собственного корабля едва угадывается. Бросив с высоты мостика взгляд на вьющийся из-под воды солярный дымок, Александр Гарасев с наслаждением втянул в себя сырой воздух. Командовать строящейся «Львицей», он был поставлен полгода тому назад. В его стремлении взять с собой лучших сослуживцев, командование не препятствовало, и вообще, слаженности экипажей последнее время стали уделять повышенное внимание. Говорят, что к этому приложил руку Дмитрий Зверев. Новый корабль немного отличался от переданных флоту первых четырех лодок серии «Барс». На всех палуба лодки лежит скрадывающая шаги резина. Двигатели установлены на резинометаллических амортизаторах. Стены машинного отделения покрыты вспененной резиной, что в сумме с подводным выхлопом, заметно снизило шумность подлодки. Из разговоров с заводчанами Гарсоев вынес, что об этом пока мало кто задумывается, и распространяться о достижениях российских инженеров категорически не рекомендуется. Еще одно новшество — поверх вспененной резины стены машинного отделения покрыты тканью выкрашенной белой эмалью. Там теперь светло, как днем, а при загрязнении ткань заменяется за полчаса. Над рубкой кроме зенитного и командирского перископов, появилась труба забора воздуха для работы моторов на перископной глубине. Эту систему назвали РДП — работа двигателя подводная. На лодке установлена вторая радиостанция, работающая на частотах недоступных даже германцам. По крайней мере, так утверждают заводские инженеры. Со второй лодкой по этой УКВ-станции можно общаться на расстоянии до десяти-пятнадцати миль, а с самолетом до полусотни и даже больше. А вот подводное переговорное устройство позволяло общаться на расстояниях не более пяти миль. Теперь субмарины вооружены новейшими гидролокаторами. Благодаря этим приборам она «видит» не только дно, но и прощупывает все, что происходит впереди. Для этого у нее три целых излучателя. Претерпело изменение и минное вооружение — теперь лодка может ставить мины через торпедный аппарат. В ассортименте этих изделий, появились донные мины с магнитным взрывателем. Последние настолько секретные, что о них знают только торпедисты и командование лодок. Для всех остальных это обычные якорные мины. Аналогично дело обстоит и с многолучевым гидролокатором — для всех непосвященных это все тот же эхолот. Рабочее место радиста-акустика отделено легкой перегородкой, чтобы случайный взгляд не увидел зеленоватого экрана с засветками от цели. Заводские испытания в составе двух лодок, были запланированы еще три месяца тому назад. По их результатам военное министерство предполагало провести свои собственные, а поэтому команда пока смешанная. От завода испытаниями руководит двадцативосьмилетний Василий Птичкин, от флота старший лейтенант Александр Гарсоев. Если говорить всерьез, флотское руководство чисто номинальное. Лодки пока являются собственностью завода, поэтому военные моряки в основном должны обеспечивать безопасность мореплавания. Собственно, именно по этой причине вместо заболевшего в последний момент капитана второго ранга Константина Евгеньевича Введенского, обязанности представителя флота доверили старшему лейтенанту Гарсоеву, а субмариной «Пантера», вместо Введенского, стал командовать молодой лейтенант Антоний Николаевич фон Эссен. Зато старпомом у него опытный штурман торгового флота, имеющий солидный опыт вождения подводных лодок, производства завода «Корабел». Согласно утвержденной флотом программе испытаний, субмарины, взаимодействуя посредством подводной и УКВ-связи, должны были скрытно пройти от Ревеля до Копенгагена и закончить у Кронштадта, где планировалось имитировать постановку донных мин у северо-западной оконечности Котлина. От Ревеля лодки шли, оставляя слева по курсу берег, ныряя на перископную глубину при появлении каждой лоханки. Таковы требования программы. Почти неделя ушла на имитацию постановки мин у входа в гавани Пилау и Данцига. В порты лодки не заходили, но фарватеры изучили неплохо, и на якобы выставленных ими минах вполне могли подорваться корабли Кайзерлихмарине, и не только корабли, но и гражданские суда. Если бы не Птичкин, Гарсоев вряд ли стал так скрупулезно выполнять программу, тем более «атаковать» пассажирские пароходы, но двадцативосьмилетний руководитель похода был неумолим: — Сказано, «топить» все водоизмещением более ста тонн, значит, будем «топить» к чертовой матери. Главное, чтобы топилка не затупилась. Неограниченная война, господа, это не только статейки в военных журналах, — ворчал странный заводчанин, от которого за версту несло наемником. Что такое неограниченная война подводники знали, но одно дело читать статейки и совсем другое чтить требования Гаагской конвенции 1907-го года в части ведения военных действий на море. Сам же Птичкин оказался потомственным архангельским помором, в шестнадцать лет, пересекший с родителем Белое море на рыбацком баркасе. О своем опыте наемника он не распространялся, но слухи среди экипажа циркулировали. Справедливости ради, стоило заметить, что свои людоедские высказывания гражданский руководитель похода ни кому не навязывал, но требования программы выполнял неукоснительно. В результате у Гарсоева нет-нет, да и закрадывалась мысль, что в этом походе не столько испытывались технические новинки, сколько осваивалось их боевое применение в самой жесткой форме! К Рюгену подошли утром двадцать пятого июля. От северной оконечности острова до Копенгагена восемь-десять часов хода. Можно сказать, «рукой подать», но все карты спутали учения германского флота. Два десятка тральщиков в сопровождении трех эсминцев трое суток с чисто тевтонской дотошностью днем и ночью вылавливали несуществующие мины, вынуждая российские лодки играть с немцами в прятки под водой. Благо, что система РДП позволяла не расходовать поглотитель углекислоты и ресурс аккумуляторной батареи. В такой ситуации антенну дальней связи решили не разворачивать. Огни Копенгагена открылись около двух ночи двадцать девятого июля. Последние полтора мили их скрывал остров Сальтхольм. Еще пятнадцать-двадцать минут и можно ложиться на обратный путь. — Ваше благородие, впереди, слева двадцать, шумы, — в размышления Гарсоева вмешался резкий голос акустика. — Купец? — Никак нет, ваше благородие. По звуку вчерашний миноносец. Германский, — зачем-то добавил в конце акустик. Казалось бы, что особенного в том, что по датскому проливу навстречу российской подлодке идет эскадренный миноносец G-192 Кайзерлихмарине? Да ничего особенного, если не принимать во внимание объявленную еще восемнадцатого числа полную мобилизацию и внезапно участившиеся встречи с кораблями ВМФ Германии. Этот миноносец вчера долго крутился у входа в Зунд, после чего прошел в сторону Скагеррака, а сегодня, словно прислушиваясь, неторопливо двигался им навстречу. — Внимание, впереди военный корабль! — говорить, что это противник Александр воздержался. — Погружение в позиционное положение. Машинному отделению перейти на аккумуляторы, ход самый малый, рулевому курс тридцать. Короткие рубленные фразы приказа и вот уже шипит выходящий из цистерн главного балласта воздух, а погрузившаяся по палубу лодка, отворачивает вправо. Команда задраивает переборки и занимает места по боевому расписанию. Штурман готовит данные для стрельбы, а радист-акустик, дублируя команду на Пантеру, внимательно следит за показаниями эхолота. При этом никакого самовольного облучения немца гидролокатором! Только по приказу командира. Никто не задает ненужных вопросов. Вот что значит слаженная команда и полмесяца непрерывных тренировок. Когда лодки отошли на полмили, эхолот под килем показал пять метров. Лучшего места для атаки не найти. Гарсоев принялся рассматривать миноносец в стационарный командирский бинокль. Рядом осматривал горизонт в ночной бинокль Птичкин. Немец шел с ходовыми огнями, до него еще около трех миль, и ночью увидеть лодки в позиционном положении он не мог при всем желании. В этом Александр убеждался неоднократно. По германской классификации, корабль относился к большим эскадренным миноносцам. Семьсот пятьдесят тонн водоизмещения. Две турбины обеспечивали ход в тридцать два узла. Из вооружения четыре торпедных аппарата и две восьмидесяти восьми миллиметровые скорострельные пушки. Сейчас орудия зачехлены по-походному, а ходовые огни включены. Из этого следовало, что опасаться нечего, но ощущение тревоги не оставляло. К тому же третий день не было связи с базой в Ревеле, а выходить на флотской частоте запрещалось изначально. — Эх, садануть бы ему сейчас в борт, — не отрываясь от бинокля, мечтательно произнес Василий, — после фильмы о подводниках хочу посмотреть, как германца переломит пополам. — Увы, здесь датские территориальные воды. — Хм, территориальные, — пренебрежительно хмыкнул Василий, — думаешь, начнись война, германцы постесняются утопить тебя в этом проливе? Кстати, — сменил тему Птичкин, — давно хотел спросить: можно ли стрелять лежа на грунте? Вопрос оказался не простым. Если лодка лежит на твердом грунте, то стрелять вроде бы можно, А если зарылась в ил? Александр представил себе, как открываются наружные люки нижних торпедных аппаратов. Как в трубы втекает верхний, легкий ил. Вряд ли эта субстанция будет преградой для выталкиваемых из аппарата торпед, но пробовать отчего-то категорически не хотелось. — Нет, Василий Иванович, опасное это занятие, — сделал заключение подводник. — В принципе, можно дать залп верхней парой носовых аппаратов, и то, если лодка лежит на ровной киле или с дифферентом на корму. Вот этим мы сейчас и займемся. — Сложно у вас. То ли дело на земле: увидел противника — тут же стреляй, а задумался, то не жилец. — Приходилось? — провокационный вопрос сорвался с губ непреднамеренно. О том, что Василий как-то связан с «Вагнером», Гарсоев не сомневался. Об этом говорило множество малозначительных на первый взгляд моментов, да и разговоров хватало, но лезть в душу считалось плохим тоном. К тому же, момента подходящего не было. Если честно, то и сейчас время для подобных разговоров не самое удачное, но вопрос все же вырвался. — Вернемся, расскажу, — улыбнулся руководитель похода, — ты мне лучше скажи…, - вопрос был прерван возгласом акустика: — Ваше благородие, пеленг триста двенадцать, миноносец замедляет ход. Остановка на фарватере — явление неординарное, тем более остановка военного корабля в сложившейся обстановке. Что это? Попытка обнаружить лодки, или случайность? О возможности появления в германском флоте шумопеленгаторов, несколько раз предупреждал Зверев. Месяц назад эти сведения подтвердились по линии командования. Был ли слухач на германском миноносце, или его там не было, но и милитаристские взгляды Птичкина, и всеобщая мобилизация, все требовало соблюдения мер предосторожности: — Всем покинуть мостик, срочное погружение. Дождавшись, пока опустеет мостик, Александр захлопнул за собой рубочный люк и повернул кремальеры. После оплошности кондуктора на лодке Минога, едва не стоившей жизни всему экипажу, эту процедуру он старался выполнять сам. Момента касания дна почти не ощущалось, но на грунт лодка легла на ровном киле. Сейчас на поверхности только перископы. Далее команды последовали одна за другой: — Учебная тревога! Торпедная атака! Аппараты один и два товсь! Штурману, провести расчет атаки на цель, акустику докладывать изменения. Всем обращаться по-боевому. Эта форма общения на подлодках эпидемией прокатилась после первого фильма о подводниках. После второго фильма, никакие кары начальства не смогли изменить ситуацию. Теперь никаких «вашбродей», все обращения точные и короткие. В центральном посту сигнальщик наблюдает за обстановкой в зенитный перископ, штурман вводит полученные от акустика данные в расчетчик. В боевой рубке Гарсоев приник к командирскому перископу. Немец уже хорошо виден, но стрелять рано. В нижней части поля зрения перископа световое пятно. Сейчас оно зеленое, это значит, что до пуска торпеды не менее пяти минут. Смена зеленого на желтый, произойдет за минуту до расчетного времени пуска. С появлением красного надо, или давать торпедистам команду «Пли!», или самому дистанционно пускать торпеды. Сейчас Александр решил потренировать торпедистов. — Командир, цель курса не меняет, последние пять минут ход три узла. Атака через шесть минут, — как всегда лаконично сообщил штурман. Уф-ф, значит тревога о прослушке шумов лодок оказалась ложной, и вновь пошла нормальная учебно-боевая работа: ввод очередных данных в вычислитель, расчет курса торпеды. Коррекция, по мере приближения миноносца к идеальному углу встречи торпеды с целью. В этот коктейль автоматически добавляется положение визира командирского перископа. Стоит ему сдвинуться, например, к форштевню, как тут же едва слышно довернутся «умные» сельсины в расчетчике и в торпеды поступят немного другие задания. Точно так же на мостике влияет командирский бинокль, но он сейчас снят и покоится в зажимах на стене боевой рубки. При стрельбе залпом, расчетчик вводит в каждую торпеду свой собственный угол атаки, чтобы обеспечить идеальный веер. — Командир, минутная готовность, — очередной доклад штурмана совпал с появление желтого предупреждения в перископе. Не отрываясь от окуляров, Гарсоев мысленно начал отсчитывать секунды. На счете пятьдесят девять, прошла команда на пуск торпед, которую он тут же продублировал возгласом «Пли!». Сегодня учебная атака проводилась двухторпедным залпом. Подождав, пока миноносец не отойдет на пару миль, подлодки пристроились к нему в кильватер. В такой позиции обнаружить их немецкому слухачу, если такой имелся, практически невозможно. По выходу из Зунда их пути разошлись. Миноносец направился по своим миноносным делам, а отряд подлодок свернул вправо. По большому счету, бухта Факсе-Бугт была мелковата, зато ее посещали только рыбацкие баркасы. Сделав пару зигзагов, нашли подходящее углубление, что и определило выбор временного пристанища подводных хищниц. А вот полученная радиограмма ошарашила. Совещание командного состава Птичкин устроил на борту Львицы, благо, что погода позволяла лодкам встать борт о борт, а ночная темнота надежно прятала корабли от глаз случайных свидетелей. Когда все посторонние были удалены, а люк за ними наглухо задраен, Василий официально огласил содержание шифротелеграммы: «Совершенно секретно. Только для руководства экспедиции. Сообщаем вам, что двадцать пятого июля сего года, по флоту было объявлено состояние повышенной готовности. Официальное объявление войны ожидается в самое ближайшее время. В связи с этим, предлагаем вам скрытно передислоцироваться в пролив Кадетринне, где ждать дальнейших указаний, одновременно, самостоятельно разработать план мероприятий на случай начала ведения военных действий. Во избежание пеленгации, выход в эфир разрешен только в крайнем случае. Обмен текущими сообщениями, производить с использованием кодовых таблиц. Сообщение о начале военных действий ждите в начале каждого часа на известных вам частотах. Личному составу неукоснительно выполнять все распоряжения руководителя экспедиции». Ситуация складывалась, мягко говоря, уникальная. Держава на пороге большой европейской войны. Две до зубов вооруженные подлодки, принадлежащие по сути дела частным лицам, укомплектованы едва ли не самыми подготовленными подводниками Балтийского флота. Волею случая лодки оказались вблизи крупнейшей военно-морской базы противника и не воспользоваться возможностью завоевать славу, было, как минимум, глупо. Да какой там глупо, молодых командиров подводных лодок просто распирало от осознания выпавшей на их долю удачи. В той или иной мере, каждый из них в глубине души надеялся, что командованию Балтфлота в этот момент не до них. Все так, но коль скоро соединение лодок не входит в состав флота, к тому же, часть команды и руководитель, люди гражданские, то военные действия попахивают откровенным пиратством. Чего греха таить, смущала моряков и некоторая двойственность приказа. С одной стороны, неукоснительно подчиняться гражданскому, с другой самим продумать план ведения действий на случай войны. Главное, им не только не приказали немедленно возвращаться, им было прямо приказано затаиться вблизи одного из самых оживленных путей следования кораблей противника. Психика человека субстанция загадочная, но это не значит, что на нее нельзя повлиять. В данном случае таким агентом влияния оказался гражданский руководителя похода, исподволь подталкивавший моряков, к решительным действиям. Особую роль в том сыграла принадлежность Птичкина к легендарной военной организации «Вагнер». Ни один российский офицер, не мог себе представить, чтобы «Вагнер» не был глубоко законспирированным военным подразделением Империи. Тем более, что мысль эта циркулировала с завидным постоянством. Василия Птичкина, на роль представителя «Корабела», готовили загодя. Казалось бы, почему не пригласить отставного военного моряка? Не все так просто. Переселенцы опасались, как бы у командиров лодок не взыграли наивные представления о правилах ведения войны, или, что еще хуже, откровенная трусость, которую они попытаются прикрыть отсутствием приказа командования. К тому же, надо было быть уверенными, что куратор от завода не станет задавать лишних вопросов, зато твердо выполнит предписанную задачу даже путем применения силы. При таком взгляде на проблему, на роль гражданского руководителя похода больше всего подходил потомственный помор и давно проверенный командир роты «Вагнера», с позывным «Птиц». Азы военно-морского дела Василию преподал капитан второго ранга в отставке, Сальников Михаил Людвигович. Когда в Европе запахло порохом, Птичкиным занялся Зверев, а после убийства эрцгерцога Фердинанда, Дмитрий прямым текстом заявил, мол, ждать пока военные раскочегарятся, ему некогда. Поэтому, оказавшись в западной части Балтийского моря, Василию надо будет выставить половину мин в проливе Кадетринне, а остальные у Данцига и Пилау. Утопление всех без разбора военных и гражданских судов под флагом Германии только приветствуется, а шведские рудовозы лучше всего смотрятся на балтийском дне. О начале войны Василий узнает по радио, а ожидать этого события надо, примерно, в конце июля — начале августа. На случай отказа военных моряков от решительных действий, Птиц может рассчитывать на радистов и нескольких человек из команд обеих лодок. — Итак, господа, — прервал затянувшееся молчание руководитель похода, — ситуация сложная. Судя по темпу тревожных событий, со дня на день надо ждать войны. Поэтому, вопрос к вам, Антоний Николаевич, каким вы видите порядок боевых действий нашего соединения подводных лодок в случае начала войны с Германией? — Выставить мины и быть готовыми к нанесению торпедных ударов по проходящим кораблям противника, — не задумываясь оттарабанил молодой офицер, и тут же растерянно добавил, — но, господа, мы же не входим в состав флота, это же… пиратство. — Господин Гарсоев, что вы можете добавить к предложению Антония Николаевича? — Птичкин нахально проигнорировал окончания фразы командира Пантеры. Всколыхнувшийся в душе Гарсоева протест, дескать, при таком подходе Минина с Пожарским и Дениса Давыдова надо было судить за бандитизм, едва не сорвался с языка командира Львицы, но мелькнувшая в глазах Птичкина смешинка, произвела на него странное действие. Вместо отповеди незадачливому лейтенанту, Гарсоев ответил в стиле сентенций, что не раз звучали от Василия: — Мне представляется, — нарочито академично, начал Гарсоев, — Антоний Николаевич, оставил без внимания порты Данцига и Пилау, которые желательно перемножить на ноль. В полном объеме эту задачу нам решить вряд ли удастся, поэтому половину мин я предлагаю выставить в фарватера Киля, оставшиеся у Данцига и Пилау. Фигура речи «Перемножить на ноль», была знакома любому подводнику Российского флота после выхода фильма «Тайна двух океанов», и в данном разговоре оказалась вполне уместной.