– Посвящение? – задумчиво произнес брат Зиган. – В священных книгах написано: посвящение означает приобретение сознания. Сознание можно сравнить с огнем. Хотя зачем сравнивать, оно и есть огонь! Имеется речение: «Бог есть огонь поядающий». Чем выше сознание, тем жарче огонь. Расширяя сознание и утончая духовность, человек начинает автоматически проводить через свое тело этот огонь. Поэтому он должен повысить сопротивляемость к нему как всего тела, так и нервов, этих проводников огненной силы. Отсюда такие жесткие правила для неофитов… Солнечный диск полностью погрузился в морскую пучину. На берег наползли сумерки, они быстро сгущались, и в надвигавшейся тьме отчетливей становились слышны звуки прибоя. Над морем еще долго таяла заря, а когда погасла, оставив далеко на горизонте узкую бледно-зеленую полоску, из-за мыса показались огни. Бахрей привстал – он узнал сигнальные огни «Тиамат»: два желтых по бортам, красный на топе и на корме. Потом на фоне светлой полосы показался и ее силуэт. В первый момент торговец не узнал дхау: удлиненный бушприт, более высокий грот с прямым парусом вверху. Но потом Бахрей вспомнил, что дал разрешение на конструктивные улучшения, и побежал со всеми к причалу. «Тиамат», сворачивая паруса и заливаясь боцманской дудкой, делала разворот. Глава 20. Лабиринт Дождь лил с мерным шумом. Под этот звук хорошо думалось. Томас снова переживал утренние события. Особенно сильное впечатление оставила смерть Муша: пасть крокодила, забурлившая вода и кровь, еще ужасный взгляд Томо… Он независимо от своего желания по какому-то внутреннему толчку вновь возвращался к минувшим событиям. Впрочем, Томас и не сопротивлялся. Но вот странность: чем чаще он возвращался к воспоминаниям, тем они становились слабей, и многие детали переставали быть существенными. В конце концов это занятие наскучило Томасу, у него возникло желание еще раз осмотреть помещение. Легкий сквозняк поддувал в бок и наводил на мысль: он что-то пропустил при беглом осмотре. Выбрав палку посуше, Томас зажег ее и начал обход: битый камень да сухая трава, птичьи перья – все это валялось по разным углам. Возвращаясь обратно, Томас обнаружил в стене черный проем. Оранжевый отблеск импровизированного факела падал на него и исчезал там бесследно, озаряя дрожащим светом кусок стены. Томас сунул туда горящую ветку. Огонь в набегающем потоке воздуха ярко вспыхнул и осветил галерею. Ее сводчатый потолок поддерживался двумя рядами колонн, расписанных золотом. «Странное помещение», – подумал Томас. Он шагнул в проем. Прохладный ветерок дунул в лицо. От этого порыва погасла горящая палка, но ожидаемой темноты не наступило. В галерее стоял зеленоватый полумрак. Рассеянный свет шел отовсюду, не было единого источника. Казалось, сам воздух был наполнен им. На стенах едва различимо поблескивало золото узора, добавляя помещению таинственности. Колонны же, напротив, угрюмо хмурились. Это происходило потому, что их поверхность впитывала призрачный свет, наполняющий коридор. Впереди дрожали какие-то тени, которые казались живыми. Томас направился в их сторону, но они отодвинулись, как отодвигается горизонт, когда стараешься к нему приблизиться, ушли в глубину галереи. Неожиданно Томасу пришла мысль о возвращении. Он оглянулся и не увидел проема. Сзади стоял призрачный полумрак с колышущимися тенями. Томас решил вернуться, но к своему удивлению не обнаружил ни стены, ни прохода в ней. Даже сухой палки, которую он использовал в качестве факела и выбросил за ненадобностью, нигде не было видно. Он точно помнил, что бросил ее под ноги, но она так и не попалась на глаза. Неожиданно далеко-далеко тонко звякнул серебряный колокольчик. Зеленоватый сумрак впереди заискрился, и в вихре изморози возникла женская фигура. Сначала Томас подумал, что это Томо, но это была другая женщина, внешне немного напоминавшая ее: смоляные волосы, тонкий стан. Длинное облегающее платье, высокая прическа. На шее белела ниточка бус, в ушах поблескивали изумрудами серьги. Женщина была смутно знакомой, но Томас не мог припомнить, где ее видел. На удивление фигура женщины ярко и четко выделялась на фоне тумана, освещенная невидимым источником золотистого света. Лицо незнакомки и ее платье искрились в нем. Женщина мило улыбнулась Томасу и плавным движением руки поманила его. Юноша недолго колебался, шагнул в ее сторону. Призрачный туман начал расступаться, Томас увидел золотую ажурную дверь, узор которой повторял узор стен. Женщина подошла к двери. Снова раздался далекий звон колокольчика. Незнакомка оглянулась, ее лучистый взгляд звал за собой. За дверью оказался зал с квадратными колоннами, упирающимися в ступенчатый потолок, расписанный геометрическим орнаментом. Мозаичные панно на стенах изображали всевозможные сцены пиршества. Дородные тела пожирали яства, рекой лились вино. Между колонн стояли богато сервированные столы. Из арок выходили люди. Тут были женщины и мужчины в роскошных, но безвкусных одеяниях. Вскоре стало не протолкнуться, но никто не садился за стол: все чего-то ждали. Раздался легкий удар гонга, и толпа хлынула к столам. Томас брезгливо поморщился: стадо свиней в человеческом обличии бросилось к кормушкам, отталкивая друг друга, норовя занять лучшее, по их мнению, место и ухватить кусок побольше да пожирнее. Томас испытывал легкое чувство голода, но вид лоснящихся губ и чавкающих ртов вызвал у него приступ тошноты. Ему хотелось немедленно убраться отсюда. Юноша огляделся, у одной из арок заметил знакомое платье, бросился туда. – Молодой человек! – раздался сзади чей-то возглас. – Молодой человек, вы куда?! Присоединяйтесь к нам! – Вина! Вина ему налейте! – вторил первому голосу спившийся бас. – И пива тоже! Томас выскочил из зала и замер, недоуменно оглядываясь. Он стоял в комнате, освещенной красноватым светом. Напротив него находилась дверь в другую комнату, за которой угадывалась еще целая кавалькада комнат. Освещалась только центральная часть, остальное было погружено в розовые сумерки. Там мелькали тени, доносились сладострастные вздохи. Изредка появлялись приятные люди с хорошими манерами. Они подходили к нему, предлагали изысканные блюда и напитки в золотых сосудах. Томас улыбался, благодарил. Удовольствие от еды никогда не было для него искушением. Он с детства привык к голоду и жажде. Эти чувства давно перестали мучить его, тем более что увиденное в соседнем зале еще живо стояло перед взором. Минуя кавалькаду комнат, Томас не мог понять, где он и что происходит вокруг. Это его смущало. Все находилось в каком-то неясном хаотичном движении. Странный запах разгоряченных человеческих тел стоял в воздухе. Постепенно глаза его привыкли к полусвету, и он смог рассмотреть комнаты, через которые проходил. Они были одинаковые по убранству. В красных разводах потолок опирался на полукруглые пилястры с золочеными капителями. Легкие полупрозрачные ткани свешивались с него и закрывали стоящие вдоль стен диваны. На них сидели, лежали в свободных позах мужчины и женщины, зачастую вместе. В одной из комнат занавеска была откинута, на Томаса смотрели томные женские глаза. Красивая женщина полулежала на диване в розоватой дымке. Полупрозрачная одежда не столько скрывала, сколько выставляла напоказ ее тело. Когда Томас очутился рядом с женщиной, она неожиданно схватила его за руку и потянула к себе. Ее чувственные губы громко шептали: – Прекрасный юноша, знаете ли вы, что такое любовь? «Любовь? – мелькнуло в голове у Томаса. – Знаю ли я? Конечно, знаю!» – Это прекрасное, благородное таинство, – произнес юноша, глядя в тронутые поволокой женские глаза, – когда два человека любят друг друга с абсолютной преданностью, а не просто со страстным стремлением к обладанию… – Глупенький! – сострадательно улыбнулась женщина. Ее улыбка напомнила ему о Томо. – Все может быть! – он с силой выдернул руку из цепкой ладони женщины. – В сердцах окружающих вас людей я не вижу любви! Они, как и вы, во власти страсти. Очнитесь! Зеленые глаза женщины смотрели на Томаса укоризненно. – Страсть и есть счастье, – с придыханием произнесла она. – Иди ко мне, я дам тебе много любви… Томас уже не слушал ее, он быстро шагал к очередной двери, уклоняясь от тянувшихся к нему рук, в надежде, что за ней, наконец, окажется долгожданный выход. Запах тел и пота душил юношу, ему не хватало воздуха. Следующая комната встретила его извивающимися в танце парами. Мужчины и женщины тесно прижимались друг к другу, совершали какие-то странные движения. Томас с изумлением смотрел на них. Решив, что они или пьяные, или безумные, он внимательно осмотрелся и, заметив за плотной красной портьерой дверь в стене, устремился туда. Когда дверь с тихим звоном закрылась, Томас очутился в знакомом коридоре. Он оглянулся в надежде увидеть дверь, из которой только что вышел, но ее уже не было. Вместо нее белела стена, испещренная золотистым узором. Справа и слева уходила в бесконечность колоннада. – Куда теперь? – спросил вслух сам себя юноша. Он посмотрел в одну, другую сторону. Неожиданно Томас заметил мелькнувшую зеленую тень. – Туда! – решил он, шагнув в выбранном направлении, и провалился в клубившуюся мраком бездну. Томас падал в беспросветной темноте. Может быть, вовсе и не падал – парил. Разобрать где верх, а где низ не представлялось никакой возможности. Любое направление было равнозначным. Чувства молчали, бодрствовал лишь разум. Он выбрасывал перед внутренним взором юноши обрывки воспоминаний, которые закручивались в вихре со все нарастающей скоростью, пока не взорвались ослепительным светом. Томас увидел себя в роскошной спальне перед серебряным зеркалом. Служанка одевала его в праздничный наряд – сегодня ему исполнилось шестнадцать лет. Он готовился к торжеству, на котором мать, владычица тольтеков, и отец представят совершеннолетнего сына своим подданным. С этого дня он ответствен за свои поступки. Теперь он полноправный член царского рода. Томаса подвели к матери и отцу, сидящим на золотых тронах. Затем на него надели золотые украшения, символизирующие принадлежность к правящей касте. Он встал рядом с матерью. Мимо, кланяясь, медленно двигались ряды придворных. Томас смотрел на красивый профиль матери. Она чувствовала взгляд и улыбалась ему, хотя лицо ее по-прежнему было направлено на проходящих перед ней людей. Томаса это нисколько не обижало. Он знал огромную силу любви, изливающуюся из ее глаз. Она видела все, ничто не ускользало от ее внимания ни в сыне, ни в окружающих ее людях. Она принимала их такими, какие они есть, – с их недостатками и тщеславием. Она понимала все, ибо она была сама любовь, вместившая свет Солнца и одаривающая им окружающих. В ушах матери были длинные серебряные подвески в виде цветочных чашечек с камнями нежно-небесного цвета, обвитых змеями. При виде змей внутри Томаса что-то оборвалось, он отпрянул – и тут же раздался звон разбившегося хрусталя, видение разлетелось на мелкие осколки. Он ощутил, как падает, ноги коснулись твердой поверхности. Юноша присел, чтобы сохранить равновесие, уперся рукой о пол. Одновременно вернулось зрение, и он увидел помещение, выложенное грубо отесанным камнем. Такая кладка обычно бывает в подземелье. На стенах, разбрызгивая искры, горели смоляные факелы. Их дрожащее пламя наполняло помещение дергающимися оранжевыми тенями, где-то капала вода. Томас услышал тонкое посвистывание, глянул в ту сторону и обомлел: в двух саженях от него расползались потревоженные змеи. Томас осторожно огляделся: подземелье было буквально наполнено змеями. Их противные длинные тела изгибались, переплетались друг с другом. Отовсюду шло шипение и свист. Однако змеи на него нападать не спешили, держались в отдалении, хотя отдельные экземпляры и проявляли агрессивность. Неожиданно наступила тишина. Змеи как по команде застыли. Томас краем глаза уловил движущуюся на полу тень и быстро обернулся. Громадная змея, раздувая капюшон, вставала у противоположной стены. У нее была отвратительная пасть, из которой ежесекундно высовывался длинный раздвоенный язык. За змеей виднелась дверь. Томас понял: ему нужно туда, но для этого придется поразить гада. Юноша отставил правую руку в сторону, но, несмотря на его старания, ладонь так и не окрасилась голубоватым пламенем. Магия тут не работала. Томас начал медленно отступать к стене, осматривая пол в надежде увидеть подходящий предмет, который помог бы ему отразить неминуемый бросок змеи. В том, что та готовилась напасть, Томас нисколько не сомневался. Вдруг под каблуком звякнул металл. Томас быстро глянул вниз: там блестело лезвие клинка. Томас, не теряя из видимости голову змеи, присел, нащупал рукоять, обхватил ее пальцами, медленно поднялся. От гада его разделяло расстояние не более трех саженей. Змея поднялась в полный рост, раздувая капюшон, и холодным немигающим взглядом смотрела на юношу. Головы их были на одном уровне. К своему удивлению, Томас не испытывал страха, хотя, как он помнил, с детства до смерти боялся змей, один их вид заставлял холодеть все внутри.